Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 10.
Рыболовство в Ангарске в частности; жизнь рабочих.
Итак, для неводьбы во время рунного хода в рр. Ангаре и Кичере собирается со всего Байкала более 70 неводов. Впрочем, не все ставятся в речку, а некоторые остаются в море, в прилегающих губах. В настоящем году в реке показано было 62 невода: из них 2 тунгусских, 4 евреев баргузинских, 7 бурятских, а почти все остальные – иркутян.
Все эти невода размещаются на следующих тонях: по р. Ангаре, — нижняя, тунгусская, русановская, кривушинская, островки, амбарчики; против среднего устья – одна тонь на протоке Ракинде; в р. Кичере – 2 тони рядом нижних и на 2 версты севернее еще 2 тони рядом Чуринских. Тоней существует гораздо больше, но только другие не занимаются, да и на означенных тонях невода не стоят постоянно, но часто перемещаются. Такие передвижения часто бывают и в море: то в одну губу пошлют невод, то в другую, то на тонь ближе к реке, то подальше от нее; судят потому, где больше предполагается рыбы. Таким образом, в начале сентября во время хода первых рун группируют невода в Ангаре; числа же с 12 направляют из больше в р. Кичеру, ибо рыба появляется сильнее там.
Против каждой тони приблизительно на 0,75 реки закинуты якоря, на веревки от которых привязаны плавающие на верху чурки, бакены, т.е. просто колоды. Это делается для того, чтобы препятствовать метанию невода через всю реку. Но, конечно, «умный» башлык оттащит эту чурку выше тони по течению реки и станет неводить, как ему лучше.
Без сомнения, чем тонь ближе к устью, тем она лучше. На нижних тонях собирается до 10 неводов разных хозяев; мечут они по очереди. Во время сильного хода рыбы работа кипит; каждую четверть часа идет новый невод; река как бы всегда загорожена; рыбе остается ход лишь внизу под неводом; но дальше ее стережет другая тонь…
И здесь «сильный» может обидеть «слабого». От богатый промышленников стоит больше неводов; башлыки – все удалые; они знают, что главный ход рыбы бывает в 2 часа дня, и поэтому стараются так подстроить, чтоб это время неводьбы было на их очереди, ради этого они спешно мечут невода в пустое время безрыбицы или наоборот медленно; конечно, надо учиться чтобы быть «хорошим» башлыком.
Еще в конце августа начинают посылать сторожевые невода по очереди следить, не идет ли рыба в реку. Прежде бывало уже кончают неводьбу в это время. С 1 сентября стоят уже по всем речным тоням. Хозяева в Догарах частенько выходят на высокий нос своих судов поглядеть в «блинок» (бинокль), что делается на тонях, и меланхолически ждут веселого крика рабочих «мечи». Вот 4 сентября раздался первый крик, пошло первое руно рыбы. Тунгусы поймали сразу 8 бочонков. Затем проходит дня три без промысла, а потом вдруг снова валит добыча. Так повторяется до 4-6 раз. Тунгусам еще удается в один день поймать 12 бочонков, но после приходят пустые невода. Хозяева все жалуются, что мало рыбы, что в прежние года привозили целыми баркасами и проч. Но вот числа 16-18 являются и баркасы. На этом неводьба оканчивается, в рыбе икра уже дошла вполне, так и течет из нее «возжей», ожидать больше рунного хода нельзя; начинают расшиваться, сушить невода, укладываться домой на судах.
Однако, пора уже поговорить о рабочих. Я буду касаться лишь рабочих ангарских. Мне под видом переписи пришлось побывать на многих тонях, почти во всех углах рыбоделов и опросить до 1,000 рабочих мужчин и женщин. Всех же рабочих в Ангарске ныне считается до 1,400 приезжих и до 100 тунгусов с семьями. Хотя я всех и не видал, но по виденному имею право заключить также и об остальных.
Сначала скажу о жилищах неводчиков. По морским тоням, по губам местность везде сравнительно сухая, песчаная, близко лес или колоды, выброшенные на берег. Тут ставятся балаганы или четырехугольные или круглые. Первые иногда бревенчатые, часто дощатые, по 2,5 сажени в квадрате; вторые – из жердей, составленных конусом, сажени 3 в диаметре, крыты сосновым корьем. И в тех, и в других настилки на земле нет, в средине разводится костер, для выхода дыма и вместо окна для света делается в крыше отверстие. Значительно преобладают балаганы второго типа, конические, корьевые. Нужды нет, что эти балаганы холодны, — они удобны для перевозки: в один день можно разобрать, переехать за несколько верст и там устроится. Речные балаганы еще хуже. Если в морских нет нар, то хоть земля суха, врем ягода стоит теплое. В реке же неводят в сентябре, когда река иногда подергивается льдом и кругом лежит снежная пелена. Речной корьевой балаган строится также в виде конуса, но поменьше, чтоб было теплее; снаружи он обкладывается еще толстым слоем дерна, более похожего на навоз или гниющий торф; на крыше над отверстием часто укрепляют бездонную бочку вместо трубы; у дверей делают целый коридорчик из жердей и досок. Кругом заваленный дерном. Почва тут везде болотистая: кажется на бугре был поставлен балаган, а через несколько дней тут оказывается яма. А бугор сбоку; рабочие кладут на землю солому камешевую, а потом уже ложатся, но часто к утру солома сырая; досками однако, ее хозяева не догадываются заменить; рабочим же не откуда достать и веток, ибо кругом пустыня.
