Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 6.
7-е Июля день моего рождения (в 1801 году). Переправляясь через десять бродов по разным быстрым и глубоким речкам. От полноты души возносилось благодарение Господу, когда всегда мы видели детей, которых пускали всегда вперед, на другом берегу. О себе в таких случаях как-то не помнилось. Более версты ехали по льду. По льду? – спросите вы, — седьмого Июля по льду? Да, по льду. Но послушайте, что будет далее, как мы назавтра чуть совсем не замерзли.
8-е Июля. День моих именин. Утро прелестное. И дорога впереди казалась не только сносной, но особенно сухой в сравнении в прежней. Помолившись Богу, я испивши чая, обовьючили лошадей, сняли палатки, и тронулись с места в 8 часов утра (много проходит времени за вьюченьем лошадей). Солнце пекло; кто бы вообразил, что в этот день доведется нам испытать зимний мороз и поехали мы одевшись по-летнему, мужчины в курточках, женщины в легоньких платьях. Через часприятной езды стали мы опускаться в долину между двумя горами, на которой лежал лед. Он даже порадовал нас, потому что мог уменьшить удушающий на этот раз зной. У меня было на уме, в честь именин своих, часов в 12 выбрать повеселее поляну, и сделать некое учреждение из дорожных запасов для братии. Но вот едем по льду час, едем два, три, четрые, а льду конца и края не видно. Уклониться в сторону не позволяют крутые горы; сойти с лошади на лед нельзя, так на поверхности его верха на три была вода, потому и запасы, не только для угощения других, но и для себя куском хлеба, разложенные на других лошадях, тянувшихся гусем одна за другой, были не доступны. Вот и 4 часа вечера, солнце начало скрываться за горами; голод, а за тем и холод стали давать себя чувствовать. Дети оглашают ущелье плачем, матери ропотом. Вот и 6 и 7 и 8 и 0 часов вечера, совершенно темно, а льду края не видно. Между тем, к довершению нашего горя, на этом льду окружали нас тучи комаров с своими едкими лобызаниями под гудение их духовой музыки. По крайней мере кончится ли и скоро ли кончится это бедствие? – и того узнать было не от кого, так как у проводников наших «кунгах сох» нет ушей для понимания нашего спроса.
Но вот при совершенном стемнении, снежная полоса наконец резко отделилась от чернеющей земли. Конец нашему странствию по ледовитому пути. Нет, не конец! Проводники кричали: барда свалом! т.е. еще, еще вперед, и показывали это всевозможными тревожными жестами. – Почему же здесь не остановиться на этой равнине, на которую выехали мы с ледяной почвы? Барда свалом! продолжали наши вожаки, да и только. Измученные таким страшным настоянием, в такое время, когда все мы, и сами вожаки перезябли, оголодали, и был одиннадцатый час ночи, мы призвали на помощь все возможные комментарии для уразумения требования якутов, обратились к словарю старшего моего сына, записывавшего в пути якутские слова, которых значение становилось ему понятным, к самому поверхностному знанию якутского языка пономарем Шергиным и наконец к мимике, кое-как поняли, в чем дело. На этой равнине, именуемой капитанской засекой, где в старые годы какой-то капитан кого-то засек, растет трава пьяная, которой объевшись лошади, издыхают. Побуждение чтобы здесь на ночлег не останавливаться – сильное, — сказал я, однако ж барда сох! Далее ехать нет сил у нас взрослых, тем более у детей; барда сох! Развьючивайте лошадей, ставьте палатки, в остальном положимся на Господа Бога. Якуты повиновались.
Назавтра, рано утром 9 числа, слышим страшную тревогу, якуты гоняют в несколько бичей одну лошадь, объевшуюся пьяной травы, чтобы пропотить ее, и тем предохранить от смерти. Лошадь не могла держаться на ногах, шаталась, точно как крайне пьяный человек, падала; ее поднимали стягами, бичеванием и продолжали выводить из одуряющего положения. Этого мало, — лошадь наперед сего везла пономаря Шергина, — теперь наложили на нее две вьюшины, все с той же целью, чтобы она потела. Сделавши несколько шагов, одержимая шатуном лошадь падала; ее поднимали, опять секли бичами и препровождали вперед. К вечеру лошадь отрезвилась. В этот день проехали бродом несколько рек и речек глубоких и быстрых, и много видели лошадиных оставов, валяющихся на дороге, остающихся от прежних лет во свидетельство не редкого здесь морового для лошадей поветрия. Навстречу нам бежали не оглядываясь на верховых лошадях якуты, следовавшие из Охотска, и еще прибавили к нам, на нашем бесконечном пути, радости вестью, что свирепствующая на Охотской дороге моровая язва на лошадей, открылась и в этот год и уже валит лошадей и рогатый скот у Юдомского Креста не доезжая 300 верст до Охотска.
10 Июля ехали по сплошным бадаранам, пересекаемым только по временам быстрыми и глубокими ручками, которые надлежало переезжать, по обыкновению, в брод, и в которых, лошади большей частью всплывали, а ноги седоков были необходимо в воде. Якуты в таких случаях внушали одну предосторожность, чтобы никаким правежом не сбивать лошадь с толку, опустить удила и дать им свободу. Лошади, не управляемые удилами, по счастливому инстинкту становили себя несколько против течения, так что напор воды бил им в грудь, а не в бока. При последнем условии слабую лошадь быстрина может опрокинуть.
11 числа подъезжая, к р. Юдоме, опустились в полумокрую обширную котловину, окружаемую со всех сторон лесом (исключительно лиственничным). На север из этой котловины был в ущелье подъем. Среди котловины стоял большой деревянный крест, на котором ножом вырезана надпись. По охотской дороге очень часто можно встречать вырезанные на деревьях надписи в предостережение последующих путников, излагающие какие-нибудь особенные приключения. Например, когда мы ранее 23 Июня, после бедствия на Белой реке, пустились в путь, то к вечеру увидели на дереве вырезку, сделанную опередившим нас, ехавшим в Охотск секретарем, которой предостерегал нас, чтобы мы на этом месте ночлегом не располагались; у него украли здесь беглые из Охотска трех лошадей. Многословная вырезка на упомянутом среди котловины кресте привлекала мое внимание, я углубился в чтение изложенной тут печальной истории с одним проезжавшим семейством, застигнутым здесь и мором лошадей, и наводнением, и разбойниками. Но оторвав взор от надписи, я, к ужасу своему, не вдалеке от себя увидел на верховых лошадях трех разбойников, стоявших близ опушки леса и внимательно на меня смотревших. А между тем караван наш весь уже скрылся в ущелье, и со мной не оставалось ни души. Вскочив на лошадь, пустился я догонять караван; путь мне лежал невдалеке от разбойников; однако они только проводили меня глазами и скрылись в трущобу леса
Опубликовано 22 марта 1869 года.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 1.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 2.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 3.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 4.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 5.
Путь от Иркутска в Камчатку. Часть 7.