Статьи
Краеведение
Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 4.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 4.

Затем перехожу к описанию, но вместе с тем и самой интересной в археологическом отношении местности, именно Чадобской стоянке.

Селение Чадобское находится в Енисейском округе; оно расположено на довольно обширной равнине, образующей правый берег Ангары при впадении в нее реки Чадобца. Высшую точку этой равнины составляет мыс, выдающийся в реку и носящий странное название «Поп» — это довольно высокая, отвесная частью даже нависшая известковая скала, с дугообразно изогнутыми слоями, в нижней части которой от действия воды образовалось несколько пещер, идущих в глубину сажень на 5 при высоте около 3 сажень; вследствие неравномерного выщелачивания породы явилось несколько причудливых колонок, подпирающих своды пещер; дно пещер не многим выше меженного уровня воды в реке; в одной из пещер просачивается соляной родничок; три таких же соляных ключа находятся у подножья утеса. С северной стороны мыса к известняку прилегает, точнее налегает на него горизонтальная терраса-равнина на которой и разместилось вышеназванное село со своими зданиями и сенокосами. Пониже села заметно две, различной высоты, террасы, отделенные от реки не широкой низменной полосой. Нижние состоят частью из очень мелкой гальки, частью из острореберных кусков известняка; кое-где встречаются в ней и выступы плиткообразного красного и серого песчаника; слегка наклоненная к реке поверхность ее усеяна валунами известняка и диабаза. Сохраняя направление с З на В, терраса тянется на протяжении не более полуверсты и, наконец, сливается с верхней. Эта последняя, направляясь на СВ, доходит до р. Чадобца, затем, отклонившись несколько к В, на значительном протяжении образует обрывистый, постепенно понижающийся левый берег этого притока. Состав ее следующий: сверху слой серого мелкого песка, вершков в 10 толщиной, далее черный растительный слой в 3-4 вершка и, наконец, серо-желтоватая песчаная глина, в которой попадаются не редко раковинки (Helix?). Такой порядок в наслоении сохраняется, конечно, не на всем протяжении этой террасы, а лишь в местах, так или иначе защищенных от действия ветра; там же где ветер работает беспрепятственно, наблюдается совершенно иное расположение слоев и крайне не ровная поверхность. Так, напр., тотчас за деревней поверхность террасы представляется почти горизонтальной, сливающейся с соседними пашнями равниной, на которой от двух верхних слоев – песчаного и растительного – не осталось почти и следов; только не большие бугорки красноватой обожженной глины и щетинящиеся сухие корни росшего здесь некогда тальника придают этой поверхности некоторую шероховатость. Далее следует глубокий поперечный овраг – брешь, пробитая ветром до основания террасы, рядом с которой располагается высокий вал надувного песка, шириной от 25 до 100 сажень, захвативший и значительную площадь прилегающих пашен. Затем снова небольшой участок обнаженной глины, за ним целый ряд глубоких чашевидных выдувов, по краям которых высятся громадные бугры илистого мелкого песка – это могилы довольно толстых стволов упавших сосен. За этим лабиринтом ям терраса на значительном протяжении представляет совершенно обнаженный от растительности, очень пологий к реке склон, с вершиной, покрытой густым сосняком, под защитой которого хорошо сохранились упомянутые выше три слоя. При повороте же террасы вправо, т.е. к востоку склон этот делается очень крутым и над ним тянется отвесная, сажени в 1,5 вышиной, стена того же глинистого отложения, прикрытого как растительным, так и песчаными слоями, причем этот последний, благодаря растущему здесь лесу, одет уже слабым дерном. Такой характер сохраняет терраса на протяжении около версты, затем начинает постепенно понижаться, терять верхний песчаный слой и, наконец, сливается не заметно с прилегающей низменной равниной. К сказанному необходимо добавить, что изложенная характеристика относится лишь к краю террасы; который, по отношению к прилегающим пашням, имеет в общем вид не высокого вала, шириной более 100 сажень, тянущегося на протяжении более трех верст. Чадобские жители называют весь этот вал «Песками», часть же его с крутым склоном – «Яром». Что касается всей чадобской равнины, то подпочву ее, насколько мне удалось наблюдать, составляет везде вышеупомянутая глина; такой же глиной выполнен и треугольник, лежащий между правыми берегами рр. Ангары и Чадобца, где расположена деревня Заледеева.

