Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. VI-я. Часть 1.
От описания внешнего быта и занятий земледельца обращаясь к определению его характера и нравственных качеств, прежде всего мы должны отдать справедливость здравому смыслу и находчивости здешних поселян. Заговорите о чем угодно с нашим крестьянином, о его ли собственном житье-бытье или о предметах для него как будто посторонних и по-видимому недоступных, — он не станет в тупик, ответит, и ответит умно и дельно, так что вы во многом должны будете согласиться с ним. Не раз случалось мне много и долго говорить с крестьянами, и, признаюсь, я всегда говорил с ними с удовольствием. Один язык здешнего крестьянина, чистый разговорный язык – бисер, — чего стоит! (Язык здешних крестьян замечательно правилен. Неправильностей в нем очень немного, таковы: употребление дат. пад. мн.ч. вместо твор. Напр. здесь говорят: взять рукам; сокращение 3-го лица ед. ч. глаголов, кончающихся на ет, например, делать вм. делает, — и затем несколько не правильностей в ударениях). В речи своей крестьянин всегда логичен, нет в его разговоре ни туманности, ни трескучих фраз. А есть такие говоруны, с которыми не сговоришь, хотя бы убеждения их и далеко не сходны с вашими. С другой стороны и сами крестьяне с жадностью слушают всякие рассказы, какого бы не были содержания. И если что не с охотой слушают наши мужики, так это рассказы об усовершенствованиях в сельском хозяйстве. Тут они будут вам противоречить до последней крайности, как будто страшась, чтобы их сейчас не заставили исполнить все сказанное… Свое крестьянское дело всякий крестьянин понимает хорошо, и ошибается только в тех предметах, которые могут быть доступны только вследствие образования. И если многое так худо в крестьянском быту, если мы больше хороши на словах, чем на деле, — то виной всего этого надо полагать общий недостаток всех сибиряков – лень и «отеть» сибирскую, недостаток твердых нравственных начал, медленность на подъем и неумение у кого занять полезные сведения. Посудите сами о положении здешнего крестьянина. Во всем Иркутском округе существует одно только сельское училище, с 35-ю учащимися, да еще другое, в котором за неимением учеников помещается, сообразно местной нужде, — тюрьма (Училище находится в Оекском селении; а тюрьма помещается в Ленском училище); так что если судить о степени образования сельских жителей по цифре грамотных, то выйдет, что грамотные относятся к неграмотным не более как 1:1000. Каких же знаний и какой нравственности требовать в стране, где и простая грамотность есть большая редкость?
Впрочем было бы не справедливо судить о степени грамотности наших крестьян по числу учащихся водном существующем училище. Наши крестьяне не чуждаются образования, хотя, правда, большинство их не чувствует всей его благодетельности. В некоторых селах содержатся крестьянами нарочитые поселенцы, для обучения детей грамоте. Есть даже два-три села, где и священники не поставляют себе в тяжкий труд учить крестьянских мальчиков грамоте, хотя и затрудняются в их помещении и покупке книг (Нам известны два священника занимающиеся у себя, в доме, обучением грамоте крестьянских детей: о. Мимеон Миронов, в Харате (по Якутскому тракту) и о. А.П., в Бельске (в сторону от московского тракта). Мы уверены, что читатели разделят с нами признательнгость к сим добрым труженикам). Поместить 10-15 мальчиков, с их говором, громким чтением и грязными ногами у себя в доме, где и без того обыкновенная полдюжина собственных детей, — согласитесь, — это жертва. Да нужно купить для своих учеников и азбуки; потому что крестьянин отправляет своего сына к учителю без всего. Обыкновенно бывает так: мальчик приходит к священнику:
— Зачем ты?
— Тятька послал к тебе учиться.
— А книжка есть?
— Нету; он сказал, что ты дашь.
А ведь и азбуку-то у нас в Иркутске трудно найти, особенно по сходной цене.
Не решаясь определить с точностью число грамотных крестьян, не можем однако не сказать, что цифра безграмотных, хотя и не доходит до упомянутого отношения 1:1000, но не много его менее. Из наличных взрослых крестьян можно принять вообще до 4-х грамотных в селениях; в деревнях – ни одного. И сама грамотность наша ограничивается лишь умением прочитать апостол, в церкви (и только в церкви, но и то ныне ( и только в церкви, но и то ныне выводится), да подписать, с ошибками разумеется, что за таких-то такой-то руку приложил. Церемония эта продолжается полчаса, и стоит неимоверных трудов и не малого вознаграждения. О чтении книг, каких бы то ни было, я не слыхивал. А между тем самим крестьянам пора бы почувствовать необходимость грамотности, если не образования. Не говоря о всеобщей грубости нравов происходящей от всеобщей грубости нравов происходящей от совершенного невежества, — умножение обманов и обирательство за неумение подписать свое имя, или разобрать немногие строки паспорта какого-нибудь бродяги, — должны бы были представлять для крестьян достаточные побуждения обучать грамоте хотя бы детей своих.
