Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 2.
Затем перехожу к описанию самого путешествия. Из Иркутска я выехал 22-го июня по так называемому ангарскому тракту. Хотя ближайшие окрестности города вероятно хорошо знакомы большинству из присутствующих здесь, тем не менее я позволю себе остановиться на них, как ради их археологического значения вообще, так и потому, что здесь впервые в Иркутской губернии были найдены следы пребывания человека каменного периода. Сведения об этом находим у Геденштрома, в его «Отрывках о Сибири», сочинении, напечатанном в 1830 году. «Медные и каменные орудия, говорит он, находят и ныне в земле а полуденной части Иркутской губернии. Каменные сделанные из твердого жада (нефрита), открытого недавно близ Иркутска превосходной доброты». Говоря о Забайкалье он продолжает, что «о древнем народе, обитавшим сии страны свидетельствуют их могильные курганы, описанные знаменитым Палласом. Находят еще древние памятники, топоры и стрелы из красной меди и еще того древнейшие находят около Иркутска: топоры, долота и стрелы каменные, топоры и долота из жада; из нашли в 4 верстах от Иркутска в Верхоленской горе, в камнеломе, на глубине 5 сажень от верха горы». Приведенные здесь заметки для нашего времени слишком отрывочны и неполны, но винить автора за краткость и неполноту их мы не можем уже потому, что описывая всю Восточную Сибирь в небольшой брошюрке, он не мог, конечно, уделить много места вопросу, на который в то время в России вообще мало обращалось внимания. В каком именно месте в Верхоленской горе была сделана находка – сказать трудно, особенно в виду того, что само название «верхоленская» приложимо ко всем возвышенностям, расположенных западнее якутской дороги. Принимая, однако, во внимание данное расстояние в 4 версты (вероятно 700-ных, так как ни один из мысов этого возвышенного берега не придвигается так близко к городу), можно думать, что речь идет о той возвышенности, которая прилегает к пади Жарниковой, составляющей часть угодий карлукских крестьян, где лет 15 тому назад в расщелине юрского песчаника нашли десять штук каменных изображений рыб, выделанных из пород, не принадлежащих к юрской формации. По рассказам, некоторые из этих изображений достигали в длину 12 верков при соответственной ширине и сходство их с живыми рыбами было до того велико, что камнеломы сочли их настоящими окаменелыми рыбами и, желая убедиться, подверглись ли такой же метаморфозе внутренности, разбили их на мелкие куски; от этой анатомической операции уцелело, как говорят, только два экземпляра, меньших размеров, из коих один в настоящее время находится в Московском Историческом Музее, а о другом мне не удалось ничего узнать.
Придерживаясь хронологического порядка здесь кстати будет упомянуть, что около того же времени, а именно 1871 году, на том месте, где ныне военный госпиталь, найдены были весьма интересные остатки культуры первобытного человека; остатки эти, отнесенные покойным графом Уваровым к палеолитической эпохе, уничтожены пожаром 1879 года; довольно подробное описание найденных предметов и условий их залегания, сделанное И.Д. Черским, помещено в «Известиях» Отдела (T. III, №3).
Затем в 1886 году, на том же правом берегу Ангары, только значительно ниже по течению, найдено еще одно изображение рыбы, которое, благодаря любезности владельца камнеломни, А.П. Хороших, досталась нашему музею. Изображение это, сделанное из талькового сланца, имеет в длину 247 мм. В ширину 61 мм. И наибольшую толщину 18 мм.; каждый из концов его представляет рыбную голову, из коих одна в верхней части своей повреждена; на нижней стороне каждой из голов находится по 8 поперечных бороздок, расположенных почти на ровном расстоянии друг от друга, причем на одной – поврежденной – голове 7 бороздок помещаются до начала жаберной щели и только одна на подбородке, а на другой до начала щели 5 бороздок и на подбородке 3. Какое значение имеют эти бороздки – не берусь объяснить. Жаберные щели и рот обозначены бороздками такой же почти глубины и ширины; различный изгиб жаберных щелей на обеих головах позволяет думать, что каждая из них долженствовала представлять иной вид рыбы. На спине этого изображения имеется два сквозных отверстия; одно из них расположено по средине так, что подвешенное за него изображение сохраняет равновесие, другое удалено на 21 мм. к одной из голов; на нижней стороне – два таких же отверстия, но расположенных на концах, точнее в местах соединения голов с туловищем; наибольшее из отверстий имеет в диаметре 8 мм.; наименьшее 4 и каждое представляется в виде двух воронок, сходящихся усеченными концами – признак характерный для всех предметов, просверленных тогдашним человеком; судя по положению отверстий, можно бы предположить, что они служили для прикрепления каких либо искусственных плавников. Поверхность изделия полированная, но со многими следами предварительной обивки (одна из сторон повреждена кайлом нашедшего камнелома). Раскопки, произведенные мной на месте находки, обнаружили, что изображение рыбы залегало на обширном, почти горизонтальном выступе юрского песчаника, под покровом растительного слоя, вершков в 6-ть толщиной; выступ этот находится около 200 саж. от берега реки, неподалеку от зимовья в камнеломнях г. Хороших. Есть основание думать, что предмет найден на том самом месте, где он был оставлен употреблявшим его человеком; никаких других вещей при нем найдено не было.
