О Чудских могилах Минусинского края. Часть 2.
Возвратимся к могилам и взглянем в их содержание, на сколько оно известно из произведенных доселе раскопов и по разным другим археологическим находкам.
Справедливость требует предварительно заметить, что в исследовании этого важного для археологии предмета, при начальных скудных данных, мы по неволе должны ограничится отрывочными и неполными сведениями. Мы не раз замечали, что здесь, в Минусинском крае, доселе не было произведено правильных, систематических раскопок; с исключительно археологическими целями доныне не было ни одной экспедиции в Сибирь; все доселе бывшие археологические изыскания ученых путешественников академиков (Миллера, Гмелина, Палласа) и местных любителей сибирских древностей (Спасского, Степанова, Кострова, Титова и др.) производилась большей частью между другими делами, проездом или наездом, случайно, без плана и порядка, основываясь нередко на свидетельствах простонародья, требующих осторожности и проверки. В программу только Кастрена и особенно г. Радлова изучение сибирских древностей входило более или менее прямым и тесным образом; зато из ученых путешественников никто не обращал на древние могилы такого серьезного внимания, как они, напр. г. Радлов разрыв здесь до 100 могил. Но и ими не было обнародовано подробных дневников; и у них сведения о результатах раскопок ограничиваются большей частью одними перечнями найденных вещей и общими замечаниями о могилах. Эта скудость сведений могла бы до некоторой степени быть пополнена de visu, — наглядным изучением самих древностей, поныне уже найденных во множестве; но они частью разошлись по частным, безвестным рукам и может быть уже вовсе погибли для науки, частью хранятся в музеях ученых обществ и любителей древностей, и сравнительно только очень немногие издания в свете и всем доступны для изучения, а коллекция нашего Сибирского Отдела в настоящем своем составе бедна древностями из Минусинского края.
В 30 и 40-х годах XVIII ст. (1734-1744 гг.) исследовали Сибирь Г. Фр. Миллер и И. Г. Гмелин.
Первый занят был главным образом разбором сибирских архивов, извлекая из них материалы для своей истории Сибири; но не оставил без внимания и доисторических древностей копировал лапидарные надписи, приобретал для Академии, где можно было, разные могильные редкости, разрывал и сам, хотя и без успеха, некоторые могилы напр. близ Усть-Каменогорской крепости. «не мог я узнать от бугровщиков, говорит он, какие признаки богатых могил; не думалось мне, что те справедливо говорили, которые в не разрытых могилах на восточной стороне Иртыша предвещали мало доброго. Действительно, и сам я в том убедился, разрывая многие могилы близ Усть-Каменогорской крепости, чтоб видеть внутреннее их устройство, содержание и состояние костей, а другие между Ямышевской и Семипалатинской крепостями разрыты были некоторыми из нашей свиты: ни драгоценностей, ничего заслуживающего малейшей цены нам не досталось, все найденное состояло только из небольших худых железных вещей, так перержавевших, что едва узнать было можно, к чему они служили». В Минусинском крае, сколько известно, он не производил раскопки курганов, вероятно, тоже уже не надеясь встретить в них ничего достопримечательного; Но в Красноярске приобрел для Академии наук «не малое количество» могильных вещей, исключительно местных (Вещи хранятся в музеи академии вместе с другими редкостями). Не зная этих вещей ни по рисункам может быть, издаваемым, но нам не известным, ни по описанию их Бакмейстером, составляющему в настоящее время библиографическую редкость, мы в настоящем случае должны ограничиться одними общими сведениями Миллера о здешних курганах и вещах, в них найденных, добытыми долговременным пребыванием его в Сибири.
Описавши различное наружное устройство могил, в общих чертах согласное с изложенными нами выше, он продолжает: «По внутреннему своему содержанию, а особенно по находимым в них вещам, разнятся они в следующем. Во многих могилах человеческие кости, в некоторых и лошадиные найдены в таком состоянии, из которого можно заключить, что тела предварительно не были сожигаемы; в других же видны следы произведенного пред погребеньем разрушения тела (огнем), состоящее отчасти в неправильном положении костей, а отчасти в том, что многих костей не достает и что некоторые превращены были в пепел. Горшков или урн, в каких другие древние народы обыкновенно хоронили пепел умерших, здесь нет; но остатки тел по сожжении или даже и целые тела покрыты тонкими золотыми листиками и так преданы земле. Нередко находили много тел в одной могиле, или кургане, — знак, что некоторые фамилии имели один курган, и не было ы обычае для каждого покойника делать особливую могилу.
