Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 2.

Образ жизни омуля.

Омуль принадлежит к семейству лососевых рыб и роду сига и получил свое название от бурят. Не входя в разбор анатомического строения, упомяну, что известно об образе его жизни, причем не буду повторять того, что изложил в своем описании Ангарского рыболовства.

Байкал по всем вероятиям представляет из себя лишь широкий разив реки Верхней Ангары, идущий к Ангаре иркутской; таким образом, вероятно, существует хотя и медленное течение воды вдоль озера с северо-востока на юго-запад; такова уже покатость почвы вообще в этой местности, чему повинуется и Селенга, отклоняя свои воды к левому берегу. Считая возможным согласиться с таким воззрением, я опровергаю, однако, предположение крупных иркутских рыбопромышленников, будто омуль, чувствую течение Байкала, идет массами против воды с юго-запада на северо-восток и сбивается в Ангарске; навязывая такой взгляд на дело, ангарские рыбаки желают доказать вред сетей в море в смысле убыточности для их неводов; конечно, чем меньше юудет ловцов, тем больше каждому достанется! На самом деле дно Байкала представляет несколько совершенно отдельных областей, пропастей, с грядами гор, утесов и проч.; если омуль и кочует из бухты в бухту, то на ограниченном пространстве. В подтверждение такого взгляда я укажу на то, что совершенно различные породы омуля идут руном на Ангару, Чивиркуй, Селенгу и проч.; никто никогда не заметил, чтоб в Селенгу пошел мелкий омуль, а в Ангару – крупный.