В заключение речи о правом береге Ангары считаю нужным упомянуть, во 1-х, что по рассказам рабочих, планировавших откосы на Преображенкой улице, в месте прилегания ее к Ерестовской церкви, было найдено тоже несколько каменных топоров и клиньев разной величины и цвета, которые неизвестно куда девались; во 2-х, что по дороге в Лиственничное мной были найдены в трех местах весьма веские указания на пребывание доисторического человека – это в Лисихе, где расположены винные склады, близ Патроновской почтовой станции и, наконец, в с. Лиственничном на террасе, образующей правый берег речки Крестовки, где неподалеку в долине ручья был найден еще в 1885 году загадочный камень – глыба известняка, представляющая усеченный полуконус, длиной 67 сант., выпуклая сторона которого покрыта довольно глубокими бороздами, иссеченными в различных направлениях (камень этот находится в музее Отдела).
Хотя затем дальнейший мой путь пролегал по тому же правому берегу Ангары, но, прежде чем оставить окрестности города, мне необходимо заглянуть и на левый ее берег, а именно на Кайскую или Заречную гору, где осенью 1887 года совершенно неожиданно были найдены следы пребывания сограждан правого берега. Дело было так. Под постройку каменного здания – приюта – на склоне возвышенности, прилегающей к Глазковскому предместью, понадобилось сделать значительную выемку земли, достигающую в некоторых местах саженной глубины. При выполнении этой работы землекопы нашли человеческие кости, но так как никто из них не понимал значения находки, то большая часть костей, как и следовало ожидать, была отвезена вместе с землей для образования насыпи и только некоторые из них были выброшены на борт выемки, где и замечены одним из наших сочленов, по поручению которого и были доставлены в музей Отдела. Всех костяков, по рассказам, было найдено здесь девять, но от них мне удалось собрать только семь, большей частью поврежденных, черепов и несколько костей конечностей. Сбивчивые показания рабочих не дали возможности восстановить с точностью способ погребения; одни говорили, что кости были в сидячем положении с лицом обращенным к востоку, другие не замечали этого; все соглашались только в одном, что головы всех найденных здесь костяков были направлены на запад; такое же направление имел и костяк, вырытый мной в борту выемки. При двух костяках землекопы нашли по одной круглой пластине из белого камня (нефрита?), которые, судя по их положению, были привешены на груди. Одна из этих пластинок, совершенно белого цвета и почти плоская, имеет в диаметре 48 мм., толщину в 4 мм. С отверстием в центре в 11 мм.; другая – с слабым зеленоватым оттенком – превосходит первую в диаметре на 4 мм. И на 6 мм. в толщине, которая, начинаясь на периферии, уменьшается постепенно к расположенному в центре отверстию (в 11 мм.), где не превышает одного миллиметра. Обе пластинки весьма тщательно отполированы и каждая из них имеет по наружному краю явственное ребро. Рабочие утверждали, что никаких других вещей при костяках не было, но этому не совсем можно верить; весьма возможно, что предметы, не бросающиеся к глаза, подобно упомянутым пластинкам, своим резким цветом, не были ими замечены и подверглись одинаковой участи с костями.
Выше я упомянул, что здесь один костяк был вырыт мной. Когда, узнавши о находке, я прибыл на место работы, то большая часть земляной выемки была уже окончена и борта ее представляли прекрасные отвесные обнажения. Толща ненаслоенной глины желтоватого цвета идет здесь очень глубокого; поверх ее простирается непрерывный слой растительной почвы, толщиной свыше 50 сантиметров. Глина эта, по своему наружному виду, отличается несколько, как мне кажется, от сероватых, лесоподобных отложений, залегающих на этой горе, только в других местах; взаимного отношения этих отложений, если они только различны, яне имел случая наблюдать; не удалось мне также найти здесь и раковин, по которым можно было бы судить о возрасте глины, заключающей в себе остатки живших здесь людей.