Когда я упомянул о костях лошадиных, — продолжает Миллер, — которые в этих могилах находили вместе с человеческими, то это есть доказательство особенного суеверия, обычного еще и поныне у некоторых восточных народов. Многие так думают, да и Магометов рай, кажется, на том же основан, что отошедшие души на том свете, как и в этом, наслаждаются одинаковой жизнью. Ля этого знатному человеку необходима лошадь, на которой он ездил, нужна ему милая его жена и любимый его служитель. Потому индианка бросается в пламя; и у якутов (туркского племени) даже в то время, как они сделались российскими подданными, было обыкновение убивать верных слуг у могилы господина и вместе с ним закапывать, что продолжалось, как это мне известно из тамошних архивных дел, до тех пор, пока таких суеверных, как дерзких убийц, не позвали к ответу и не наказали действительно. Для того же всегда украшали покойников, каждый по своим достаткам: мужчине клали в могилу саблю, обоему полу разную посуду и драгоценности, какие им, может быть, понадобятся в дальнейшей езде. Ныне хотя никто так глупо не рассуждает, будто эти вещи нужны покойнику, ибо достаточно знают, что все остается в могиле; за всем тем однако не отстают от прежнего своего обыкновения. Ибо есть де души лошадей, жен, слуг, даже украшений, мечей, сосудов и драгоценностей (всякая вещь, по этой философии, имеет свою душу), которые и посвящаются покойнику. Этого древнего мнения, по причине всеобщей его распространенности, держались и строителей этих могил. Кроме показанной мной причины закапывания, едва ли кто может открыть какую-нибудь другую».
Кроме того, что, по словам Миллера, у здешних древних обитателей было в обычае не по одному только покойнику хоронить в одной могиле, а иногда и по несколько, в свидетельстве его для нас особенно важно указание на то, что у них тела покойников и сжигались, без употребления при этом урн, и просто погребались, без предварительного разрушения их огнем, хотя Миллер при этом и не определяет рода могил, где чаще встречается тот и другой образ похорон.
Более сведений о содержании могил здешнего края находим у Гмелина. По собственным его словам, на пути между рекой и озером Ужур, где он останавливался на довольно долгое время для естественноисторических изысканий, «по причине множества здесь интересных предметов природы» (птиц, трав и т.п.), 31 августа 1739 г. он исследовал также несколько могил, по всем признакам еще не тронутым. Основываясь на собственных наблюдениях и свежих рассказах курганщиков, он первый раз сделал попытку охарактеризовать и со стороны содержания те пять родов могил, на которые он все их разделил по внешнему виду и устройству. Из этой характеристики нельзя не заметить, что первые три рода могил, так называемые каменные, схожи между собой по своему устройству, по всей вероятности, древнее земляным, все различаясь между собой не столько характером зарытых в них вещей, сколько сравнительным богатством.
В маяках, говорит он, посреди четырехсторонника положенное в земле тело обыкновенно цело (т.е. при похоронах не было сжигаемо), однако редко все кости; в лучшем состоянии большей частью голени и бедренные кости. Кости вообще обыкновенной величины, но иногда находят и необычной величины (подобное мнение образовалось у курганщиков от неумения отличать человеческие кости от лошадиных, с которыми попадаются). Кроме тела, находящегося в средине могилы, находят иногда по углам четырехсторонника или другое тело, или только пепел его, хотя и не везде. У курганщиков есть уже на это свои приметы: они в углах копают примерно на аршин, и если почва тверда и видят камни, — они копают дальше, потому что по этим приметам они всегда находят или тело, или пепел; а если напротив земля рыхла, то по долгому опыту они уж знают, что ничего нет далее. Некоторые уверяют, что и по бокам могилы находили тела и жжоные, или целые. Еще от одного курганщика я слышал, что и за большим, прямостоящим камнем, в некотором однако расстоянии от него, он нашел 2 медные бляхи, на подобие крыльев, с изображением медведей. – В этих могилах редко находят что другое, кроме золота и серебра в подделках: в сосудах, поясьях, серьгах, запястьях. В серьгах часто бывает большой жемчуг; серьги и запястья всегда из золота. У поясьев иногда нижняя часть кожаная, верхняя зелено-бархатная; на них сидят четырехугольные бляшки 7-8 зол. весом: они, вероятно, были нашиты на бархате. Из сосудов блюдья весьма редки, но круглые