«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 4.

Если приведенные нами выше официальные статистические показания о числе женщин и мужчин бурят и у оседлых инородцев верны, — то в них, на наш взгляд, особенно важное этнологическое значение имеет факт общей меньшей численности женщин у кочующих бурят и сравнительно большей их численности у оседлых инородцев (В дполнение к вышеприведенным данным, прибавим еще, что по статистическим исследованиям 1867 г. сообщенным г. Шперком, и у русских крестьян верхоленского округа, сравнительно с бурятами все таки женщин оказывается тоже больше, чем мужчин. Именно, по этим исчислениям, у всех бурят верхоленского округа мужчин было 14,456, а женщин только 13,370: на 100 мужчин приходилось 92,72 женщин; у русских же крестьян всего верхоленского округа мужчин было 10,434, а женщин 11,279: на 100 мужчин все таки приходилось до 108 женщин.). Главная причина постепенного уменьшения или общей численности женщин у бурят заключается, ближайшим образом, в том, что женщина в их улусно-кочевом и замкнуто-родовом быту лишена необходимых благоприятных условий для своего существования и развития. Она и у бурят, как у всех низших племен, находится в весьма угнетенном положении. На нее, сверх вскармливания детей, взваливаются все тяжелые работы. Женщина и за скотом ходит, и коров и кобыл доит, и тарасун «гонит», и арсу делает, и пищу варит, и кожи выделывает, и шьет из них шубы, и войлок делает, и берестяные турсуки сшивает, и жнет, и косит и проч. Надо недолго побывать в бурятских юртах, чтобы иногда сразу заметить угнетенность, забитость и безгласность бурятской женщины, как самки и рабыни мужа бурята. Не даром, весьма часто бывало, что женщины убегали из юрт своих мужей. В архивах верхоленской степной думы мы посмотрели целое дело, в довольно большой связке, под заглавием: «дело о беглых брацких жонках от мужьев» (с 1791 по 1821 г. под № 15). Из этого дела, между прочим, видим, что женщины бурятские, убегая от своих мужей и не находя приюта у своих родителей или родственников, по их бедности, блуждали по полям, питаясь зернами ржи из снопов на пашнях, или скитались по станкам верхоленского округа, пропитываясь подаянием проезжающих, или наконец, скрывались в русских деревнях. Вообще, все дело «о беглых брацких жонках» наполнено жалобами несчастных женщин родовым шуленгам и тайшам на невыносимые побои или несправедливые имущественные лишения их со стороны мужей-бурят. При такой угнетенности, естественно, и физическая организация бурятских женщин должна слабнуть, чахнуть, и самая их генетическая, нативитарная способность часто до того действует не нормально, что они часто родят уродов. Далее мы замечаем в физической жизни бурят несколько таких признаком, которые, по видимому, показывают, что бурятское племя, по крайней мере в пределах кудинского, верхоленского и особенно кажется, ленского инородческого ведомства, вследствие тысячелетней закоснелой замкнутости в узкой сфере своего родового быта и генезиса, в позднейшее время, вообще мала по малу клонится к дегенерации, к вырождению, сохраняясь только от наиболее и более усиливающимся приспособлением к условиям русской народной жизни и культуры, путем постепенного смешения с русским племенем. Эта общая дегенерация племени, в свою очередь, неизбежно влечет за собой и вырождение в бурятских женских родах женского пола. Первый факт, который приводит нас к мнению об общей дегенерации бурятского племени в кудинском, верхоленском и ленском ведомствах – это замеченное нами среди бурят частое и, по видимому, все более и более усиливающееся появление или генетическое развитие разнообразных и нередко поразительных уродств. Этот факт уже рассмотрен нами в особой статье. Поэтому, здесь мы обратим внимание на другой факт, также, по видимому, показывающий наклонность бурятских родов к вырождению, к дегенерации. Это именно факт уменьшающегося приращения бурятских родов путем нарождения молодых поколений. Известно, что у весьма многих низших племен генезис, вообще, развит слабо и ненормально, вследствие многих причин. Во первых, женщина у диких племен, при угнетенном положении, родить перестает рано, лет в 30 и раньше, а вследствие обремененности работой, не может одновременно вскармливать многих детей. У многих диких народов господствует обычай, — в случае наприм. рождения двойников – одного из них убивать, или же при смерти одно из двойников мать его должна отрезать и схоронить вместе с ним свою грудь. У многих индейских племен матери кормят детей грудью до 5 годов, у гренландцев до 3 или 5 и т.