Омуль кочует, живет семьями, рунами. Конечно, лишь на пути, во время переселений, он идет густой массой, «гуртом», а во время продолжительных остановок плавает «в рассыпную». Значит Байкал не кишмя кишит омулем, не везде можно поймать его много: один невод вытащит 10,000 рыб, а другой всего 7! Зимой подо льдом близ берегов озера омуль не ловится: очевидно, что он уходит зимовать в глубину. В конце мая, с очищением Байкала ото льда, омуль начинает подходить к берегам массами; вероятно он ищет теплой воды и пищи для себя, которой служат мириады «бормышей», «вьюнов» (рачки – «бокоплавы-блохи»), толкунцов (мошка, мушкара). Не всегда в одно время к известному месту приходит омуль; должно быть он может заблудиться, не ищет знакомых мест, отвлекается и другими удобными уголками. Наибольшим достоинством отличается богатая Баргузинская поливная карга. С июня месяца начинает человек свою охоту за омулем; против «лопаток» Селенги выезжают сотни лодок с 5-ю ловцами сетить; «отъехав от берега верст 5-ть, закидывают сети и ждут рыбы; нет ее, — идут к ней на встречу, хотя бы верст на 15-ть от берега. В то же время с отлогих песчаных берегов, называемых «каргами», неводят. Омуль близ Селенги смелее идет к берегу по светлой воде, боится воды мутной, которая нагоняется с мелких озер по берегам Байкала, называемых «ссорами». Вообще замечают, что ветер от берега отгоняет рыбу, а к берегу – прибивает ее. Например, холодны ветер северо-восточный на «Сухой» (севернее «Провала»), называемый «баргузином», не позволяет омулю здесь держаться; в то же время рыба хорошо ловится на Алемасовой (близ Посольска) в теплой воде, изливаемой Селенгой. Но подует обратный ветер «култук», с юго-запада, — и рыба отобьется от Посольска, а будет ловиться на Сухой, близ «Облома». Впрочем, нельзя решить, одна ли и та же рыба делает такие путешествия на расстоянии почти 100 верст. Говорят, что омуль на Сухой бывает мельче, чем в Посольском. Вообще омуль сильного ветра боится. Говорят, что во время ненастья целые недели он проводит «на отстое» где-нибудь в глубокой бухте, так что в «шаглах» (жабрах) заводятся какие-то черви. Разумеется это наблюдение подлежит проверке натуралиста, случайный ли это паразит, или эпидемическое явление. Из года в год не одинаковое количество омуля подплывает к берегам, удобным для неводьбы; в настоящем году в «Прорву» омуль явился к 20-му июля, вместо Петрова дня, как было прежде. Считают, что омуля ловится все менее, не смотря на ухищрения рыбаков. На карге ловится омуль разных величин: видят от вершка, ловят от 4 вершков, хотя главную добычу должна составлять рыба 7-8 вершковая на Байкале, при устье Селенги. Рассказывают, что лишь в некоторых рыбах, в одной из 20-ти, уже с весны замечается зачаток икры, — акт ясно говорящий, что омуль не приносит икры в первый же год жизни: конечно, это могли бы верно решить наблюдением натуралистов. Встречаются омули-старики фунтов по 8-15 весом, как редкость. С сыздавна рыбаки, окончивши осенний июньский улов, обращались к сенокошению и лишь изредка оставались на летний промысел. Не этим ли следует объяснить рассказы некоторых, будто с Ильина дня омуль уходит от берега вглубь. Едва ли такое явление фактически вполне подтвердится и, кажется, после 20 июля сетями изрядно продолжают добывать рыбу в Байкале. Правда, у омуля очень большой плавательный пузырь, наполненный воздухом; но, если он может жить на большой глубине вообще, то не видно еще причины, почему бы он скрывался от берегов с конца июля. В конце августа омуль начинает идти в реки. В это время у самок находят более или менее зрелую икру, у самцов молоку. В реку идет всегда, как говорят, «ровняк», т.е. одинаковой величины все омули; конечно, самки «икряные», толще, больше самцов (называемых почему-то «холостыми»). Также, как и в море Байкал, омуль не обязательно идет в реку сплошной массой: он поднимается и большими отрядами, и малыми в течении целого месяца. В виду этого я подвергаю сомнению рассказы, будто омуль за несколько дней до рунного хода в реку собирается в самом устье, стоит; потом в одно хорошее утро на заре пробует массой подняться версты на 3, причем выпрыгивает даже из воды, «играет», но к вечеру возвращается в Байкал; в это время будто бы хитрый башлык на нижней тони в Ангарске вечером начинает закидывать невод в обратном порядке, с пяты против течения реки и успевает больше поймать: лишь через несколько дней омуль пойдет вверх по реке «на пролом». Я не согласен на сравнение рунного хода омуля с осенними собраниями перелетных птиц и полагаю, что эта параллель не имеет за собой веских данных уже потому, что птицы пролетают «ради пищи» все полной корпорацией, а рыбы идут в реку, каждая по своему влечению безо всякой «выгоды» для себя в артельном строе. Если замечали, что рыба предварительно толпится в устье, то никак не поджидая товарищей, а встретив какое-нибудь препятствие со стороны погоды; если видели, как рыба «играет», то напрасно это поняли, как знак игры: омуль мог ловить себе «метляка» (мотылька); если бывали случали, что рыба, раз войдя в реку, возвращалась с первой тони, то вследствие испуга. Я себе объясняю рунный ход омуля так. Раз у рыбы начинается функция половых органов, как она ни «хладнокровна», все таки у нее просыпается и чувство сладострастия, она приходит в возбужденное состояние. Будучи в лихорадке, рыба начинает искать воды более теплой, более насыщенной кислородом, воздухом, входит в реки. Тоже самое возбуждение заставляет омуля испытывать удовольствие от борьбы с быстрым течением воды в самой глубокой борозде. Если тут и примешивается когда либо инстинкт сохранения вида, желание положить икру в укромном безопасном месте, то в самой не значительной степени. С одинаковым удобством можно найти песчаные мели, каменистое дно и в Байкале, где даже меньше опасности от щук, плавунцов (насекомых) и прочих хищников, лакомых до рыбьей икры и молодого выводка; при том же омуль никогда не покидает главного русла, не выходит из Селенги в Уду, Хилок или Чикой, что ему было бы удобней, если бы он хотел скорее достичь озерка или мелкого места. Наконец, есть прямые наблюдения, что омуль может плодиться и в Байкале: часто вынимают оттуда со дна осенью «карчи» (колоды, застрявшие в почве), покрытые омулевой икрой. Трудно теперь решительно сказать, особая ли порода омуля не нуждается заходить в реки для метания икры, или же тот же омуль, преследуемый человеком, научается обходиться без речной воды. Я думаю, что имеет место и то, и другое явление. Едва ли существовала или существует резкая разница между омулем. Идущим в реки для половых отправлений и остающимся в Байкале. Можно даже принять, что тут просто физиологическая разница темпераментов. Икра и молока у всех омулей поспевает в одно время. Но одни рыбы рано уже начинают волноваться, а другие – долго не чувствуют себя ненормальными. Вот первые-то рыбы и спешат в реку еще с мелкой темно-желтой икрой, лежащих в яичниках с темной, густой, кровеносной сетью; эти омули, по замечанию рыбаков, в Селенге бывают крупнее последующих, кажутся жирнее, упитаннее, называются «голова»; им предстоит долгий длинный путь вверх по реке: целый месяц они «млеют», пока не выпустят икру и молоку, которые успевают созреть на пути; выбившись из сил, высохши как щепки, они все-таки продолжают биться, плыть против воды, хотя течение их быстро несет в Байкал «задом»… Менее чувствительнее омули ощущают позднее прилив страсти и входят в реку на большое расстояние, потому что скоро нерестятся. Наконец, индифферентные особи довольствуются лишь самым устьем и даже мелью среди Байкала. Конечно, человеку легче ловить рыбу в узком русле рек, чем в широком просторе озера; поэтому первой добычей человека были «чувственные омули»; более выжить, размножиться могли, так сказать, чисто «озерные» разновидности. Селенга со множеством устьев, очень многоводная, не смотря на густое население, по берегам, до сих пор еще служит оскудевшим, но не иссякнувшим вполне источником для ловли омуля в рунный ход; тем более, что омуль пользуется ненастьем, мутной водой во время больших наводнений; впрочем, в последние годы жалоб на уменьшение омуля в реке раздается все больше, вследствие усилившегося «хищнического» промысла сетями в устье. Конечно, сети – внушительная преграда, способная отрезвить омуля от слепой страсти. Верхняя Ангара с довольно развитой дельтой, попавшая в руки почти монополистов-рыбопромышленников, дозволяющая неводьбу через всю реку, с межами, отстоящими от устья лишь на 2 версты (а в реке Селенге, еще недавно 15 верст, в ныне на 5-ть), указывает на довольно ощутительное уничтожение ранних представителей рунного хода. Что же касается до реки Баргузина, то рунный ход давно уже уничтожен в самое короткое время, так что ныне здесь омулю предоставлено плодиться в «море» Байкал.