серебряные кувшинчики, с покрышкой или без нее, весьма обыкновенны; большей часть гладки, но заметны на некоторых вырезанные фигуры; некоторые позолочены, а иные даже из чистого золота. При целых телах сосуды всегда стоят у головы. Находят и глиняные горшки, подобные плавильным, иные с узкими горлышками, в роде китайских; эти последние из крепкой, хорошей глины, некоторые, судя по описанию, муравленые. Даже находили куски фарфора, подобного тому, какой я нашел в развалинах Семи палат на Иртыше. У головы тела, по правую сторону, часто находят лошадиную голову: рыло воткнуто в землю, во рту узда и удила, в роде немецких мундштуков, ремень обит серебряными бляшками; находят лошадиные головы и без узды. Иногда подле головы покойника лежит бараний череп (или жертва, или символ?), иногда покрытый плющенным золотом, в роде мишуры. Тело лежит головой на север. Находят иногда стремена, всегда железные, весьма похожие на стремена у немецких седел; околочены иногда толстыми серебряными пластинками. Один из курганщиков уверял меня. Что в одной богатой могиле он нашел однажды железный ножик китайской формы, на черенке которого была припаяна золотая змея (дракон?). Кроме сосудов всегда стоящих у головы, все прочее лежит в ногах по левую сторону. При сожженных костях золото в маленьких пластинках часто перемешано с костями, но часто и просто набросано на левой восточной стороне, вместе с другими вещами.
В сланцах чаще находят только жженые кости; но находят в них иногда и целые тела. Селенга (бродяга-курганщик, исключительно занимавшийся раскопкой могил по рр. Теси и Ербе) чаще всего раскапывают эти могилы, потому что в них находил много золота и серебра и большей частью в слитках; да и раскопка их требовала немного труда. Находят, хоть и редко, сосуды, также глиняные горшки и стремена, — эти последние больше в тех могилах. Где лежали жженые кости. Как на великую редкость, указывают на то, что также находили иногда кости сбросанными в простом горшке.
В творильнях напротив находят всегда целые тела. Этого рода могилы очень обыкновенны на Абакане по нижнему течению р. Таштыпа (приток Абакана с левой стороны, в его верховьях); но зато они у простонародья и не пользуются уважением, потому что большей частью ничего в них не находят, кроме меди, преимущественно медные копья и бердыши, также маленькие глиняные горшки. Около тела находят иногда и тонкие золотые пластинки, но они так малы и тонки, что не вознаграждают за труд, потраченный на раскопку могилы.
В земляных курганах тела клались целыми; (под одним бугром) находили тела в разных гробах из лиственницы, с железными гвоздями. Ни в гробах, ни просто в земле не находили вовсе серебра, но часто встречали много тонких четырехугольных листков золота, толще впрочем мишуры, которыми, кажется, тело иногда кругом обкладывалось; иногда и лицо было покрыто ими. В этих могилах находят также литых диких баранов из сплава меди и позолоченных, медные подсвечники, также медные пластинки, как бы в роде ножей, какие носят на своей одежде сибирские шаманы, и маленькие лоскутки шелковой материи.
Так называемые киргизские могилы, по общему убеждению, памятники киргизов, которых считают людьми за уряд с другими, в роде казаков. Все, что находят в этих могилах, это остатки сапогов и стрелы.
Из собственных наблюдений над могилами и расспросов Гмелин вывел несколько общих законов, которыми прежде татары (так называет он вообще всех древних обитателей этого края) руководились при погребении, по крайней мере, в этой стране.
1) Они бедных хоронили близ лесов, богатых же на прекрасных долинах, а такими казались им те, которые имеют открытый вид, особенно реки.
2) Чем ближе Абакан к Енисею, тем богаче были люди, которых тут хоронили; а чем далее от него, тем беднее люди тут хорнились.
Продолжая эти выводы на основании его собственных свидетельств, прибавим:
3) Каменные могилы богаче земляных, а из каменных могил наиболее богаты золотом и серебром первые два рода (маяки и сланцы). И неудивительно: они встречаются главнейше на левой стороне Енисея, в нижнем течении Абакана, также по Ербе и Теси, Ужуру и Юсам, — в местах, самых привольных для жизни, в древности населенных, по всей вероятности, народом сильным, первенствующим; тогда как по Таштыпу, а следовательно, Тее, Еси и Аскызу, — в Местности гористой и лесистой, вероятно, и в древности ютилось какое-нибудь небогатое племя: во времена, близкие к историческим, здесь кочевали алтырцы.
