Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 3.

На дальнейшем пути первой археологической станцией, на которой, впрочем, придет остановиться очень недолго, будет долина р. Куды, впадающей в Ангару с правой стороны. Еще в 1882 году был констатирован факт нахождения каменных орудий в средней части этой долины; с тех пор в низовьях ее были сделаны кое-какие археологические находки и наблюдения, о которых считаю нужным сказать здесь несколько слов.

Правый берег р. Куды, от якутской дороги до устья, представляет довольно высокую террасу, на которой расположены одно за другим селения: Хомутовское, Грановское, Уриковское и Усть-Кудинское. Терраса эта состоит из желто-бурого наноса, покрытого не очень толстым слоем черной растительной почвы; в некоторых местах она образует вертикально-стоящие у самой воды стены, которые, будучи подмыты во время половодья, обрушиваются громадными глыбами и дают таким образом почти ежегодно новые обнажения; в других местах, благодаря упомянутому процессу обрушивания, терраса уже понизилась, округлилась и подходит к реке пологим склоном. Левый берег составляет собственно дно долины, на котором, как на плане, обозначено несколько отживших проток, отделенных друг от друга кочковато-болотистыми участками и кое-где виднеются незначительные остатки покрывавших ее некогда песчаных отложений. В русле реки, прижатом, как сказано выше, к правому возвышенному берегу, попадаются нередко остатки мамонта.

Остатки древней человеческой культуры встречены здесь пока только на правом берегу реки. Первая находка была сделана в 1882 году на пашнях дер. Грановской; это небольшой топорик из темно-серого глинистого сланца, с одной стороной почти плоской, с другой сильно выпуклой, напоминающей сапожную колодку; работающий конец орудия хорошо отшлифован, причем полукруглое лезвие довольно круто сточено к выпуклой стороне; верхний конец – обух – почти гвоздевидно – заострен и по обеим сторонам, а также и по ребрам только оббит; незначительное повреждение лезвия свидетельствует, что орудие было уже в работе. Размеры топорика следующие: длина 118 мм., наибольшая ширина при лезвие 36 мм. и наибольшая ширина, почти по средине длины, 23 мм. Об условиях залегания этого предмета известно только то, что он выпахан сохой, следовательно или находился в растительном слое, или на подпочве. Исследование места находки, произведенное членом Отдела М.В. Загоскиным, дало отрицательные результаты.

Другое орудие найдено в 1884 году при обработке огорода в той же Грановской деревне, на той же почти, что и первое глубине. Материал, из которого сделан этот второй топорик, такой же глинистый сланец, только немного светлее; отделка орудия весьма тщательная – обе плоские стороны и ребра отшлифованы и только кое-где видны следы предварительной обивки; на нижней – плоской – стороне, ближе к лезвию, заметна небольшая вогнутость по длинной оси, на верхней – соответственная выпуклость; прямое лезвие сточено тоже к выпуклой стороне и на нем, как равно и на обухе, имеются явственные следы употребления орудия. Длина топорика 111 мм. при наибольшей ширине у нижнего конца в 53 мм. и при наибольшей толщине в 17 мм. (В 1888 г. из той же местности был доставлен в музей Отдела еще один топорик из серо-желтоватого глинистого сланца, найденный на пашнях деревни Поздниковой под старым березовым пнем при выкорчевывании последнего. Длина орудия 111 мм., шир. 38, толщ. 20; на одной, почти совершенно плоской, стороне хорошо видны следы предварительной отбивки; другая, выпуклая с округленными краями, тщательно изолирована; слегка округленное лезвие сточено к плоской стороне, верхний конец обломан. Пожертвован в музей свящ. Родионовым). Оба эти орудия, благодаря посредничеству М.В. Загоскина, пожертвованы крестьянином Усовым в музей Отдела; ими же пока оканчивается и перечень несомненных доказательств в пользу посещения Кудинской долины доисторическим человеком.

Упомянутые выше обнажения правого берега р. Куды, а равно и песчаные наносы левого были осматриваемы мной много раз, но до сих не представляли еще никаких новых данных. Скопление раздробленных костей животных, наблюдаемое в некоторых местах правого берега по очень тонким слоем растительной почвы, следует считать, как кажется, местом инородческой стоянки далеко позднейшего, вероятно не далекого от нас времени. Куски глинистого сланца с несомненными следами древней обработки, найденные мной в прошлом году при самом устье реки, дают право думать, что будущие поиски здесь увенчаются более обильными результатами.

