Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 1.
Дорога по степной долине р. Баргузина.
8-го августа я выехал из г. Баргузина. Дорога пошла правым берегом реки Баргузина прижавшейся, повинуясь общему закону, к западжным горам. Справа от дороги часто попадаются озерки, кочковатые болота со всевозможными породами уток. Скоро проезжаем через несколько ручейков р. Нестерихи и деревню того же имени, разделившуюся на три группы. Бедно живет это селение: хлебопашество плохое, больше выручает огородничество (но много ли надо овощей городу и всему Баргузинскоу округу, русское население коего всего равно лишь 5000 человек?), отчасти поддерживают промысла («звериные»), извоз на прииска. Много разлогов остается в горах в левой руке: около двух таких сухих подушек приютились два последние русских поселья: «большая и малая сухие»; в них по 2-3 домика. Сенокос почти окончен; мимом тянутся хорошие луга, вдали по р. Ине, — степные места, удобные для земледелия. Эта степь, кажется, скоро будет отведена от бурят крестьянам, сильно нуждающимся в земле, и возрастающим в числе от наплыва поселенцев, отчего избавлены инородцы. Через 33 версты от города достигаем просторного здания степной думы.
Здесь протекает, раздробившись на выходе из ущелья на несколько рукавов, река Улюн. Роскошна летом эта просторная падь среди гигантских остроконечных гольцов, на вершине которых едва ли бывал человек. Верст 10 от города горы еще покрыты красным лесом; но ближе к думе они становятся безлесными, покрытыми гладким бледно-зеленоватым травяным ковром; лишь изредка среди груды камней, а не на мягкой почве, виднеются небольшие деревца. Поэтому неожиданным контрастом однообразным картинам представляется тенистая, заросшая чернолесьем, полная жизни, приманившая массы пташек Улюнская долина. Еще в щеках гор часть реки, вообще текущей с большим шумом от частых каскадов, отведена на северо-=восток, вдоль подошвы горы, для орошении полей расположенного тут миссионерского стана. Улус Улюн, а в нем дума, находится от стана в 1 версте; на пространстве между ними построено несколько домов большей частью крещенных бурят, более не кочующих.
Отправившись далее из степной думы, можно видеть вдали весьма часто бурятские юрты, но стоящие довольно изолированно, небольшими группами. Всех бурят в баргузинском округе считается до 12000. Зимой они живут главным образом по р. Баргузину и его притокам в домах с русскими печами; летом же перекочевывают на плоскогорье «Куйтун», где в определенном раз навсегда месте стоят у них летние юрты как бы для дачной жизни; здесь у них пасется скот, а на зимних местах в это время идет сенокос. Иногда такие переселения, перекочевки, совершаются всего на полуверстном расстоянии. Землепашеством бурята могли бы заняться успешно, ибо они имеют много мест для «поливных работ» т.е. удобной земли, требующей лишь искусственного орошения; но проводить канавы не начинают. Говорят, что лет 12 назад, когда был период влажных годов, у бурят родилось много хлеба по Куйтуну (сам 100); но ныне остается там полей едва ли до 100 десятин, в виду «засушливых», мало или не вовремя дождливых лет. Впрочем, последние 2 года, особенно нынешний, позволяют надеяться, что снова на Куйтуне и без поливки будет хлеб.
Проехав из думы верст 20 по правому берегу Баргузина, пересекаем его на карбазе по канату и поднимаемся метров на 20 на нижний Куйтун. Можно из думы проехать сюда и ближе, но придется 3 раза переезжать реку Баргузин на плотах по канатам. Дорога становится еще пыльнее, песок еще зыбче. Голая пустынная равнина разнообразится лишь часто стоящими юртами: жидкую сухую травку пощипывают табуны лошадей, стада коров и овец. Замечательно, что овцы почти исключительно белой шести, лишь голова, а иногда и зад, — черной масти. Скоро подъезжаем к станции «Элысун». Это – одна обыкновенная юрта, на дворе у которой стоят 2 тарантасика. Приходится несколько подождать, пока приведут со степи лошадей. Впрягают их несколько человек, причем держат, пока не усядутся ямщик и седок. Тогда пускают их и пугают, крича, махая руками, а иногда и палками. Сытые лошади сразу трогают и несут по рытвинам; часто пристяжки отрываются, ямщик с трудом останавливает экипаж, подбегают другие бурята и перепрягают снова лошадей. Экипажи довольно удобны сравнительно с крестьянскими; упряжь вся ременная, вожжи сплетены из конских волос, веревки редко где виднеются. Скоро проезжаем мимо ламайского дацана, недавно богато отстроенного; за ним сейчас же бродим 3 протока малой Аргоды, впадающей в озерко, а оттуда уже в Баргузин. Вообще часто встречаются места топкие, болота и многие речки, напр. Читкан, Суво и прочие – теряются здесь в этих озерах и калтусах. Перед самой станцией «Кашкалом» бродим еще 2 протока Большой Аргоды.