4) Такие вещи в маяках и сланцах, как серьги с жемчугом, следы зеленого бархата, с вырезанными фигурами, позолоченные серебряные кувшинчики, муравленая и даже фарфоровая посуда, а в одной богатой могиле даже железный ножик китайской формы, — все это дает основание думать, что народ, хоронивший в них своих покойников, находился в сношениях с культурными народами Средней Азии, напр. Китаем.
5) Каменные могилы: маяки, сланцы и творильни по происхождению, кажется, древнее земляных могил, потому что такие орудия, как бердыши, копья, в них встречаются только медные.
6)Из двух родов погребления в маяках и сланцах в употреблении было и сжигание трупов, особенно в сланцах, а в прочих обыкновенно простое погребение, в том и другом случае нередко по нескольку в одной могиле.
По свидетельству китайских летописей, хагасы, предполагаемые обладатели этих мест в древности, находившиеся в сношениях с Китаем и другими культурными народами, покойников своих сжигали, а потом через год хоронили. В такой долгий промежуток времени была полная возможность сооружать каменные могилы, стоившие, очевидно, не мало труда и времени. Некоторые киргизы и позднейших времен, если смерть случилась зимой, умершего клали на дереве до весны, пока земля не протает, и тогда уже погребали. В такие довольно продолжительные промежутки времени нередко могло случиться и по нескольку смертей в одной семье или фамилии, и потому еще более было повода покойников-родственников хоронить в общей могиле.
Через 30 лет после Гмелина и Миллера, именно в 1771 и 1772 годах, с ученой целью путешествовал в Минусинском крае П. С. Паллас.
Наблюдательный Паллас, при сложных занятиях естественноисторических, этнографических и др., не оставил без внимания и древних курганов. Чтобы иметь понятие о их внутреннем содержании и устройстве, 5 и 6 сентября 1772 г. он разрыл две по видимому нетронутые могилы в степи на левой стороне Абакана, близ устья Аскыза, при каменной бабе куртияк-таш, где во время путешествия он останавливался на несколько дней собственно для археологических исследований. Прежде всего он замечает, что все здесь виденные им могилы (равно как и раньше этого, 27 сенятбря 1771 г., виденные по рр. Ужуру и Юсам), по внешнему устройству своему сходны, именно маяки, что и дает ему основание приписывать их одному народу. Различие лишь то, что пространство между огораживающими могилу камнями или ровно, иногда с перегородками разной величины, или закидано небольшой насыпью в виде плоского возвышения, или даже вымощено камнями (т.е. сланцы), что, по его мнению, может быть, указывает только на различие чина или рода (пола?) похороненных. – В первом маяке, по углублении на два локтя, найдены были истлевшие кости многих трупов, лежавших в беспорядке, ногами вместе, и между прочим попалась хорошо сохранившаяся человеческая челюсть с зубами; но головных и других малых костей не было. Сверх того вырыто было несколько черепков от разных больших глиняных горшков, очень перегорелых, но в числе их один новый; еще найден был белесовато-зеленоватый коралл, похожий на финифт. В другом маяке (женском?), ровном, без насыпи, тоже на глубине 2 локтей дорылись до настланных плит, под которыми все продолговатое пространство хоть и наполнено было землей, однако сразу ясно было, что оно от востока к западу выложено с боков камнями: В этом то гробу нашли довольно большой величины кости человеческого скелета, лежавшего, как по ним можно было заключать, головой к востоку; впрочем черепа и зубов не осталось, да и другие кости были уже очень гнилы. Тут же около найдено было несколько отдельных лошадиных и бычьих костей; на правой стороне – раздавленный положенным сверху камнем глиняный горшок, в котором видна была буроватая рыхлая земля (зола?); с левой найден какой-то остаток искривленного дерева (непонятная принадлежность юрты, служившая для загребания ли пепла и углей, или для привешивания котла над огнем (таган), или черен. Последнее все-таки вероятнее, как увидим при обозрении древностей), а там, где быть макушке головы, — круглая, тонкая, золотая пластина, величиной с полтинник, пригнутая на перержавевшую медную пуговицу, которая быть может, пришита была на верхушке женской шапки. Если присовокупить к этому осмотр Палласом в том же 1772 г. 16 сентября одного незадолго до него разрытого кургана на степи около дер. Тесь (на левой стороне Енисея, где таких могил также много), в котором под одной насыпью стояли три гроба из лиственничных бревешек, по направлению с востока на запад, в равном один от другого расстоянии, то мы скажем все, что сделал Паллас по части личных наблюдений и раскопов могил в этом крае. Не смотря однако на эти скудные находки в разрытых им могилах, отбивающие охоту к дальнейшим исследованиям, — из уважения к древности могил, доказываемой чрезвычайной гнилостью найденных в них костей, он хотел разрыть еще несколько; но не имея при себе сведущих в этом деле людей, оставил дальнейшие свои личные поиски. Да и вообще, по собранным им сведениям, в каменных могилах (маяках и сланцах) не бывает ничего редкостного и особо замечательного в археологическом отношении, а только медные орудия и оружие, а в лучших – золотые и серебряные вещи, напр. золотые бляшки, серебряные сосуды, тонкое, плющенное золото, в глазах его не имеющие большого интереса (как будто из дорогого металла вещь и помимо своей ценности не может иметь значения). В больших земляных могилах (курганах), по его словам, больше замечательных древностей и орудий, — доказательство, что они, кажется, принадлежат другому народу.