Оставляя Кудинскую долину мы переходим в местность, представляющую большой интерес для статистика и этнографа, как исследователей современной жизни, но лишенную пока всякого значения для археолога. Дело в том, что, начиная от этой долины, на протяжении целых сотен верст правый склон ангарского бассейна, в противоположность левому, дал до сих пор только в одном месте слабое указание на обитаемость его человеком каменного века; это место – устье Уляхи, бывшего некогда, как можно судить по ширине долины, значительной рекой, где в песчаных отложениях встречаются изредка не большие нуклеусы. Причиной ли тому физический характер этого склона или, быть может, малое наше знакомство с ним – в настоящее время сказать трудно. Если принять, однако, во внимание, во 1-х, что почти все остатки каменного века, открытые в Сибири, а в большинстве случаев и в Европейской России, залегали по берегам рек, а аллювиальных отложениях и преимущественно неподалеку от устья более или менее значительных притоков; во 2-х, что правый берег Ангары в упомянутом участке большей частью состоит из твердых, не удаляющихся от воды, пород – песчаника и известняка, покрытых не очень толстым слоем растительной почвы, и что берег этот кроме того перерезан здесь только несколькими, очень небольшими речками; в 3-х, что первые находки остатков каменного века большей частью выпадают на долю не ученых исследователей, а местных земледельцев или вообще рабочих людей, заглядывающих для каких либо целей в недра земли и, наконец, в 4-х, что прибрежные жители ангарского тракта от сел. Уриковского до Усть-Удинского, на сколько я мог убедиться их многочисленных расспросов, не только не находили каменных орудий, но даже не имеют о них никакого представления, как равно чуждо им понятие и о громовых стрелах, которые в других местностях Иркутской губернии, как напр. в Тункинском крае, играют весьма видную роль в практике местных знахарей – на основании всего этого можно бы допустить, что первобытный человек со своими убогими бытовыми средствами действительно не находил здесь подходящего для поселения места. Впрочем, это пока только предположение.

Левый берег Ангары на таком же протяжении расчленен четырьмя довольно большими притоками, долины которых получили уже право на нанесение их на археологическую карту. О ближайшей к городу – долине Иркута – мне придется сказать несколько слов в конце настоящего отчета; о следующей затем – китойской – я говорил в двух предыдущих сообщениях, напечатанных в «Известиях» Отдела за 1880 и 1883 годы. Долину третьего притока – реки Белой – мне не удалось еще посетить; неизвестно мне также, посещалась ли она кем-нибудь другим с археологической целью; из вещественных доказательств, имеющих отношения к каменному веку, в музее Отдела находится пока только два валуна нефрита – породы, которая, как известно, служила здешним аборигенам материалом для выделки орудий и до сих пор нигде в Восточной Сибири, кроме этой долины, не была найдена (В записках В-Сибирск. Отд. И. Русск. Техническ. Общества №1 упоминается, правда, о нахождении нефрита по рр. Витиму и Кевакте, но показание это до сих пор ничем не подтверждено). Показание Ровинского, что в долине р. Белой была «целая фабрика каменных орудий», хотя и основано, по-видимому, не на наблюдении, лишь на факте нахождения нефрита, тем не менее имеет Большую долю вероятности, так как трудно предположить, чтобы дикарям, не вынужденный к тому особенно важными причинами, не воспользовался бы благоприятным случаем поселиться неподалеку от местонахождения столь необходимого ему материала. Поэтому есть основание думать, что будущий исследователь этой долины найдет в ней весьма ценный археологический материал. Берега четвертого притока – реки Унги – были осмотрены г. Хангаловым еще в 1881 году; собранные им там каменные орудия отнесены членом Отдела, г. Агапитовым, к палеолитической эпохе.