Говоря о добрых качествах нашего крестьянина, нельзя умолчать о его прямоте и честности. Редкий из крестьян, разве принужденный необходимостью, решится солгать или обмануть умышленно. Слыхал я, что многие жалуются, будто мужику нельзя верить ни на грош. Это говорят те, которые в самом деле дадут крестьянину грош, когда ему до зарезу нужны деньги, да и требуют, чтобы он возвратил им рубль, да еще в добавок привезут муки мешок, или сена воз. А этаких господ очень довольно. Сколько я ни наблдал, самый последний из деревенских аферистов никогда не отопрется от взятых им на слово денег. Он только просит отсрочку, потому что не может выпутаться из затруднительных обстоятельств. А кого подчас крутые обстоятельства не заставляют прибегать к хитрости и не исполнять данного слова? Крестьян ли уж в этом обвинят? Им, при их невежестве, пока и Бог простит!
Самосознание, или чувство собственного достоинства, как следствие довольно независимого положения, в здешних крестьянах очень развито. Не извольте затрагивать здешнего мужика каким-нибудь обидным выражением; он вам никогда не спустит. Если вы идете по улице или едете не на почтовых и с колокольчиком, — не думайте и не ждите, чтобы мужик дал вам дорогу. Нет здесь и того раболепия, вследствие которого крестьянин за полверсты снимает шапку и низко кланяется, завидев какой-нибудь красный околышек. Правда, бороды и клочаи волос выдергиваются и сельских старост и голов, и мужик терпит и не жалуется, — но зато какая глубокая ненависть остается в душе его к тем сословиям, которые наносят обиды крестьянам, или не заслужено пользуются их добром!...
Да, наш мужичек не чужд самолюбия. Он не дичится и образования, если бы только оно пришло к нему само. Но за то плохо привилось к нему высокое и плодотворное для нравственности чувство религиозное. Женский пол, сколько я ни замечал, от души набожен, набожен до суверия; но и мужчинах нельзя сказать того же. Идешь иной раз утром по деревне; звонят к обедне, а у кабачка уж довольно «завсегдателей», между тем как в церкви только бабы да ребята; а летом и то бывает, что весь молящийся люд в церковной ограде воркует про себя. Случалось слышать, чтов церкви невзначай что ли, или ужу по привычке произносились слова, непривычные и нигде, не только в храме. Кстати об этой привычке. Что это значило, что русский человек, достигнув даже известной степени образования, не оставляет особенной любви и пристрастия к «крепким» выражениям? Сановитые особы, да еще какого сана! не могут обойтись, особенно в сердцах, без этакого словца. А в простом народе страсть к подобным вещам просто не вообразима. С четырех лет нарочно учат отборным выражениям этого особенного языка. Целые разговоры ведется на нем, без помощи общеупотребительных слов. Пройти нельзя по улице, чтобы не услышать одного из «таинственных» выражений (Давно пора бы в селах, а особенно в городах, среди улиц запретить употреблять скверные слова. Впрочем плешью и кнутом тут не поможешь. При всеобщей грубости строгие меры поведут только к злоупотреблениям: нужно образование). Слово есть выражение мыслей и речь есть проявление внутренней жизни человека. У кого нет других слов на языке кроме скверных, какова должна быть его душа? Какова должна быть нравственная настроенность народа, у которого на языке постоянно вертятся грубые выражения, который и бранится, и хвалит, и божится, выражает и радость и горе одними и теми же крепкими словами?
Один самых крупных нравственных недостатков нашего крестьянина и месте одна из причин его бедности бесспорно есть пьянство. Эпоха выпивания начинается с 14 лет, сперва тайком от старших. С восемнадцати лет, с женитьбой, начинается открытое пьянство.