На чистом желтоватом фоне этих искусственных обнажений в четырех местах можно было наблюдать довольно ясно очерченные чащевидные пятна серого цвета, которые, начинаясь от подошвы растительного слоя, простирались вглубь на пол метра, а одно из них даже на полтора метра. По строению своему пятна эти представляли резкий контраст с окружающей их глиной: множество то взаимно-пересекающихся, то сливающихся горизонтальных и диагональных прослоек более темного цвета и не мало обожженных камней, расположенных преимущественно в нижней части пятен, а также торчащие в изобилии, на всем их протяжении, осколки глинистого сланца – породы, залегающей на южном склоне той же Кайской горы, но не встречаемой в глине – все это производило впечатление, как будто недавно вырытые в глине ямы были плотно набиты различным мусором. Но прекрасно выраженная непрерывность растительного слоя, а также осколки глинистого сланца, во множестве разбросанные по линии соприкосновения этого слоя с нижним, убеждали, что мы были вырыты и наполнены еще в то время, когда глина была обнажена. Ширина ям меньшего размера варьировала в пределах 65-84 сантиметров; вогнутое дно их, как сказано выше, было выстлано обожженными камнями – галькой средних размеров, расположенной в некотором порядке и покрытой слоем мелкого древесного угля; из такого же угля состояли и некоторые вышележащие прослойки темного цвета; диаметр ям во все стороны был почти равен; в каждой из них находилось много осколков сланца, изредка попадались неопределимые фрагменты сгнивших костей и еще реже мелкие горшечные черепки; в одной найден не большой кусок верхнего слоя бивня мамонта; неподалеку в глине был вырыт рабочими позвонок того же животного.
Несколько другое устройство имела яма большого размера, диаметр которой в верхней части равнялся 1 м. 33 с., глубина 1,5 м.; выполнившая ее земля была сероватого цвета с редко встречающимися в ней кусочками древесного угля, но без камней внизу и без явственных прослоек темного цвета. При послойном снимании этой земли в вертикальном направлении скоро был обнаружен человеческий череп, залегающий на глубине 1 м. 43 с. В предположении, что при черепе находился полный костяк, землю, выполнившую яму, я снимал затем послойно в горизонтальном направлении, при чем было замечено, что кусочки угля и изредка сланцы встречались почти до самого дна ее, где действительно оказался костяк. Судя по положению открытого таким образом полного, но весьма сгнившего костяка, можно было заключить, что дно ямы было не плоское, а вогнутое, вследствие чего позвоночник погребенного лежал значительно ниже его головы и ног. Если теперь допустить, что при погребении в такой яме голова умершего будет приподнята несколько выше, то и получится то сидячее положение, о котором говорили землекопы. Костяк, обращенный головой на ЗСЗ, лежал на правом боку, лицом однако, кверху; правая рука была изогнута так, кисть ее находилась под затылком с левой стороны головы; кисть левой прикрывала плечевое сочленение правой; ноги согнуты в коленях почти под прямым углом и правая голенная лежала поверх левой. На лбу сильно разрушенного черепа находились, одно подле другого, два украшения из расколотых по длине клыков кабана, эмалированная поверхность которых повлияла по-видимому на сравнительно хорошее их сохранение. Одно из этих украшений – целое – имеет в длину по выпуклой стороне 152 мм. при хорде в 80 мм., у другого отломан узкий конец; на широких концах того и другого сохранились следы бывших отверстий для привешивания. Кроме этих клыков, подобные которым, как можно думать, находились и при других костяках, но по своей невзрачности не были замечены рабочими, ничего более при описанном костяке не найдено. Рост и пол погребенного при нормальном его положении и при дряблости костей не возможно было определить.
Факт нахождения здесь украшений из клыков дикого кабана дает права на предположение, что жившие здесь некогда люди были современными и сродни китайским обывателям, в могилах которых почти при каждом из погребенном – на лбу и на шее – были найдены такие же украшения; близость расстояния (50 верст) в данном случае может служит подтверждением такого предположения, причем, однако, не следует забывать, что точно такие же клыки употреблялись обывателями карпатских пещер, а также были находимы в Европе и в урнах с пеплом от трупосожжения.