Не возмутительно ли для рабочих такое жилье? На крестьянской карге мелкие рыбаки (собственники ведь) живут не лучше; у средних ангарских хозяев совсем мал будет дивиденд, если строить целые казармы!
Главную пищу рабочих составляют хлеб, который они получают почти через день, всегда свежий (у мелких хозяев и тут бывают недостатки) и кирпичный чай. Если ловится рыба, то варится еще уха; кроме того, каждый рабочий при добыче получает 1-2 омуля в день; эту рыбу он может или насадить на палку, проткнув ее через рот до хвоста, воткнуть палку в землю близ огня, зажарить и съесть; или же может вычистить и приготовить себе «анчан». Около каждого балагана видны кипы таких заготовленных в прок для продажи анчанов, ценящихся в Иркутске копейки по 2 в кабаке и по 5 на рынке.
Кроме 7 неводов бурятских, принадлежащих бурятам же, мы встречаем еще до 7 неводов, где «братские» артели нанялись к русским промышленникам. Обычно такая наемка производится следующим образом: буряту говорится, что он будет башлыком, лишь должен доставить, например, за 400 р. 20 рабочих туда-то на такую-то работу. Без хлопот для крупного хозяина и неубыточного! Бурят представит сирот-недоростков, стариков, не находящих себе работы в своей степи. В конце промысла можно даже претензию заявить, что бурят-башлык доставил не вполне хороших работников, а детей, дряхлый и пр. Бурят пуглив, легко признает себя виноватым и на следующий год представит по новому контракту тоже 20 рабочих и за меньшую плату. Значит и тут ответственности нет у главного хозяина, ибо хоть он не освобождает от работы малолетков и расслабленных стариков, но не он заставляет их работать и даже взыскивает за беспорядок! Таким образом, набирается бурят до 300 человек; все они ведомства Ольхонского, Бугульдейского и Капсальского. Прежде ходило на промысел много бурят собственников, но ныне они вытеснены русскими. Многие неводят и в 55 летнем возврате и выше; на каждом неводе по 2-3 мальчика, иногда 9-12 лет; обыкновенно у них тут отец, брат, но изредка бывают и сироты; 15-18 летние же часто одни без родных. Старики ходят иные по 30 лет сряду и более, с самого детства; вообще, кто занялся рыболовством, уже не находит или не ищет других занятий на лето; есть, однако, некоторые и в 1-й, во 2-й раз, но таких не более 50-60 человек из более взрослых (т.е. шестая часть).
Совершенно другой тип представляют прочие 500 виденных мной рабочих. Больше трети их – поселенцы Манзурской, Оекской, Тельминской, Урикской, Тутурской, Черемховской волостей, побывавшие на каторге, вышедшие из Владимирской, Саратовской, Московской, Вятской, Киевской, Ковенской, Кавказских, Польских и других губерний. Это – почти все холостые люди от 22 до 60-ти летнего возраста. Какие уроки они видели, чему друг друга могут научить? Остальная масса – не лишенные прав иркутские мещане, крестьяне Верхоленского и Иркутского округов, отпускные солдаты, но лучше ли эти люди толпы первых не имеющих прав? Среди этой массы мы находим и опустившихся дворян, двадцатилетних сыновей чиновников, отставного прапорщика, телеграфиста! Полная энциклопедия в их рассказах, анекдотах. Легка и работа, если в виду снова отдых в веселой артели!
Часто можно слышать задорные песни, арии из опер, чистые голоса: ведь тут есть запевалы из хора Славянского. А то сядут в круг и начнут играть в карты: азартный штос завлекателен… Конечно, кто-нибудь выиграет; на приобретенный капитал он купит водки угостит артель. Это прибавит веселья. А надо бы уже неводить, подошла очередь… Как же быть тому, кто хочет попраздновать? Очень просто: картежнику стоит лишь отдать 15 коп. или 10 анчанов, и за него пойдет тянуть невод другой рабочий из соседней тони, может быть только что вышедший из воды. Но удержится ли капитал, составляемый таким трудом у этого работника? Едва ли. Разойдется молодецкая кровь, захочется выпить, угостить… и пойдут тяжело добытые деньги… башлыку. Ни для кого не секрет, что башлыки торгуют водкой рубля по 2-3 за бутылку. Чистая ли эта водка, крепка ли, неведомо. Сильно наживаются башлыки от такой торговли, так что видели примеры, что из башлыков выходили хозяева. Но вот интересный вопрос, откуда у башлыков водка? Кажется, они не привозят ее, а везут спирт лишь хозяева! По этому поводу расскажу приказ одного промышленника своему башлыку: «если ты не расквасишь носа своему башлыку N (другого промышленника-конкурента), то… !» Между тем, сами эти промышленники, питающие, конечно, обоюдно одинаковые чувства, встречаются друзьями!