Как контраст не счастливым раскопкам Палласа, приводим счастливую раскопку Сиверсом одной из могил в верховьях Иртыша, на день пути от оз.Зайсана, по устройству и содержанию схожей с минусинскими и принадлежащей народу, по всем соображениям, родственному с древними обитателями Минусинского края.
«Здесь много чудских могил, говорил Сиверс. Некоторые из них особенно отличаются вышиной и большими стоячими камнями. Киргизы (нынешние), не считая их своими, дозволили произвесть из раскопку. Работа 8 человеками стоила 2-х дней. Во-первых, нужно было сбросать много камней; потом следовал слой чернозема в фут вышиной; под ним до грунта могилы не было ничего, кроме гранита, хряща и слюдистого песка, которых здесь весьма много. Свод состоял из больших, не обтесанных гранитных скал, не обрушившихся. Сбросавши их и расчистивши песок, мы попали на гнилой остов 6-ти годовалой лошади (годы определили киргизы по хорошо сохранившимся зубам); положение ее с юга на север; ни седла, ничего кожаного не нашли. Наконец, продолжая раскапывать, я нашел человеческую голову; кроме нее, каких-нибудь остатков ручных и ножных костей вовсе не было; да и у головы не доставало нижней челюсти (Подробно не описываю, а отсылаю к рисунку в натуральную величину, сообщенному мной проф. Блюменбаху). Физиономия довольно похожая на калмыцкую; только показались мне удивительными – очень плоско отступающие назад лобная кость и почти четырехугольная форма глазных впадин. Лобный шов был почти сросшимся; затылка вовсе не было, равно как и части носовой перегородки; там, где была фонтанель (темя), я нашел пластинки очень жесткими и толстыми, из чего все заключили о возрасте около 50 лет. Положение скелета почти с востока на запад. Между человеком и лошадью я увидел меч, почти в 1,5 локтя длины, о двух лезвиях, в дюйм ширины, прямой, но он так истлел, что я пальцем мог растирать железо; подле меча нашел 10 железных же наконечников стрел как бы скипевшихся; концы их, назначенные для попадания в тело, состояли из трех листиков (трехгранные), и каждая из трех сторон представляла треугольник. На месте груди вырыли много золотых пластинок, какие часто в натуральном виде попадаются в колыванских рудах. На месте правой руки нашел 2 кованных золотых кольца, каждое весом почти в 2 квента (1 квент 0,25 лота). Между костями лошади нашли много искусно сделанных пряжек и разной оковки от конской сбруи: все это из меди и слегка посеребрено; также искусно сделанная бляха, в 2 дюйма в поперечнике, вероятно сидела на груди лошади, — но все очень перержавело; под этой бляхой была еще частица кожи, подобной лосине, употребляемой для кожаных штанов. Впрочем нашел и кой-какие следы дерева, бумажной материи и медной простое стремя. Могила была в 1,5 саж. глубины; почти на половине глубины ямы шел в 3 дюйма пласт земли серого цвета, похожий на пепел; кой-где замечал комки черной земли, как бы жженые. – После сего хотели раскопать другую могилу, но свод ее оказался очень крепким, а лома с нами не было. Однако вынули котел, положенный на свод, почти в 38 фун. весом, литый из меди; под ним лежал бердыш из того же металла. Вышина котла 28 английских дюймов, самый большой поперечник больше 16 дюймов. Дерева ни следа».