Какое было назначение вышеописанных ям меньшего размера с достоверностью сказать трудно. Можно бы допустить, что они, в устроенных над ними шалашах, служили очагами, с чем прекрасно гармонировало бы нахождение в них обожженных камней и угля, но если обратить внимание на положение их в непосредственном соседстве с большими ямами, которые, как мы видели, служили могилами, а также принять в расчет свойственный первобытному человеку страх перед покойниками, то придется или признать за этими ямами какое-то другое значение или предположить, что место, служившее поселением прежним обитателям, позднейшими было занято под кладбище. Этим последним предположением быть может можно бы было объяснить с некоторой вероятностью и тот достойный внимания факт, что в большом количестве собранных мной здесь каменных осколков, из коих многие носят на себе несомненные следы отбивания человеческой рукой, нет ни одного, который в строгом смысле слова мог бы быть назван орудием или даже обломком такового. Нельзя ли на основании этого предположить, что позднейшие жители при погребении своих покойников собрали все пригодное им, забытое или утерянное прежними? Впрочем, каково бы ни было значение малых ям, бесспорным остается одно, что мы имеем здесь дело с кладбищем человека, по всей вероятности не знавшего металлов. Кладбище это, по рассказам жителей, распространялось и на смежные огороды, где неоднократно были находимы человеческие черепа, из коих некоторые были препровождаемы в полицию.
Все перечисленные выше находки, далеко недостаточные еще для того, чтобы по ним можно было составить приблизительно верное понятие и жизни здешних аборигенов, могут, однако, осветить нам, хотя и очень слабо, некоторые уголки этой жизни. Так прежде всего мы теперь знаем, что местность, занятая в настоящее время городом Иркутском и ближайшими окрестностями его, с незапамятных времен служила приютом человеку, знавшему, быть может, и несколько иную конфигурацию этой местности, и несколько иную флору и фауну ее; из различия найденных изделий и условии их залегания мы в праве заключить, что под ногами нашими покоится не один, а несколько слоев доисторического человечества; Из факта нахождения здесь нефритовых орудий видно, что тогдашний человек умел совершать довольно значительные для того времени путешествия, напр., вниз по Ангаре, в верхние части долины р. Белой для приобретения нужного ему сырого материала; не находил он также под рукой и талькового сланца, из которого сделано вышеописанное изображение рыбы; за ним ему необходимо было подниматься вверх по Ушаковке к Приморскому хребту; круглые белые пластинки, найденные на Кайской горе, если исследование покажет, что они действительно нефритовые, послужат указанием на сношение здешних людей с жителями Средней Азии, где только и найден пока нефрит такого цвета; изделия из мамонтовой кости вырытые на Госпитальной горе, свидетельствуют ясно, что забота о пропитании и о защите от суровости климата не поглощала уже у человека всего его времени – он имел достаточно досуга, чтобы куском песчаника выделывать из кости, может быть убитого и съеденного им мамонта, различные вещицы дл украшения себя; наконец, изображения рыб красноречиво говорят о важности рыбного промысла в жизни этого человека. Обычай употребления таких изображений сохранился еще и до наших дней. Так напр., олюторские коряки, в прошлом столетии, перед началом лова, делали из дерева изображение кита, вносили его с большой церемонией, при неумолкаемых ударах в бубны и в сопровождении шаманов, в особоустроенный балаган, куда и определяли особого человека, обязанного во все врем лова поддерживать перед изображением неугасаемый огонь. По всей вероятности у коряков и доныне сохранились еще какие-нибудь следы этого обычая, который у эскимосов полуострова Аляски является уже видоизмененным; там, по словам Якобсона, изображения рыб и зверей, составляющих объект лова в данное время, вырисовывается на маске, которую надевает шаман при жертвоприношении, совершаемом при начале лова. Изображения морских животных, выделанные из талька и змеевика, были необходимы в Калифорнии, на острове Николая, а выделанные из кости и представляющие речных рыб – в карпатских пещерах. Наконец тот факт, что наши каспийские рыболовы вешают в церквах перед иконами серебряные изображения рыб, намеченных к улову, служит ясным доказательством, что обычай этот живет еще среди цивилизованных народов. Значение этих изображений во всех приведенных случаях одно и тоже – повлиять, посредством умилостивления сверхъестественных сил, на увеличение результатов лова.
Собранные на Кайской горе осколки сланца, между которыми, как упомянуто выше, нет ни одного орудия, а также не многие и притом очень мелкие, встреченные здесь, горшечные черепки не дают возможности сказать, хотя бы предположительно, к какому археологическому периоду должны быть отнесены эти остатки.
Относительно человеческих черепов, взятых на этом древнем кладбище, следует сказать, что они как при глазомерном осмотре, так и при исследовании их инструментом, представляют между собой различия, которые, как кажется, далеко выходят за пределы индивидуальных уклонений, встречаемых в группе особей, принадлежащих одному племени.