В литературных источниках нет сведений о том, чтобы в окрестностях сел. Чадобского были находимы кем либо остатки каменного века – факт крайне интересный, если принять во внимание, что селение это упоминается в записках таких путешественников, которые ко всему встреченному ими на пути относились с должным вниманием. Так напр., Гмелин, бывший здесь в августе 14738 г., описывает вышеупомянутые соляные ключи, рассказывает довольно подробно о взятии им в плен восьми чадобских женщин с целью побудить убежавших их мужей дать ему необходимых гребцов, но ни словом не упоминает о нахождении здесь каких либо древностей, к которым он, как известно, относится далеко не равнодушно. Равным образом не сообщают нам ничего по этому вопросу ни «любители археологии». Титов своей записке о плаванье по р. Ангаре, ни Кривошапкиным в описании Енисейского округа.

Честь первого открытия чадобской стоянки принадлежит (если не считать, конечно, местных крестьян), как кажется, горному инженеру Лопатину, производившему в 60-х годах геологические исследования в низовьях Ангары. От него получил и я первое известие об этой интересной местности, за что считаю приятным долгом выразить ему глубокую благодарность. Результаты геологических исследований г. Лопатина, а равно и описание собранной им здесь богатой коллекции каменных орудий остались к сожалению не опубликованными. По рассказам чадобских жителей «Пески» их, кроме г. Лопатина, посещал еще енисейский врач, Вицын, который увез отсюда значительную коллекцию каменных орудий и человеческих черепов, о чем тоже не имеется никаких печатных сведений. Таким образом, я был третьим по порядку посетителем чадобской террасы и на мою долю достался, естественно, значительно меньший сбор древних остатков.

В Чадобское селение я прибыл 15 июля. Из разговоров с местными стариками я узнал, во-первых, что вышеописанная терраса на их памяти значительно изменила свою физиономию; обнаженная ныне часть ее раньше была покрыта лесом, под защитой которого образующий ее нанос не подвергался разрушительному действию ветра и не был, как теперь, разносим по прилежащей равнине; во-вторых, что после того, как деревья были частью вырублены, частью упали, подкапанные ветром, поверхность террасы сделалась очень не постоянной; ветер действующий с фаса, разрушает край ее и, пробивши к нем бреши, в одном месте образует глубокие овраги, в другом из вынесенного материала строит поразительно правильные валы или над упавшими деревьями насыпает высокие курганы; другой противоположный ветер стремиться загладить работу первого и в результате этой борьбы получается постепенное понижение края террасы и удаление ее от берега реки; в-третьих, что рассказчики, будучи еще детьми, собирали на песках каменные орудия и пользовались ими как игрушками; в-четвертых, что никто из местных обывателей не признает за этими изделиями какой либо таинственной целебной силы и все считают их просто игрой природы, или галькой, а не как не произведением рук человеческих. В памяти многих сохранилось воспоминание о том всеобщем удивлении, какое возбудил г. Лопатин, когда он начал усердно собирать здесь «камешки» и даже утверждал, что они служили некогда человеку для тех же целей, для каких у них имеются теперь железные топоры, ножи, пилы и т.д. Не могли согласиться они и с моими доводами на эту тему, как равным образом не соглашались и с мнением местного, заезжего, впрочем, интеллигента, который при мне, демонстрируя красивый каменный наконечник стрелы, не без некоторого хвастовства своими глубокими познаниями, объяснял присутствующим крестьянам: «подумаешь, как природа таровата на выдумки: ударит молния в песок и вот получится такая штука». О медных и железных орудиях, находимых в небольшом, впрочем, количестве, на валу и на пашнях, полагают, что они оставлены тунгусами, жившими здесь до прихода русских; им же приписываются и человеческие кости, обнаруживаемые иногда ветром.

