Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 8.
Не верилось, что после 50-дневного тяжкого странствования мы кончили страшную Охотскую дорогу. Вступив на берег Охотского порта, прежде всего спросил я, где живет старый товарищ мой по семинарии, и бывший сослуживец при Иркутской Благовещенской церкви Протоирей П.И. Багринцев? Едва свиделись, и братскими объятиями приветствовали друг друга, как вошел другой соученик, по Академии, предместник мой, выехавший из Камчатки Протоирей К.Н. Шастин с священником о. Фирсом, еще 8 июля прибывшие на судне в Охотск, и в ожидании меня здесь оставшиеся. Такие встречи были воздаянием за подъятые труды. Отец Фирс Зырянов, прослуживший в Камчатке 24 года, свидетель шумных времен Петровского, испытавший много и другого горя, удивил меня своей живостью и свежестью. Так бы мне привел Бог, послужив по силам в Камчатке, возвратился на родину! – помолился и мысленно. Охотский старожил священник отец Евсевий Протопопов также не укоснил меня приветствовать; Чиновные и Купечество, знакомые прежде, и совсем неведомые, нахлынули в дом Протоирея смотреть на нас, подобно Израильтянам чудно прошедшим черное море, выбравшихся живыми и невредимыми с Охотской дороги, которой необычайными в этот год неудобствами уже оглашен был Порт. Всех же более принимал участия в нас добрый Александр Васильевич Шелихов, которого здесь суждено мне было видеть в последний раз.
Можно сказать, что за грехи наши, на Охотской дороге вытерпели мы десять казней, похожих на египетские. Бешеные лошади; бадараны, где земля превратилась для нас в воду, ночной мрак, часто застигающий на пути среди дремучих лесов, грозивших ослепить нас ветвями, голод, холод, комары, строки – сии истинно песии мухи, опасные через реки броды и язва лошадей – девять кар! А Горкин разве не был дух истребитель, миновавший нас, может быть, только как подвои и пороги, принадлежащие Дому Господню, хотя не чистые, но запечатленные кровью Спасителя? Зато по исходу из Египта нас встретили на Амелекиты и Хананеи, а радушие, не говоря о духовенстве, Охотского Начальника З.З. Балка, Помощника Его И.В. Вонлярлярского и семейств их. При возврате моем в 1846 году из Камчатки, Иван Васильевич Вонлярлярский был начальником Охотского Порта. Делами, порученными мне от Камчатского Преосвященного задержан я был здесь с 2 Октября по 15 Января 1847 г. и в это время Иван Васильевич снабжал меня и хлебом и мясом, и изготовил для меня с семьей три зимних возка. Когда попросил, расчета, он отвечал: с гостей мы ничего берем! И этим всепрощением, мне обремененному в Камчатке долгами, подарил не менее, по расчету, 1500 р. асс. Помяни его, Господи, и добродетельную супругу его Анну Сергеевну (оба покойны) во царствии своем!
Не лишним считаю сказать несколько слов об Охотске. Этот порт расположен на так называемой Тунгусской кошке, окружаемой с северо-востока и юга морем, с запада – слившимися реками Охотой и Кухтуем, с севера примыкающий к материку. В Охотске нет ни земли ни воды. Вместо первой, кошка покрыта мелким плитнячком, именуемым дресвой, в котором нога вязнет по лодыжку. Вода достается из-за 7 верст, так как в протекающих под портом реках она смешана с морской соленой и ни в каком употреблении не годится. Церковь деревянная из лиственницы, довольно высока и благовидна с высокой колокольней, богатая иконами, утварью и великолепной ризницей, заведенной от Рос. Ам. Кампании. Одна купель крещальная стоила 1000 рублей. Дома, кроме довольно красивых и просторных, замещаемых Начальником Порта, также правителем Конторы Росс. Американской Компании, и кроме двухэтажных флигелей офицерских, купеческие и других обывателей и служилых людей все из лиственничного дерева, построены в линии.
Первое мое внимание обратили на себя ездовые собаки, которых в первый раз увидели мы еще у Юдомского креста. В Охотске они все на свободе. Горами лежащая по берегам рыба (так как это было время полного ее хода) и икра, уже от переизбытка не прельщали чрезвычайно сытых в это время, и во всякое другое алчных, животных. Ездовые собаки, мало отличаясь наружным видом от обыкновенных дворняжек, замечательны тем, что ни одной из них нельзя встретить повисших ушей; кроме того ездовые собаки никогда не лают, а воют, и воют в известные часы и заведенным между ними порядком. Например, в Охотске лишь только 11 часов ночи, с одного конца Порта начинается собачий концерт, — одна собака затягивает заметно спросонья, басом или теноробасом, другие, тоже спросонья не охотно подхватывают, и протянув на несколько разных голосов – басов, баритонов, теноров, альтов, и даже не совсем привлекаемых сопрано, и на несколько мотивов раздирающую дисгармонию, умолкают; затем обойдет их близ полуночный вой по всему порту. Потом все умолкает до нового воя перед рассветом. Ездовые собаки не имеют инстинкта сторожить, но родятся уже с инстинктом возить.