О причинах пристрастия нашего народа к вину было много толковано. Некоторые господа приписывали наклонность к пьянство в русском народе влиянию климата и едва не возвели этого порока на степень национальной добродетели, доказывая его возвышенность пословицами и даже цитатами из Крылова. Может быть отчасти и правда, что наш суровый климат располагает к употреблению крепких напитков, но все-таки пьянство остается пороком грубым, общественной заразой, которой причины не мешало бы отыскать. По моему крайнему разумению, самая главная причина, как вообще грубости наших сельских нравов, так и пристрастия к вину, есть невежество, недостаток образования и нравственного характера. Если уж пьянство от климата, то от чего же один крестьянин не пьет, а другой – отчаянный пьяница? Уж так бы всем и быть «горькими». Пьянство всегда начинается с чего-нибудь: от неудач, семейных обстоятельств, от дурного общества, вообще от недостатка самостоятельности и твердости воли. Много содействуют развитию этого порока примеры отцов и матери. Отец с матерью пьют; от чего же сыну не пить? Отец, угощая свата и приятеля, стыдит его, называет его «бабой», или: «что у них-то есть», за то, что тот мало пьет. Стало быть стыдно, пожалуй грешно не пить! Пьяным товарищам непьющий – плохой товарищ, и конечно ему достается за его неумение пить. Подражательность, глупое обезьянство и не у крестьян причиняет много зла. И вот, пристрастие к водке, вследствие примеров, дружеских убеждений и нередко ложной стыдливости распространяется от мала до велика, и грозит всю нашу страну превратить в пьяное царство.
Беспорядочность в хозяйстве вообще не мало также содействует развитию пьянства. Если б наш крестьянин сумел распорядится так, чтобы весь излишек хлеба и прочих продуктов хозяйства продал вдруг. – он имел бы порядочное количество денег и завел что-нибудь для себя и для дома. А то он везет на базар воз сена, или мешок хлеба, а еще чаще оба с своей бабой везут на базар одного петуха. Получает он за свой товар такую малость, что нечего на эти деньги купить. Куда ж их деть? По дороге, на выезде из города есть и «облупа», и «разувай», и «разгуляй», где в праздничный день стоит целый день целый обоз попутчиков. Как ни выпить на дорогу, и не угоститься взаимно с кумом или сватом? А тут и вся выручка; между тем потерян день, измучена целый день не евшая лошадь и нет воза сена, или мешка хлеба. Таким образом недостаток хозяйственности, слабость характера и мелочничество имеют неизбежным следствием пристрастие к напитку, дающему час — другой самозабвения среди пустой, чисто – животной жизни.
Есть еще одна весьма важная причина увеличивающегося у нас пьянства, а затем и всеобщей бедности, о которой если скажу, то многие, пожалуй и не поверят. Эта причина – дурное качество вина и его дороговизна. В местах, где существует вольная продажа вина, и вино всегда хорошее и при том дешевое, редко встретишь пьяницу, который бы валялся на улице, как это в частую бывает у нас. Хорошего вина выпьет мужичек на грош – шкалик, с него и довольно: он и весел и не проматался. У нас же – выпить шкалик кабанского вина для мужика все равно, что проглотить чайную ложку мадеры. А между тем пропустивши стакашик, хочется еще и еще… Глядишь, пол-осьмины как не бывало. Между тем эта бурдомага губительно действует на организм, так что после воскресного дня крестьянин лишается охоты работать на целый день, а другой еще мучится совестью за истраченные деньги. Если принять, что подгородный крестьянин бывает в городе три раза в месяц, и каждый раз повторяется та же история в облупе или разувае, то немудрено, что он наконец совсем спивается, сбивается с панталыка. А подобные истории с редким не случаются. В приходские праздники, на свадьбах и при судебных приставах точно также редко ограничиваются одним днем пьянства; в два-три дня едва уходятся шумные головы; да да еще день на лень, того почти неделя. А сочтите-ка эти дни: вознесенья да троицы, спасы и праздники Богородицы, да Флора и Лавры и проч. и проч., приложите к ним дни опохмеливания, скоко останется рабочих дней? И сколько надо иметь крепости, чтобы вынесть на себе тяжесть последствий много выпитого скверного вина? От того-то в особенности ближайшие к городу крестьяне беднее отдаленных, безнравственнее их и даже слабее телом (От того-то между прочим у них число душ ж.п. превышает число душ муж. пола). Ссоры и драки, нищенство, а затем воровство и плутовство суть неизбежные последствия пьянства (Было бы интересно, если бы откуп обнародовал, в какой пропорции увеличивается каждогодно расход вина в здешнем крае).
М.З.
Опубликовано 10 апреля 1858 года.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. 1-я.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. II-я.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. III-я.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. IV-я. Часть 1.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. IV-я. Часть 2.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. V-я.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. VI-я. Часть 2.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. VII-я. Часть 1.
Заметки о быте поселян Иркутского уезда. Ст. VII-я. Часть 2.