Для осмотра низовьев Унгинской долины мне пришлось в г. Балаганске переехать на левый берег Ангары. Правая сторона этого низовья представляет почти горизонтальную, частью покрытую бедной растительностью, частью совершенно обнаженную песчаную степь; левая – с более богатым растительным покровом пологим склоном подымается к Талькинскому перевалу; высокая почти отвесная стена красного песчаника, прерванная по средине р. Унгой, ограничивает эту степь с запада; многочисленные, довольно глубокие выдувы обнаруживают значительную мощность серого илистого песка, образующего здесь и берег Ангары.

В проезд по этому пути Гмелина и Миллера в 1738 г. низовье Унгинской долины было заселено бурятами; следы их юртовищ сохранились по степи и поныне в виде небольших площадей, усеянных множеством раздробленных костей животных с незначительной примесью горшечных черепков; изредка попадаются здесь обожженные камни и небольшие обломки железных изделий. Что же касается остатков более глубокой древности, каменного века, то, не смотря на довольно тщательные поиски как на песчаной части равнины, так и в вышеупомянутых вырытых ветром ямах, мне не удалось найти ни одного осколка, который указывал бы на пребывание здесь человека, не знавшего металлов. Факт этот дает некоторое право на предположение, что поселения каменного века, по какой либо не известной причине, не распространилось на низовья Унгинской долины.

В селении Усть-Удинском, расположенном на правом берегу Ангары, при впадении в нее р. Уды, принимающей в свою очередь тут же справа р. Еловку, в памяти жителей сохранились еще воспоминания о нахождении в пашнях каменных орудий, которых теперь уже не встречают. «Я сам нахаживал каменные стрелы, говорил мне 50-летний крестьянин. Иная такая зелененькая, то клином, то ножичком доспета, а то попадались и серые и голубенькие. Теперь как-то не слыхать их стало». Небольшой нефритовый скребок, показанный мной рассказчику, признан им за весьма сходный с находимыми им раньше; как он, так и другие, с кем приходилось говорить, не признают за этими изделиями никого особого значения и о происхождении из ничего не знают, не думают однако же, чтобы они имели какое либо отношение к молнии и грому.

Летом 1888 г. Усть-Удинский волостной писарь, Павел Алексеевич Дмитриев, препроводил в Отдел нижеследующие вещи, найденные на берегу Ангары в сел. Рютинском (неподалеку от Усть-Уды) при рытье ямы для погреба, вместе со скелетом человека, на глубине 2 аршин: полированный топор из (гнейса?) длин. 227 мм., шир. 61 мм. (одна сторона отколота, излом свежий); маленький топорик из прекрасного темно-зеленого нефрита, нижняя часть отшлифована, верхний конец сужен, дл. 73 мм., шир. 20 мм.; привеска из клыка (изюбра ?), напоминающая китойские, только тщательнее отполирована. По рассказам рабочих (сам г. Дмитриев при рытье не присутствовал) скелет был погребен в сидячем положении, Большая часть костей скелета была брошена в Ангару, только немногие остались на берегу и доставлены в музей членом Отдела г. Ильяшевым. Кроме вышеназванных орудий г. Дмитриев прислал еще длинный наконечник (копья?) из темно-серого сланца, найденный на пашне того же сел. Рютинского; длина наконечника 267 мм., шир. 29 мм., поперечный разрез эллиптический.

От Усть-Уды, как упомянуто выше, начинается водный путь; местность принимает таежный характер. Река Ангара, сохраняя северное направление, течет по узкой долине, ограниченной с обеих сторон довольно высокими горами, пологие склоны которых, то подходят к самому берегу, то отодвигаются полукругом, образуя небольшие низменные пространства, орошенные маловодными ручьями и поросшие, подобно склонам, густым смешанным лесом; на таких равнинах располагаются обыкновенно небольшие деревушки. При перемене направления реки в западное, долина постепенно расширяется, граничные горы уходят далеко и, наконец, совсем теряются из вида; река разбивается на множество проток, омывающих многочисленные острова, из коих некоторые дали приют большим селам с из скотом, пашнями и сенокосами; лес, состоящий преимущественно из ели, кладет на пейзаж мрачный отпечаток. Около ста верст приходится плыть по этой котловине целым лабиринтом то узких, то широких проток; наконец, при впадении в Ангару с левой стороны р. Оки, долина запирается надвинувшимися с обеих сторон высоки мысами, Ангара делает крутой поворот вправо и начинается порожистая ее часть.