Продолжаем путь по наводящему тоску Куйтуну. Часто попадаются места, похожие должно быть на степь Гоби в миниатюре. Песчаная поверхность почвы кажется изборожденной то правильными широким грядами, как в огороде, то мелкой зыбью, как на поверхности волнующегося моря или озера, то, наконец, громадными «буерами»: трудно не знающему сильных ветров представить себе, чтобы воздух своим движением мог вырывать глубокие и длинные канавы, а на круто оборванных берегах, как бы подмытых водой, ставить целые валы наносного песка; говорят, что по Куйтуну ходят даже песчаные смерчи. Но все это станет понятным, если вспомнить, что Баргузинская долина представляет собой естественную узкую трубу, окаймленными почти верстовыми горами; в этом так сказать желобе, дуют ветры с Байкала (SW – юго-западный) и обратные им (NE); первые наметаю с моря (как здесь зовут Байкал, чего и я буду держаться) влажный воздух, который охлаждается, сгущается в верховьях Баргузинской долины и, несясь за тем обратно, теряет свои водяные пары в виде атмосферных осадков. Этим я объясняю себе парадокс, что приносит влагу в г.Баргузине будто бы северо-восточный ветер из «континентальной» тайги.
Что же касается до силы ветров на Байкале, то достаточно для этого указать следующее явление. Это озеро с января по май покрыто ледяной которой толщиной до 2 аршин. Между тем подует, например, NE (северо-восточный) сильный ветер, и под напором его лед отдавливается от северо-восточного берега к юго-западу; вследствие этого вдоль северо-восточного берега в нескольких саженях, а иногда в версте от суши, лед трескается во всю свою толщину и расходится (это лопанье льда происходит с шумом, будто из пушек стреляют); конечно, трещина раздается пошире против пади, ущелья, и поуже – против скалы, мыса; не остается также без влияния на направление трещины и устройства дна близ берега. Но переменись направление ветра на SW (юго-западное), — и такая же «становая» трещина образуется вдоль юго-западного берега, а на северо-восточном лед сдавливается, и на месте прежней щели вырастает целая груда громадных льдин, образующих своей массой целые валы до двух сажень вышины и такой же ширины; эти «костры» льда здесь зовутся «торосами». Конечно, у самого берега груды льда, составляющие как бы вал, идущий окопом кругом Байкала, — другого происхождения: еще с половины октября образуются ледяные побережины, на которые волна нахлестывает постоянно воду, почему тут вырастают горы люда.
И так, на песчаном нижнем Куйтуне нет ни кустика, не слышно пташек, только изредко можно увидеть громадного орла – беркута или ворона, кажется, ищущего, не выдуло ли где-нибудь недавно зарытого в песок тела: черепа часто приходится видеть по ямам… Но вот подъезжаем в реке Гарге, текущей среди кустов: за ней начинается второе плоскогорье Баргузинской долины – верхний Куйтун. Здесь уже часто будут попадаться леса сосновые, лиственничные, иногда черемуха, береза, низкорослый тополь и пр. Среди леса близ дороги можно увидеть из ветвей какую-то конуру, берлогу, будто для домашней собаки, над ней длинный шест с длинным флагом; обрывки цветных материй висят на ближних кустах; здесь место для бурят «священное», ибо тут сидел лама.
Речка Гарга зимой служит путем в приисковую тайгу: по ней доезжают до большого хребта «Иката», перевалив через который, вступают в витимскую систему. Летом ездят туда по другой дороге «под Улук», по сухим узким падям, ведущим меж высоких крутых скал «как бы на небо». По р. Гарге существуют благоустроенные горячие воды; такие же ключи («Уюйские») находятся близ станции Аллинской, несколько далее «под хребет». Все эти источники ждут описания, равно как и холодные ключи близ р. Ины, славящейся, во-первых, как глазные примочки, во-вторых, как питье, не отягчающее желудка в больших количествах.
Вдоль всего пути с западной стороны долины высятся горы, неприступные, высокие, каменистые: только около Курумкана в пади чернеет лес; вообще по самой реке Баргузину природа довольно благодарна, и миссионерский Курумканский стан расположен в благодатной местности: тут может убийственно лишь разобщение с миром, непонимание окружающими русской речи.