Но в чем состоит процесс метания икры у омуля? Ко времени зрелости икры и молоки у омуля на обоих боках развивается несколько параллельных продольных рядов подкожных сосочков – возвышений; эти бородавочки (они выше, заметнее у самца) органы сладострастия: самец и самка плывут рядом, трутся друг о дружку боками, возбуждаются и начинают одновременно выпускать из расширившейся клоаки самка — икру, а самец – обсеменяющую жидкость, причем эти два выделения смешиваются тотчас же в воде; если такого смешения не произошло, то не выйдет и зародышей. Таким образом, икра выбрасывается не сразу вся, а в несколько приемов в течении нескольких часов или дней. Хотя омуль при этом ищет места крупно-песчаного, каменистого, где бы икра могла прилепиться ко дну, задержаться, — но иногда видят икру и свободно плавающей по поверхности воды. Всех икринок одна матка выбрасывает до 100 тысяч, по вычислению Радде; однако, едва ли одна шестисотая часть достигает возраста рыбы. Из этого видно, насколько беззащитен омуль, какую массу долен иметь врагов, если он вынужден размножаться в таком количестве, как бабочка, чтобы поддержать свой вид! Впрочем, я ошибаюсь: при такой сильной плодовитости омуль мог не уменьшаться у количестве лишь в очень отдаленные времена, когда имелись в виду неудачи в оплодотворении икры молокой, расхищения зародышей и омулявки (мелкой рыбешки), насекомыми, щуками, тайменями, хариусами и др.; вражда с нерпой, бакланом, крахалем и проч. При всей этой неблагоприятной обстановке жизнь омуля была уравновешена. Когда же на сцену выступил еще хищный человек, шансы переменились, омуль не сумел усилить свою способность к размножению, стал неминуемо редеть в неравной борьбе.