В описанной местности мне придется остановиться на некоторое время только на одном из островов и в селении Братском, как в пунктах, имеющих некоторое отношение к цели моей поездки. Остров, о котором идет речь, лежит в верстах 10-ти ниже деревни Егоровой, около 390 верст ниже Иркутска и известен по названием 2-го Каменного; низменная, частью кочковатая равнина составляет окраину его, середина же выполнена громадным каменным массивом из серого, почти горизонтально наслоенного песчаника, с отвесными стенами сажень в 10-ть вышиной около полуверсты в длину; шатрообразная вершина массива довольно густо покрыта сосняком. Археологическое значение острова состоит в том, что на западной и юго-западной сторонах утеса находится довольно значительное число изображений животных, размещенных длиной полосой, на высоте не более сажени от земли, то в одиночку, то группами в несколько особей; контуры животных обозначены или не глубокой бороздкой, или изредка и сплошной выемкой; размеры фигур очень различны: наибольшая достигает длину 700 мм., наименьшая – только 75 мм.; все изображения обращены головами к югу, т.е. вверх по течению реки и сохранились сравнительно хорошо. Между изображениями можно отличить лося (сохатого) самца и самку – последняя преобладает – кажется лошадь, осетра и еще какую-то рыбу и быть может нерпу; только на одной, оторванной уже от утеса глыбе песчаника имеется изображение как будто человека с длинными ушами и с головой вообще звериной, пляшущего с поднятыми вверх руками перед какой-то четырехугольной рамкой с заключенными в ней четырьмя кругами, из коих два нижние в свою очередь имеют в центре по меньшему кружку. Группы четвероногих животных изображены движущимися и как бы подымающимися в гору, причем заметно стремление художника сохранить даже некоторую перспективу и выразить отчетливо черты животных.

Мне не известно, чтобы кто-нибудь сообщал ранее о существовании упомянутых изображений. Гмелин проплыл мимо Каменных островов ночью и только вскользь упоминал о числе и величине их; Титов, путешествовавший по Ангаре в сороковых годах, тоже ни словом не обмолвился о каких либо изображениях на прибрежных скалах этой реки – обстоятельство достойное внимания в виду того, что «любимой отраслью» занятий этого исследователя была, как известно, археология» и что в других местах он с особенным интересом собирал лапидарные надписи; не говорят о них также и гг. Ровинский и Чекановский, а равно и все те путешественники, имена которых записаны на том же самом утесе. Первые сведения об этих изображениях я получил от ямщиков, сопровождающих меня из селения Распутинского. «Весь утес исписан разным зверьем и рыбой, говорили они мне; много их уже выбыгало (выветрилось), обсыпалось; раньше, старики сказывают, было больше». На вопрос, кем исписан утес, не умели ответить ни ямщики, ни окрестные крестьяне, которых приходилось спрашивать об этом. О живших здесь когда-то тунгусах сохранились кое-какие предания; напоминают об них и некоторые острова и ручьи, носящие название «тунгусский»; знакомы также жителям и тунгусские железные наконечники стрел «кибир» и такие же ножи, находимые здесь на пашнях; возможно поэтому, что и на утесах 2-го Каменного острова мы встречаемся с памятником тунгусского творчества. Впрочем не считая себя компетентным решать вопрос о происхождении и значении изображений, я ограничусь лишь констатированием факта нахождения их здесь.

О снятии полной копии изображений нечего было, конечно, и думать – не владея карандашом, застигнутый, так сказать, врасплох, я не имел с собой даже достаточного количества бумаги, не говоря уже о других необходимых приспособлениях; проливной же дождь, длившийся почти весь день, позволил мне скопировать лишь некоторые из намеченных, более типичных фигур.

В селении Брастско-острожном, расположенном на левом берегу Ангары, при впадении в нее р. Оки, внимание любителя старины останавливается прежде всего на сторожевых башнях, построенных казаками завоевателями еще в половине XVII столетия. Доска, прибитая на одной из башен «по распоряжению местных волостных властей», гласит, что они «Заложены в 1631 году» — показание, относящееся по-видимому, к началу строения острога при Падунском пороге, а не здесь. В 1868 г. иркутский статистический комитет, принял под свое покровительство все уцелевшие еще в Иркутской губернии памятники исторической старины, сделав распоряжение об охранении их от порчи. Последствие было, что братско-острожные башни, находящиеся ныне в пределах церковной ограды, украсились вышеназванной доской, были обнесены барьером и приняты меры к соблюдению в них подобающей чистоты.