Возвратимся к Палласу. Неудачи собственных раскопок он старался восполнить приобретением ценностей, найденных другими, и собранием сведений о них у людей, для которых раскопка составила тогда еще род прибыльного промысла, — и в своем Reise, подробно рассказывает о результатах изысканий.
В бытность свою в Красноярске, говорит он, между старой медью, которую крестьяне добывают из могил для продажи, я встречал медные наконечники копьев, нечто вроде легкого бердыша, кинжалы хорошей работы, клинки, маленькие точильные камни (бруски), костяные и медные наконечники стрел различной формы, медные косы, похожие на употребляемые ныне в Сибири, всякого рода плоские литые фигуры лосей, северных оленей, обыкновенных оленей, каменных баранов и диких овец, служившие ля обивки, и разные другие, непонятные мелочи; но особенно часто видел тонкие медные полоски, в роде очень тонкой ножовой пластинки (Гмелин, как видели, считает подобные пластинки похожими на украшение шаманской одежды; но могли служить также для обивки черпаков, ящиков, и т.п.), вещество – иногда чистая медь, но обыкновенно довольно хрупкая литейная медь (сплав). – Меня надежно уверяли, что в могилах находили остатки деревянных станков (скамеек), на которые были положены труппы. Я приобрел литые полусферические пустые пуговицы, с фигурой на них каменного барана, которые были укреплены на 4-х тумбочках, или столбиках такого станка. При этом находили род жаровни, которая по всем ромбоидальным сторонам была украшена тоже каменными баранами, а в пустой ручке ее еще были видны остатки воткнутой когда-то палки: такие вещи часто попадаются, и курганщики называют их подсвечниками. Находят также белые камешки, вырезанные на подобие улиток, называемых «змеиными головками», которые, очевидно, были к чему-то прикреплены, и вероятно, к женской косе.
+++++++++++++++++ рисунок 1 +++++++++++++++++++++
Много сведений, согласных с собственными его изысканиями, передал ему один старик в дер. Каптыревой (на правой стороне Енисея, ниже Саянского острога), курганщик по профессии.
В каменных могилах (маяках), по словам его, покойники клались головами к востоку, в выложенной камнями яме. Кости, особенно головные, обыкновенно все сгнили. В головах с правой стороны всегда большие глиняные, большей частью совершенно перегоревшие горшки и следы простой деревянной домашней посуды. В знатнейших могилах этого рода, распознаваемых только по величине плит попадалась всякая хорошая серебряная посуда, плющенное золото, пуговицы и др. украшения; стремена и прочая сбруя железная, с золотой или серебряной насечкой или обивкой; также и медная утварь, только реже (т.е. золота и серебра, потому что речь о богатых могилах – маяках). Иногда в этих могилах попадались в маленьком, выложенном из камня месте кости жженных тел.