При наружном осмотре как края террасы, так и смежных пашен, получены мной следующие археологические данные. Выше было сказано, что часть террасы прилегающая непосредственно к селению, лишена песчаного и растительного покрова. Здесь прежде всего внимание останавливается на множестве не больших красноватых кочек в беспорядке разбросанных по гладкой, отвердевшей глинистой поверхности. Исследование этих, различных по форме и величине, бугорков показал, что все они состоят из вышеупомянутого песчано-глинистого наноса, только подвергнутого сильному обжигу, вследствие чего он приобрел вид и консистенцию рыхлого красного песчаника, довольно хорошо противостоящего влиянию ветра. Вокруг каждого бугорка валялось такое множество горшечных черепков, что невольно хотелось думать о присутствии где-нибудь неподалеку горшечных заводов. Ниже я буду иметь случай говорить о составе черепков и степени их обжига, а также о размерах, орнаменте и форме разбитых сосудов, здесь же замечу только, что различие названных признаков было в них поразительно велико. Кроме черепков на поверхности возвышений и около них найдено еще очень много осколков различных сланцев и кварцитов, (табл. III № 3, 7, 9), несколько ядрищ из таких же пород (табл. I № 14, 17), несколько обломков каменных орудий (табл. I № 12) и более десятка прекрасных наконечников стрел (табл. I. № 19, 20, 27, 30, 32, 34, 36 и 37). В двух местах на этом участке и именно там, где сохранился растительный слой, поверх него на значительном протяжении можно было бы наблюдать большое скопление костей животных при полнейшем отсутствии каменных осколков и горшечных черепков. В массе костей, принадлежащих несомненно нескольким видам, я, незнакомый с остеологией, мог отличить только кости оленя и козули; все они были раздроблены; трубчатые расколоты по длине, черепа рассечены в лобной части, нижние челюсти – по линии зубных ячей, словом не возможно было найти ни одной целой кости; даже рога и те встречались в виде небольших обломков; кое-где кости эти были обуглены. Вблизи костищ встречено мною несколько очень мелких пластинок красной меди, а неподалеку от сюда на пашне был найден топор из такой же меди (табл. III № 19) и железный скребок (табл. III № 20), подобные которому употребляются, по рассказам, тунгусами и ныне при выделки кож; обе последние вещи приобретены мной от нашедших их местных крестьян. Тунгусы бродящие по окрестной тайге, как говорят, считают костища старинной стоянкой своих предков – показание, которому не противоречит, как кажется и сравнительно хорошее состояние костей, свидетельствующее о небольшой их древности.

На следующем затем участке, с крайне изрытой ветром поверхности, найдено тоже не мало черепков и осколков, а также несколько каменных орудий (табл. № 2, 8, 14; табл. I № 1, 9, 21, 28; табл. III № 1, 14) и человеческих костей, но все эти предметы не находились уже на своих прежних местах; в то время, как ветер свободно выгребал легкие составные части наноса, более тяжелые черепки, камни и кости сползали постепенно вниз и таким образом очутились на дне глубоких ям и на значительно низшем уровне, чем те, которые залегали в других, не разрушенных, частях террасы. Такие же точно находки, только далеко в меньшем количестве, были сделаны и на пологом склоне террасы (табл. II № 1, 10, 16; табл. III №2, 12, 17), где кроме того найден еще череп человека, лежащий почти у подножья склона под прикрытием небольшого земляного бугорка, насыпанного, как я впоследствии узнал, рукой одной, почтительной к умершим, местной старушки. Судя по тому, что при черепе не найдено никаких других костей, даже нижней челюсти его, следует полагать, что он скатился сюда с более высокого уровня. Зеленая полоса, шириной около 40 мм., простирающаяся по лобной кости этого черепа и происшедшая, как показало химическое исследование, от окисления лежащей на нем медной вещи, говорит, кажется, в пользу того, что обладатель черепа не имел ничего общего ч найденными здесь каменными изделиями. Несколько иные результаты получились при осмотре «яра», составляющего продолжение террасы и образующего левый берег реки Чадобца. Здесь, как сказано выше, поверхность террасы защищена от разрушения, кроме леса, еще и слабым дерном, вследствие чего на ней только в двух местах, ближе к краю, можно было видеть несколько не больших ям, дно которых было покрыто тоже черепками и осколками, между которыми изредка попадались наконечники стрел (табл. I №38, 40), обломки других каменных орудий (табл. I № 12) и небольшие куски очень дряблых костей.