Окрестности Братского острога не могут быть исключены из списка мест, населенных человеком каменного века. По рассказам жителей каменные наконечники стрел были находимы раньше довольно часто, а изредка попадаются и теперь как на островах окинской дельты, так и на пашнях, расположенных на левом берегу Ангары. В силу того, что предметы эти, в сознании массы, не обладают никакими особенными свойствами, они, найденные кем-нибудь, не сберегаются, а поступают в число детских игрушек и подвергаются скоро общей участи этих последних – «поиграли да и бросили». По мнению рассказчиков наконечники изготовлялись и были употребляемы жившими здесь некогда «мунгалами»; орудий другого типа, а равно напоминающих по цвету нефритовые, как говорят, здесь находки, вещественных доказательств, подтверждающих приведенные сведения, т.е. самих наконечников, мне не удалось здесь найти.

От Братского острога характер р. Ангары несколько изменяется. Если бы на эту часть ее посмотреть с надлежащей высоты, то взору представился бы целый ряд обширных озеровидных расширений, окаймленных высокими горами и соединенных между собой то длинными, то короткими, но всегда сравнительно узкими, заключенными в отвесные берега, проливами. Проливы эти, в большинстве случаев загроможденные порогами или шиверами, не представляют, конечно, удобных для поселения мест и потому все нынешние села и деревни располагаются или на островах, выполняющих расширения, или на прибрежных их террасах. Тут же по преданию, размещались некогда и стойбища тунгусов, оттесненных в последствии в глубь тайги, где и теперь, ближе к низовью долины, бродят еще жалкие их остатки, а в местах, откуда их изгнала оспенная эпидемия, стоят, по рассказам, одинокие их зимовья, наполненные разным шаманским скарбом, к которому, как зашаманенному, не смеет прикоснуться ни один крестьянин-зверолов из опасения навлечь на себя разные недуги. Наконец, в этих же котловинах встречаются следы поселений и более древних обитателей, умевших справляться с суровой природой при помощи весьма не затейливых каменных орудий. Хотя таких стоянок найдено здесь очень не много, но на основании этого факта нельзя еще делать каких либо выводов о густоте доисторического населения – осмотренная мной часть прибрежий составляет весьма незначительный процент всего их протяжения. Выше я говорил уже, как неблагоприятно в этом отношении отражалась зависимость от почтовой лодки, дававшей возможность осматривать окрестности только тех деревень, которые, по своему положению на пути, удостоены названии «станций».

Остров Антоновский, о котором мне прежде всего придется сказать несколько слов, лежит приблизительно верстах в 40 ниже Падунского порога, в обширной котловине, наполненной различными по величине и возрасту островами. Образующий его желтоватый нанос, наблюдаемых и в прибрежных террасах соответственной высоты, покрыт в некоторых местах довольно толстым слоем желтого сыпучего песка, в других – только черноватой растительной почвой, одевающей также и сказанный песок. Части острова, покрытые песком, представляют поверхность слегка бугристую, причем на месте некоторых бугорков, потерявших по какой либо причине свой наружный покров, под влиянием ветра образовались небольшие углубления. Значительная часть острова, в бытность мою там, была покрыта посевами крестьян расположенной тут же деревни Антоновой.