Со станции Аллинской дорога идет лугами с пышной травой. Вдали на западе видны какие-то белые полосы на горах, идущие сверху вниз, как бы горные потоки: это оказываются россыпи горного песка. Горы на востоке покрыты лесом, в нынешнем году сильно выгоревшим. Через р. Баргузин перевоз совершается на плоту, который тащат совсем голые буряты: вода еще не очень холодна, около 18 ° R; река мелка, не глубже 1 аршина; дно и берег мягкие, песчаные, ширина до 40 сажень. Скоро подъезжаю к одной из юрт, где и ночую.
Юрта оказывается обыкновенного бурятского типа; она представляет из себя правильный восьмиугольник, сложенный из бревен; диаметр большой, от угла до угла, равен 6 саженям; среди юрты стоят 4 столба, соединенные вверху перекладинами; от этих то перекладин к стенам настлана деревянная крыша, засыпанная сверху землей; пространство же между столбами по средине – без крыши. Вход в юрту с востока; внутри, над головами, вместо потолка, и вдоль некоторых стен по правой стороне – устроены полки для посуды; вообще левая половина – чистая, а правая – черная. На левой стороне вдоль первых двух от входа стен идут широкие лавки — нары; у третьей стены стоят комодик, а на нем три ступеньки, на коих стоят бурханы, а перед ними медные чашечки с хлебом, аракой и пр. У четвертой стены т.е. прямо против входа, — большая низкая кровать, в 0,25 аршина от пола, с высокими 2-х аршинными спинками, а возле нее – русские сундуки, околоченные переплетом листовым железом, пестро раскрашенные. В четном отделении стоит всевозможная грязная посуда, медный самовар, поднос, фарфоровые чайники, стеклянные стаканы, большие котлы, чаши железные, масса бочонков и пр. В ушатах находится в разных стадиях брожения молоко; из квашенного молока частью перегонкой добывают спиртный, неприятного вкуса, мутный напиток – «араку», частью получают сухой творог – «арцу». Посреди юрты между столбами пола нет, а плотно убитая глинистая почва; это место составляет очаг; здесь поставлены 3 камня, из которых каждый имеет вид конуса, распиленного пополам по вертикальной оси: меж этими камнями постоянно дымит огонь. Находящиеся в юрте никогда не садятся на лавки, а располагаются на полу близ очага, подкладывая под себя подушки, потники (войлок) или «хотуры» т.е. меховые ковры, сшитые, напр., из 200 бараньих лапок; при сидении бурята ноги или поджимают под себя, или спускают к очагу (до земли от пола 0,25 аршина). Не входя в подробности быта бурят, к коему я желал бы более поприглядеться, расскажу лишь про скрипку, какую мне пришлось увидеть. У жестяной коробки из под сардинок оторвана крышка, вместо нее натянут пузырь; к коробке приделана деревянная плоская палочка в пол аршина длины; над пузырем поставлена деревянная душка из прутика; над этой дужкой протянут волос во всю длину коробки и лучинки; смычком служит пучок волос, натянутый на полуобруч. Бурят способен слушать перелив 2-3 тонов целые часы. Гораздо выше этой первобытной музыки шумный оркестр ламайского богослужения. Кстати замечу, ламайская вера, сильная сложность своих внешних обрядов, нашла себе благодарную почву среди бурят; не говоря уже про земные поклоны бурханам при входе в юрту, не говоря уже про неоднократные возлияния вина, чая на очаг в честь бурханов, перед употреблением, — никто не забывает хоть 1 раз в день зажечь тонкую свечку из курительной смолисто-ароматной массы, повертеть хотя бы молитвенные игрушки вместо чтения самих молитв. Из таких игрушек запомнил две. Первая: молитва, написанная на длинной бумажной ленте, шириной в 1 вершок, свернута цилиндром, одета, как на ось, на конец палки, обшита ситцем; к одной стороне этого цилиндра пришита веревочка, длинной в 6 вершков, с небольшим грузом на конце; стоит взять палку за другой конец и вертеть ей в воздухе; вследствие центробежной силы начнет кружиться груз на веревочке, он потянет за собой молитвенный цилиндр и заставит его вращаться. В другом приборе молитвы точно также зашиты цилиндром в ситец и насажены на железную ось в роде гвоздя, только плотно, неподвижно; концы этой оси немного выступают наружу, нижний конец заострен; затем этот свиток вставлен в круглую деревянную коробку, на дне коей внутри находится железная тарелочка; на нее то и ставится нижний острый конец оси; стоит за верхний конец железного стержня пальцами дать вращательное движение молитвенному свертку, как это делают наши дети с волчками, — и бурхан слышит обращение бурята к нему.
Опубликовано в 1886 году.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 2.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 3.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 4.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 5.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 6.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 7.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 8.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 9.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 10.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 11.
Поездка в Нижнеангарск баргузинского округа на Байкале в 1885 году. Часть 12.