Не зная сколько же лет живет омуль, сколько всей рыбы в Байкале, сколько точно ее ловится человеком, я не могу представить хотя бы и приблизительной формулы прогрессирующего уменьшения количества омуля. При том же та прогрессия неправильная, зависит от множества неизученных условий, кажущихся нам случайностями. Например, почему рунный ход (а следовательно и улов человека) иногда бывает очень слаб, а иногда (не периодически) необыкновенно силен? Не зависит ли это от атмосферных условий, не «разжигает» ли теплая осень сладострастие, не заставляет ли большее количество рыбы войти в реку подальше? Не бывает ли каких либо эпидемий на рыбу или на червей (пищу ее), что заставляет омуля в одну весну быть в большом количестве и часто в какой-нибудь губе озера, а в другую в малом? Не умея предвидеть таких случайностей, многие рыбаки в виду временно сильных промыслов производили громадные приготовления к ловле в широких размерах и сокращали обстановку, в отчаянии потеряв терпение, как раз в то время, когда снова был неожиданный «привал» рыбы. Вследствие этого добыча не всегда соответствовала общему количеству появившегося омуля. И так, не претендуя на точность результата, я попытаюсь все-таки показать, как можно вычислить, насколько лет хватит существующего запаса омуля в Байкале. Для простоту приму искусственные условия, средства добывания у человека всегда одинаковы, так что ежегодно вылавливается сотая часть всего наличного числа омулей; число же омулей, если бы человек не охотился за ними, при других естественных условиях оставалось бы из года в год постоянным и равнялось бы 50 миллионов пудов. Конечно, на самом деле человек все строит более хитрые снаряды, а омуль по возможности приноравливается к новым условиям жизни; например, избегая сетей, бежит от карги в утесы, плодится в Байкале и проч. Таким образом, в начале ловли человек, по моему предположению, ловил пол миллиона пудов омуля; делаю вычисление простой геометрической прогрессией по логарифмическим таблицам и нахожу: через 10 лет добыча уменьшилась на десятую часть. Через 60 лет стала равняться половине первоначального количества, а через 100 лет снизошла до половины, т.е. составила лишь 167 тысяч пудов рыбы; конечно, соответственно этому должно уменьшиться и общее количество омуля, населяющего Байкал, т.е. в промежуток 100-летней охоты человека вместо 50 миллионов должно стать лишь 17 миллионов пудов! Таким образом, протечет еще 100 лет, и в Байкале будет лишь 6 миллионов пудов омуля! Ужасная перспектива, если мое предположение похоже хотя бы несколько на действительность! Между тем факты подтверждают такое подобие: у Гагемейстера приведена следующая параллель:

До 1840 ловилось омулей в Верхнеангарске – 7,000 бочек.

До 1840 ловилось омулей в Селенге –1,500 бочек.

До 1840 ловилось омулей в Баргузине – 1,000 бочек.

В 1853 ловилось омулей в Верхнеангарске – 3,500 бочек.

В 1853 ловилось омулей в Селенге – 500 бочек.

В 1853 ловилось омулей в Баргузине – 300 бочек.

Эти бочки были вдвое больше настоящих. Можно не согласиться с таким сопоставлением, сказать, что регистрация не надежна для серьезных заключений, думать, что могут быть сильными колебания промысла по годам; но все-таки в последнее десятилетие в сумме поймано рыбы меньше, чем в предыдущее. Рядом с этим надо принять во внимание еще следующее соображение: прежде омуля ловило 4 тысячи людей, ели сами до сыта и продавали избыток не далеко, верст за 300 от Бакала. Ныне ловят омуля 7 тысяч человек, сами плохо едят, а шлют омуля другим счастливцам, призванным к лакомой пище в Нерчинске, Томске и даже Тобольске! Пусть даже неизменно Байкал давал и дает по 150 тысяч пудов рыбы в год, но ведь этой рыбой может кормиться лишь 20 тысяч человек; составляет ли омуль ныне «пищу» народную, когда его ждет миллион желудков?! Нет он стоит в Иркутске уже вдвое дороже мяса, он принимает значение пикантной закуски.

Опубликовано в 1886 году.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 1.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 3.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 4.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 5.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 6.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 7.

Отчет по командировке на Селенгинские рыбные промысла врача Кирилова, в сентябре 1886 года. Часть 8.