Узнавши от местных жителей, что на обнаженных песчаных частях острова попадаются иногда «какие-то кремешки», я отправился осмотреть эти места. На дне первого встреченного углубления, покрытом отсортированными, более крупными песчаниками, я нашел несколько обожженных, растрескавшихся камней средней величины, мелкие обломки, по-видимому, очень древних костей, кусочки древесного угля, небольшие пластинки раковины Anadonta, а также три осколка глинистого сланца, наружный вид которых указывал ясно на происхождение их из мастерских каменного века. Внимательное исследование стенок углубления показало, что отложение состоит из чистого мелкого песка без всякой гальки и что следовательно найденные здесь обожженные камни, а также и осколки сланца никак не могли быть составной его частью, а принесены сюда человеком. Осмотр следующих затем углублений вполне подтвердил это заключение, так как в них, кроме вышеназванных остатков, найдено еще два наконечника стрел и несколько мелких горшечных черепков. В каком отношении к песчаному отложению находились как камни, так и прочие встреченные здесь предметы, т.е. залегали ли они на поверхности его или, быть может, в растительном слое, я не имел случая наблюдать. Один из найденных здесь наконечников, длиной 34 мм., шир. 12 мм., выделан, посредством довольно тщательной обивки, из серого глинистого сланца; листовидной своей формой он довольно резко отличается от таких же наконечников с р. Китоя или из Тунки. Другой с отломанным тыльцем, длиной 63 мм., шир. 24, при наибольшей толщине в 9 мм. выбит из сероватого кварцита, но не с такой, как первый тщательностью, по форме же он очень близко подходит к нему. Что касается горшечных черепков, то они настолько мелки и малочисленны, что по ним совершенно нельзя судить о форме и размерах сосудов, ни о степени развития керамического искусства у аборигенов острова.

Заняться более подробным исследованием этой местности, т.е. произвести раскопки я не мог потому, во-первых, что деревня Антонова не есть почтовая станция и я остановился в ней на несколько часов, благодаря лишь обстоятельству, что плывший со мной падунский сельский писарь, имел здесь некоторые дела, а во-вторых и главным образом потому, что холмистая местность с песчаной подпочвой, прилегающая к описанным углублениям, была покрыта посевами, уничтожать которые ради неопределенного результат, я не считал в праве. Таким образом на основании не многих находок, сделанных при поверхностном осмотре очень не значительной части этого острова, получилось пока только слабое указание на посещение его доисторическим человеком.

Еще менее убедительны доказательства такого рода, встреченные мной далее, на протяжении 600 слишком верст, в трех только местах, а именно при деревне Пашиной, Карапчанской волости, при устье р. Малой Кежмы и в селении Кежемском Енис. Губ. Как в деревне Пашиной, так и при устье р. Малой Кежмы сохранились остатки песчаного отложения, которое, судя по цвету и составу его, могло бы, как кажется, считаться эквивалентом антоновских песков. Несколько не больших осколков глинистого сланца и кварцита с несомненными, впрочем, следами пребывания их в руках древнего человека, а также незначительное количество горшечных черепков – вот и все, что удалось мне собрать на обнаженном песке при деревне Пашиной, в том месте, где ныне находится кладбище, а также и на красной террасе, образующей левый берег реки Малой Кежмы. Крестьяне вышеназванной деревни, которым при рытье могил приходилось не раз заглядывать в глубь песчаного отложения, утверждали, что кроме «кремешком и черепков» им ничего более здесь не попадалось. О каменных орудиях они не имеют ни малейшего представления, не допускают даже самого существования их; естественно поэтому, что и названные осколки считаются ими не произведением рук человеческих, а просто «кремешками», из коих некоторые «годны для добывания огня». Кем оставлены здесь горшечные черепки – это вопрос, который, по-видимому, никогда не возникал в умах местных жителей. Жители селения Кежемского знакомы с несколькими типами каменных орудий; по рассказам, каменные топоры, долота и наконечники стрел были ими находимы в различных местах на пашнях, но в бытность мою там никто не мог доставить их.

Когда настоящий отчет был уже написан, от учителя кежемского приходского училища были получены следующие изделия несомненно каменного века, приобретенные им у местных жителей: 1) осколок глинистого сланца со следами вторичной обивки – можно допустить, что он служил наконечников копья; 2) трехгранный грубо-отбитый наконечник стрелы с черешком, дл. 111 мм., толщ. 29 мм. (наконечники такой формы в Восточной Сибири, насколько мне известно, еще не встречались); 3)костяная вилка, вероятно втулка для укрепления наконечника стрелы (тоже изделие не известное до сих пор), нижний конец, вставляемый в древко, трехгранный с перехватом, верхний – округленный; длина всего изделия 112 мм.; и 4) топорик из серого глинистого сланца, при лезвии шлифованный.

Опубликовано в 1889 году.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 1.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 2.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 4.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 5.

Следы каменного века в долине реки Ангары. Часть 6.

1045

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.