Беспрестанные пиры и балы в Охотске в это время, то по случаю получения некоторыми из чиновников, начиная с начальника, новых чинов, — один праздник келий по случаю храмового дня в Охотском Соборе 6 Августа Преображения Господня, — несколько вечеров, устроенных торгующими съехавшимися сюда Якутскими купцами и на отлику Иркутским купцом Шелиховым, не говоря о том, что были мне в чрезвычайную тягость, так как везде я был приглашаем и усердно, но, к глубокому огорчению, задержали отход судна из Охотска в Камчатку настолько, что нам привелось прожить здесь близ месяца без всякого дела. Не забыть мне, как на одном из обедов, дававшемся на корабле, принадлежащим Рос. Ам. Компании, мое внимание обратили на себя две, нежно устроенные дамы, чем же? Особенной скромностью во взорах и вообще в обращении, и чрезвычайной, в глаза бросавшейся привязанностью к своим супругам. Мне было жалко за них, когда при нежности своего организма, они особенно страдали при производившихся салютах, из пушек, — вздрагивали и замирали. После сделалось известно, что эти преданные супруги преступными связями, уже, как открыли последствия, начатыми задолго до того времени, как я из считал невинными, доведены были до убийства и отравления своих ненаглядных мужей. История одной темная, а другой горько известная Восточной Сибири. Правда твоя, Премудрый! что не всякая хитрость, яко же хитрость женская, и, прибавлю, не всякая злоба, яко же злоба жены преступной!
Между пирами довелось мне совершить мирскую требу, при чем памятен случай, характеризующий местность Охотска. Был я приглашен отпеть одного из торгующих. По совершении Литургии и чина погребения провожаем усопшего на кладбище, на той же Тунгусской кошке. В дресве приготовлена могила так, что стенки ее обстановлены досками, между которыми вычерпана дресва, Но могила окорочена. Нужно прибавить. Вынули из стенки одну доску, и в миг пустота наполнилась скатившейся дресвой, могилы как не бывало. Опять надобно было разделывать новую могилу. Встречались ли вы, читатели, с людским населением, где нет земли и воды? – Вам понадобилось бы посадить оконный цветочек, — нужна горстка земли, — поезжайте или посылайте за горсткой земли на Булгин, — так называется заимка, в 7-ми верстах от Охотского порта, почва которой уже земляная, на которой разведено и хозяйство начальника Охотского Порта и некоторых Охотских старожилов. Нужен ковш воды. Опять отправляйтесь на Булгин. Почему же, спросят, не селились жители на этом Булгине? Потому что он внутрь материка и не пригоден в морском отношении. Кстати сказать, что в нашем Правительстве 100 лет шла переписка о том, где бы на западном берегу Охотского моря найти пристань и с землей и с водой и со всеми морскими удобствами, которая бы заменила безземный и безводный Охотск, — и переписка оканчивалась ничем, пока дальновидный, энергичный Завойко, руководимый не правительственными мерами, а доверием к себе бывшей Российско-Американской компании, не указал желаемый порт на Аяне в сороковых годах текущего столетия. Теперь и пресловутая Аяна памяти нет. Амур поглотил и старый Охотск и новооткрытый Аянский порт. Приходит образ мира сего! – и как быстро!
Еще памятно мне в Охотске обстоятельство, наведшее на меня глубокую скорбь. Читатели припомнят, что один из проводников моих по Охотской дороге честный Якут Егор, которому в крайнем случае с трудом можно было выпоить рюмку водки, на правом берегу Юдому получил от меня свободу воротиться домой, чтоб не подвергнуть заразе лошадей своих и не разориться в конец. В одно утро пересекаю я площадь от своей квартиры в Охотский Собор, и вижу, какой-то якут вязнет в дресве и валяется с боку на бок. Подхожу ближе, и что же? Это мой бедный Егор, мертвецки пьяный. Ты ли это Егор? И что с тобой? – спросил я. Он встал на колени, потер руки, заплакал, и сказал: Прости, бачька! Я обманул тебя, и Бог меня наказал, и на душе тяжело. Совсем не домой ехать было у меня на уме, когда просил я у тебя увольнения; мне посулили дороже подрядчики, провозившие спирт, и я обманул тебя. Теперь все мои кони издохли, с горя я начал пить, не знаю как попасть домой, и что будет с бедной моей женой, когда она обо мне услышить… Он зарыдал, и не мог говорить более. – Ну, Егор! Бог тебя да простит! Только в самом деле, без нужды ты похитрил передо мной; я бы не помешал тебе, за твою верность и честность, подрядится под своз спирта и тогда, если бы ты сказал правду; когда протрезвишься, приходи ко мне, чем-нибудь помогу тебе. Однако бедный Егор ко мне не явился, более я его не видал, и не знаю, что с ним сталось.
А что старик Николай? И он явился в Охотск с седлом и уздой, дабы получить от меня удостоверение хозяину Якутскому купцу Зазарову, что ат все пурпал. «Бедный Николай! теперь ход! Ход! (Словом ход! Ход! Якуты понуждают лошадей; а останавливают: ба!) сох, доведется пешком идти», — Что делать, бачька! Не первый раз в моей жизни. – Затем старик поцеловал мою руку, прослезился, получил от меня всевозможное спасибо.
Странное дело, что на Охотской дороге язва на лошадей бывала не редко, и ни охотское ни якутское начальство не принимали никаких мер. Да хотя бы сами подрядчики якутские снабжали проводников дегтем, могло статься, что этот запас и был бы сколько-нибудь пригоден к отвращению зла: но и этого на ум им не приходило. В числе провизии у меня какими-то судьбами завалилась чесноковая луковица; когда начался мор на лошадей, я своей лошади натирал чесноковицей, пока ее достало, ноздри и морду, и моя лошадь не знаю от этого ли, или так случайно, пережила многих других, тогда как из первых стояла на очереди заразиться, потому что была из лучших, а язва поражала лучших вперед, и затем слабейших.
Опубликовано 3 мая 1869 года.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 1.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 2.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 3.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 4.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 5.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 6.