Большая часть башлыков и человек до 60 рабочих – женаты и имеют семьи в Ангарске. Жены их чистят рыбу, живут при рыбоделах, заготовляют себе анчанов, моют белье, шьют. Если на тонях иногда приходится дня по 3 не неводить по случаю сильного ветра, то еще реже бывают заняты работой чисчалки: тогда лишь, когда добудут рыбу. В виду этого на рунный ход промышленники нанимают всех местных тунгусок в чисчалки с платой по 10 рублей в месяц. Таких тунгусок набирается до 50, русских же чищалок до 200. В этом числе около 60 замужних, имеющих мужей на тонях, остальные же – вдовы, девы. Некоторые имеют при себе по 2-3 детей; другие ходят беременные; третьи всегда готовы к услугам приезжающих с тоней рабочих. Впрочем, слишком явного разгула, безобразий я не видал.
Равно как и бурята, русские работники и работницы очень часто стареются на рыбной ловле: как начинают сюда ходить с детства, так являются и до старости. То ли выбраться из своего положения не могут, то ли влечет их сюда нужда, а отчасти добровольная охота, — только они тут теряют и здоровье свое, и способность к труду. Конечно, заикаться о пенсиях таким престарелым работникам, прослужившим более 15-20 лет, — значит приставить нож к горлу рыбопромышленников. Впрочем, пришедшие 1 раз (таковых не более пятой части) клянут часто свою долю; не обходились, не примирились с жизнью, значит. Возраст русских работников и чисчалок колеблется от 16 до 65 лет; вообще в возрасте 22-35 лет крестьян не много, больше ссыльных. Женщины тех же сословий, как и работники.
Все эти рабочие делятся на отдельные артели для каждого невода. На морской тони стоит обыкновенно по 20 чел. (вместе с башлыком, поваром, 2-мф стариками, 2-3 подростка в том числе); но часто бывает по 19, 18 и даже иногда, в братских артелях, по 17 человек; 2 или 3 невода имеют 21 человека. На некоторых неводах, хотя и меньше народа, на вороте ходит лошадь. В реке на неводах стоит обыкновенно по 16 человек; часто по 15, 14, и даже по 13; зато у иных по 17-18 рабочих. Конечно, я говорю про существующий факт, а не определяю нормальное число рабочих, соответствующее тяжести труда.
Скажу еще про содержание рабочих. Они нанимаются на 5 месячный рыбный сезон с 1 июня по 20 сентября за 25-40 рублей. Количество платы зависит от качества работника, степени знакомства с ним хозяина. Чисчалки, однако, ценятся дороже, до 50 рублей за то же время. Только такая команда, какая составляет ныне контингент работников на рыбалке, и может служить за эти деньги. И как только получается это жалование! Еще с конца марта месяца, в апреле, по рассказам, рыбопромышленники выдают им в Иркутске задатки по 10-20 рублей, отбирают паспорта и отправляют в Лиственничное на свои суда. Конечно, часть денег выдается в виде одежды (1 р. 20 к. шаровары, 1р. 40 к. рубаха миткалевая и т.д.), обуви, табака, сахара, и пр. Такая жизнь идет у рабочего в неводьбе; или возьмет он у хозяина вещь, или деньги понемногу, но часто и то, и другое проиграет, пропьет и вернет… к башлыку. Таким образом, в конце сезона у редкого что-нибудь остается; почти половина рабочих приходит кланяться, просить задатка на будущий год. Приходиться работнику выслушать, что хозяин – не банкир, что рабочий сам виноват в своей страсти и проч. На такую тему. Однако, выстойки рабочий получает задаток на другой год… «Представьте себе, говорил мне один рыбопромышленник перед отправлением из Ангарска: ведь теперь до трех тысяч рублей денег на руках у рабочих; не хорош, кто не имеет трех рублей!..» Это – заработок в конце года!.. Но на что ж он идет? На лакомства, на водку… Есть обычай в пути по Байкалу во время жизни в трюме судна, что иногда длится по месяцу, жечь стеариновые свечи; каждый рабочий ставит перед собой свою отдельную; ибо «горит у меня, почему ж не будет у тебя?». Однако, довольно этих картин. Придет голытьба в Иркутск и примется снова добывать себе кров и пищу!..
Опубликовано в 1886 году.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 1.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 2.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 3.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 4.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 5.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 6.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 7.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 8.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 9.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 11.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 12.