На отвесной стене наноса, тянущейся здесь над очень крутым, труднодоступным вследствие оползания склоном, виднелся целый ряд красновато-бурых пятен, расположенных на различном расстоянии друг от друга, но равной почти высоте. Котловинная форма этих пятен, обожженная галька, выполнявшая нижнюю вогнутую их часть, где наблюдалась и наибольшая интенсивность окраски, постепенно слабеющей кверху и переходящей затем из красноватой в темно-серую, прослойки измельченного и целые кусочки древесного угля, горшечные черепки и каменные осколки, во множестве торчавшие на всем протяжении пятен и по линии соприкасания глинистого слоя с растительным – все, это имело большое сходство с подобными пятнами, исследованными мной осенью 1887 г. в Глазковском предместье. Глубина, на какой находились эти пятна, в редких случаях превосходила 1,5 метра; размеры из были довольно различны – от 40 до 70 сантим. Шириной в верхней части. Между торчащими осколками попадались кое-где и готовые изделия (табл. I № 2, 11, 27); здесь же на глубине 1 м. 30 с. Найдена тщательно полированная пластинка из белой породы (табл. I. № 15), может быть нефрита. Образующий стену нанос, обладая свойством отделяться столбами, подобно лёссу, обрушивается не редко громадными глыбами, которые, скатываясь по крутизне, частью разбиваются, частью достигают реки и таким образом заключенные в них остатки древней культуры или погребаются на склоне или же попадают в воду. Там, где терраса, потерявши верхний слой, начинает понижаться, исчезают и следы каменного века и вместо них, в растительном слое, появляется снова скопление костей животных. На прилежащих пашнях, вдоль всего песчаного вала, попадались изредка каменные осколки и оббитые орудия, которые, вследствие частого перемещения их земледельческими снарядами, пообкатались, потеряли острые ребра и только общими контурами напоминали о своем происхождении (табл. II №12); на пашнях же найден и изящный наконечник стрелы из красной меди (табл. III № 18) и обломков медного топора.

Раскопки произведенные мной на каждом из описанных участков, немногим пополнили результаты наружного их осмотра. Так на ближайшем к селению участке, где, в разных местах, было прорыто канав около 15 саж. общего протяжения, обнаружено, что вышеупомянутые красно-бурые бугорки были совершенно аналогичны с пятнами такого же цвета, виденными в яру; здесь, как и там, наибольшая интенсивность окраски приходилась на основания бугорков, выстланная обожженной, частью растрескавшейся галькой; поверх гальки встречена и здесь такая же не плодовитая земля с кусочками древесного угля, горшечными черепками и мелкими каменными осколками; вблизи бугорков попадались изредка и каменные орудия или осколки их (табл. I № 3, 12, 24, 29; табл. II № 6, 7; табл. III №11, 15, 16); едва ли можно сомневаться, что в том и другом месте мы имели дело с очагами доисторического поселения.

На следующих двух участках не было никаких внешних, так сказать, руководящих раскопками признаков; поэтому исследования производились здесь лишь в таких местах, где при осмотре были подняты какие либо изделия или кости человека. Обожженная галька, горшечные черепки, осколки, два нуклеуса и одно каменное орудие (табл. I № 11) – вот и все, что встречено в нескольких прорытых здесь канавах; все эти предметы, как сказано выше, не находились уже здесь на своих прежних местах.