Главнейшие из описанных признаков этих черепов суть следующие:
№1. Череп с нижней челюстью. Развитие надпереносья очень слабое; лоб низкий с едва заметными буграми; темянная часть очень длина, затылочная очень выпячена назад, отчего задняя часть черепа кажется непомерно большой; все швы явственны; из них венечный, в средней своей части представляем не ломанную, а слабо-кривую линию без зубцов; остальные швы, по развитию зубцов, ближе всего подходят к №3 по схеме Брока; в ламбдодном шве с каждой стороны по одной вормиевой косточке средних размеров; зубы мудрости только что прорезались, остальные значительно стерты; череп очень легкий, кости тонкие.
№2. Череп с нижней челюстью. Надпереносье сильно развито; лоб низкий с едва заметными буграми и очень отлогий; темянная часть, по линии стреловидного шва крышеобразно вздута; затылочная почти прямая с отвисшим затылочным бугорком; затылочное очертание резко-крышеобразное; заметно слабое срастание венечного и стреловидного швов в области их соединения; коронка зубов мудрости, с вогнутой звездчатой поверхностью, лежит несколько ниже плоскости других, значительно стертых, зубов; череп тяжелый, кости толстые; в нижней челюсти 14 зубов.
№3. Череп без основной и лицевых костей. Надпереносье развито довольно сильно; лоб с явственными буграми, не высок и заметно покат; темянные кости сильно вздуты в области темянных бугров, а по линии стреловидного шва представляют значительную впадину, сливающуюся в слабо-выдвинутую взад затылочной костью; затылочное очертание почти четырех угольное; швы не срослись, кости толстые.
№4. Крышка черепа без основной, лицевых и части затылочной кости. Кривизна свода напоминает череп №1; швы открыты, кости очень тонки.
№5. Лобная и темянные кости черепа. Надпереносье развито слабо; низкий с едва заметными буграми, от которых лобная кость круто поворачивает к венечному шву; темянные кости в передней части слегка вдавлены и образуют небольшую седловину, идущую параллельно венечному шву; темянные бугры явственны; слабое срастание заметно только на стреловидном шве.
№6. Череп с нижней челюстью. Надбровные дуги сильно развиты; лоб не высокий и отлогий; венечный шов, в средней своей части, представляет довольно глубокую впадинку с выпуклыми, как бы припухшими краями, вследствие чего зубчиков здесь не видно; обстоятельство это в связи с сильной дряблостью лобной кости при относительно хорошем состоянии других костей наводит на мысль, что эта часть черепа при жизни была подвержена какому либо болезненному процессу; темянная часть, по линии стреловидного шва, слегка вздута, отчего затылочное очертание является крышеобразным: швы не срослись, зубы значительно стерты; лицевые кости напоминают монгольский череп.
Из этой таблицы видно, что
1. По горизонтальной окружности, в среднем 525,5 мм., черепа должны быть отнесены к большеголовым; в частности 3 больших и два средних.
2. По вертикальной окружности, которая в среднем равна 410,2 мм. они относятся к среднеголовым, причем 1 будет большой, 2 средних и 1 малый.
3. По основной линии, дающей в среднем 103,5 мм., их следует причислить к большеголовым — 1 средний и 3 больших.
4. По продольному диаметру, в среднем 184,5 мм., они относятся к длинноголовым – 1 средний и 4 длинных.
5. По поперечнику наибольшей ширины, который в среднем равен 143,0 мм., они принадлежат к среднешироким, в частности 3 средних и 2 широких.
6. По головному указателю черепа представляют довольно резкие различия, так: два настоящих длинноголовых, 2 средних и 1 настоящий короткоголовый, а в среднем – 77,8 – среднеголовые.
7. По высоте, в среднем 131,0 мм., черепа принадлежат к средне-высоким, а в частности 2 средних и 2 высоких.
8. По высотному указателю 2 принадлежат к низким, 1 к средним и 1 к высоким, а в среднем – 70,4 мм., к низкоголовым.
О прочих найденных здесь частях скелета не специалист может сказать только, что некоторые из костей конечностей принадлежат несомненно молодым особям, на что указывают как незначительные размеры, так и не сросшиеся еще эпифизы, и что большие берцовые представляют, как кажется, не свойственную им сплющенность.
Этим я заканчиваю обзор археологических находок в ближайших окрестностях г. Иркутска.
Опубликовано в 1889 год.
Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 1.
Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 3.
Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 4.