Большие земляные курганы (с камнями подле или без них) примечательнее, свидетельствуют об иных обычаях как будто другого какого-то народа. Они обыкновенно и стоят отдельно от каменных, но, подобно этим, также на возвышенностях или равнинах, густо один подле другого. В могиле всегда сруб, продолговатый, четырехугольный, часто довольно сохранившийся, из лиственничных бревешек, соединенных на подобие русской избы (в обло), с полом и крышей, покрытой берестой или плитами. В таком срубе находят кости обыкновенно двух, а также и одного трупа; под одним курганом находят часто и много подобных срубов друг подле друга, отделенных деревянными простенками или одной землей. В ногах попадаются зарытые с трупом мелочи: глиняные или медные котлы и горшочки, остатки деревянной посуды, ковши, медные орудия разного рода и т.п. Около поясницы часто лежат бляшки с пояса, некоторые в виде оленей, кинжалов и ножик с признаками истлевших ножен, и другие какие-то орудия. В головах находят золотом обтянутые пуговицы, пряжки и т.п. вещи от положенного с покойным платья. В хорошо сохранившихся гробах попадаются куски парчи и волосы от собольих и других мехов. В иных находятся в большом количестве Hacken-knochen больших и малых животных, просверленные и одна подле другой лежащие: как будто собраны были на нитку; или много маленьких, угловатых пирамидок из литой меди, может быть, служивших для шахматной игры или чего-нибудь подобного. У мужских трупов находят копья, также почетные жезлы, украшенные обыкновенно костылями из литой меди; древки из, судя по остаткам, иногда обиты были узенькими, вьющимися змейкой золотыми полосками. Иногда находят пластинки чистого золота, служившие к украшению шеи (ожерелья) или рукавов, также эфесы от кинжала, бляшки, принадлежавшие к украшению пояса. Иногда в срубе при цельных трупах положены также жженые кости, которые лежат вместе в кучке, обыкновенно у стен сруба: на таких кучках пепла положены сверху золотые пластинки и другие мелочи. – В некоторых могилах находят еще и другие вещи, назначение которых понять трудно. Напр. старик-курганщик уверял, что ему дважды доводилось найти человеческую, пустую, почти настоящей величины голову, хорошо сделанную из вещества, похожего на фарфор, и украшенную фигурами в виде зеленых и красных листьев. Другой однажды вырыл уточку, вырезанную, как казалось, из ясеневой коры и обтянутую тонким, плющенным золотом. Один курганщик, дал ему фигуру маленькой дикой овцы, вылитой из меди и представленной стоящей на круглой дощечке (кажется, крышечка). – Вся медная утварь литая; железо в таких могилах хоть и встречается, но очень редко: я слышал, говорит Паллас, про один только изоржавевший, маленький топор, тогда как медные топоры нередко находят, и про железную клиновидную мотыгу, или кирку, совершенно похожую видом на употребляемые нашими рудокопами.
Курганщики уверяли далее, что они нахаживали в земляных курганах кости в великом беспорядке, и потому думают, что еще в прежние времена они были уже раскопаны, — тем более, что ничего ценного сыскать в них не удалось, В больших курганах находили лошадиные остовы, остатки седел и прочей сбруи над гробами в насыпи. Около дер. Шиши и по другим местам, особенно на восточной стороне Енисея, есть могилы, где не находили ничего, кроме множества костей всякого рода, лежащих в беспорядке, и между ними иногда медные копья и наконечники стрел, что, кажется, служит ясным доказательством бывших тут битв. Вообще, по рассказам курганщиков, здесь на восточной стороне, от дер. Каптыревой до дер. Шуши весьма много курганов, но в них ничего не находили, кроме лежащих в беспорядке костей и отчасти оружия. В исследовании о «чудских городках» мы видели, что здесь есть даже остатки древнего укрепления, — пушинского: курганы, во множестве тут находящиеся, по догадке Палласа, суть последствия когда-то бывшей осады этого укрепления, а Степанов считает их даже и очень недавними, относя их именно к войне русских казаков с татарами при завоевании Сибири. Вообще, по словам курганщиков, сообщавших эти рассказы, здесь на восточной стороне Енисея, богатые могилы уже редки, может быть, потому, что и древние богачи, как и ныне водится между татарами, любили кочевать со своим скотом на степных раздольях левой стороны Енисея и по Абакану, а лесистые места, как напр. эти, с их тяжелым звериным промыслом, предоставляли бедным.
Кроме так называемых подсвечников, совершенно для нас не понятных по настоящему, истинному их употреблению, из поименованных выше предметов, найденных, найденных здесь в древних могилах, самому Палласу, курганщикам и многим другим кажутся также загадочными и непонятными: уточка, медные пирамидки, как бы шило, почетный жезл, раскрашенный фарфоровый как бы череп человеческий и связки Hackenknochen.
Что касается до уточки, то вещицы такой формы, но медные, принадлежащие вероятно к украшению, найдены были сложенными на скамеечке, в числе многих других украшений, в одной из трех Семипалатинских могил, исследованных Армстронгом; такие вещицы, найденные в алтайских могилах, есть между изображениями у Спасского. Только вместо ясеневой коры не были ли упоминаема Палласом уточка сделанная из саксаула, весьма твердого степного кустарника, из которого азиаты поныне делают разные вещицы?.. Считая вещицы в виде уточки украшением, заметим при этом, что у народов напр. финских утка пользовалась и религиозным почитанием, наравне с орлом, кукушкой, медведем и др.
Опубликовано в декабре 1876 года.
О чудских могилах Минусинского края. Часть 1.
О Чудских могилах Минусинского края. Часть 3.
О Чудских могилах Минусинского края. Часть 4.