Наиболее обильный сбор каменных изделий получен на последнем участке, где было проведено несколько канав, в перпендикулярном к краю террасы направлении (табл. I № 4, 5, 6, 7, 8, 15, 16, 17, 23, 26, 35, 39; табл. II № 4, 5, 7, 9, 11, 13; табл. III № 4, 5, 6, 8, 10, 13). Бесчисленное множество осколков, рассеянных как вокруг густо расположенных друг при друге очагов, так и по всей площади, под растительным слоем, свидетельствовало ясно, что в этом именно месте был главный центр мастерских для выделки каменных орудий; здесь же вблизи очагов, встречено и наибольшее количество мелких и очень дряблых костей животных. Металлических изделий и вообще следов обработки металлов на всей чадобсткой террасе раскопками не обнаружено.

Из сказанного видно, что исследованная местность, занимающая площадь около 15,000 кв. саж., служила некогда, в отдаленном прошлом, местом поселения сначала человеку, дошедшему на пути своего развития лишь до искусства полировки каменных орудий, затем человеку, владевшему уже более совершенными орудиями из красной меди и, наконец, человеку, оставившему здесь железные изделия и множество костей от съеденных животных. Что найденные остатки не принадлежали одному какому либо племени пережившему здесь все названные фазы развития, в этом, кажется, не может быть сомнения.

Прежде чем приступить к подробному осмотру собранной коллекции, считаю нужным сказать несколько слов о дальнейшем моем путешествии. От сел. Чадобского до устья р. Тасеевой – около 300 верст – я проплыл по прежнему на почтовой лодке, осматривая по мере возможности окрестности станционных селений; затем, собирая только расспросные сведения, сухим путем, через Троицкий солеваренный завод, выехал в г. Канск. В названной части ангарской долины мне не удалось найти ни одного предмета, который имел бы прямое отношение к каменному веку; понятие о таких предметах, на сколько можно основываться на разговорах с крайне не откровенным и подозрительным населением, совершено чуждо ему. Однако на основании этих фактов я не смею строить предположения, что прибрежья этой части долины были действительно необитаемы в то время, когда на чадобской стоянке жизнь была в полном рассвете: напротив, принимая во внимание, что, по имеющимся у меня сведениям, по берегам Енисея, именно вблизи устья р. Подкаменной Тунгуски встречается не мало каменных орудий, по форме и способу отделки совершенно сходных с чадобскими, я склонен думать, что со временем и здесь должны быть открыты промежуточные станции.

К сведению будущих, более меня компетентных, исследователей этой местности вношу в настоящий отчет следующие археологические заметки из моего дневника:

1) Между деревнями Климовой и Гольтявиной, на правом берегу Ангары, находится известковый утес, носящий название «Писанный», на котором, на значительной высоте, виднеется несколько слабозаметных изображений лошади и оленя, написанных красной краской. Ямщики, сопровождавшие меня, утверждали, что изображения написаны в 40-х годах судовщиками, долго стоявшими здесь для починки судна, но такому показанию противоречит дневник Гмелина, в котором упоминается уже этот утес.

2) Выше Мурского порога, на левом берегу реки, мной найдено много костей мамонта – часть тазовой, часть нижней челюсти, куски ребер, два коренных зуба и несколько мелких костей конечностей. Все эти кости залегали здесь на высоте 10 слишком сажень над уровнем реки, в наносе, который покрывал залежи красного песчаника и по внешнему виду и составу своему казался мне совершенно тождественным с образующим чадобскую террасу. Если бы это было так, то настоящая, собственно палеонтологическая находка послужила бы к определению возраста отложения, на обнаженной поверхности которого селился здешний абориген.

3) В одном из огородов селения Каменского, расположенного на правом берегу Ангары, при впадении в нее р. Каменки, находят много мелких серебряных монет, времен Михаила Федоровича и Алексея Михайловича. Местный целовальник – поселенец, узнавши об этом, арендовал огород и в течении одного лета собрал 800 таких монет, которые, по рассказам, не находились здесь в одном каком либо месте, а спорадически встречались по всей площади огорода. Из этого клада мне удалось приобрести для музея Отдела 8 монет.