п. Наконец, не мало есть таких племен, у которых в обычае плодоистребление. У новоголандцев для выражения обычая умерщвления генетического органа (foetus) есть даже особый термин – meebra. У некоторых бразильских племен каждая женщина до 30 лет обыкновенно совершает операцию плодоистребления. Вообще, есть множество аномалий, которые сильно парализуют плодовитость у низших племен. Обращаясь к бурятам, мы, конечно, найдем их уже далеко не в первобытном состоянии. У бурят, при родовом быте, не только нет антифизиологического обычая плодоистребления, а напротив господствует сильное, преобладающее и всеобщее желание наибольшего нарождения детей, наибольшей плодовитости женщины. У них женщина с тех только пор, после свадьбы, и признается настоящей, действительно женой и окончательно переезжает к мужу, когда она забеременеет. Если бурятская девушка или вдова родят детей вне брака, вследствие тайных связей с мужчинами, то ни сами эти родильницы-матери, ни одноулусные их сродичи-буряты, старики и старухи не только ни когда не убивают этих незаконнорожденных детей, а напротив дорожат ими, выкармливают и выращивают их для пополнения своего рода-племени. «Чей бы пороз ни был, — говорят буряты, — а теленочек все же наш: чей бы мужик ни был, а ребеночек все же наш». Наконец, у бурят, как у племени, искони живущего в родовом быту, родовая, генетическая способность человеческой природы имеет даже религиозную санкцию. В каждой юрте, на левой стене от входа, в ряду юртовых онгонов (божков, бурханов), на первом плане висит засаленная сусалгой или масляным и сметанным шаманским «брызганьем» войлочная сумочка с родовыми, генетическими онгонами или антропоморфическими истуканчиками, иногда, как сообщали нам живущие в улусах русские писаря (нас буряты не допускали рассматривать содержимое этой сумочки), с особенно выдающимся изображением мужского генетического органа. Это ничто иное, как онгоны семьи, рода или родового генезиса. При такой санкции генезиса, казалось бы, у бурят должна была очень плодовито развиться воспроизводительная сила генетической способности. Но что же оказывается в действительности? В действительности, напротив, видим весьма слабое проявление плодовитости и, вследствие того, слабое приращение населения. Факт этот уже отметился отчасти в статистических, именно ревизских исчислениях конца XVIII-го и начала XIX столетия. Например, по ревизской переписи 1763 года, из 1083 душ м.п. 1-го абызаевского рода, было около 120 отцов семейств или родичей, доживших до 40-50 лет; детей об. пол. числилось: по 1 у 119 отцов, по 2 у 83, по 3 у 28, по 4 у 17, по 5 у 11, по 6-7 у 2-х по 8 у 2-х же отцов семейств. В 8 родах верхоленского ведомства, находившихся тогда в ведении верхоленского тайши, приращение населения, сравнительно с убылью, было весьма слабое. Так из ревизских переписей 1782-1795 годов видно, что в этот период времени в 8 родах верхоленского ведомства убыло 561 душ. об. пола, прибыло 860 душ об. п., следовательно прибыл еще 299 душами превышала убыль. Но затем, с 1800 года до 1873 года в тех же 8 верхоленских бурятских родах не оказывается никакого приращения, а оказывается только убыль. Так, по ведомости 1800 года в 8 родах верхоленского ведомства, значившихся тогда под ведением верхоленского тайши, числилось 6164 муж. п. и 5930 жен. пол., а по официальным переписям 1873 года во всех тех же самых 8 родах верхоленского ведомства, какие значились прежде под ведением верхоленского главного тайши, а ныне подведомственные верхоленской степной думе, числится уже только 6139 муж. пол. и 5420 женского пола (дело верхоленской степной думы, по описи № 2 и в архиве под № 2 – содержит в себе ревизские переписи и разные ведомости с 1782 по 1810 год. Подворн. Списки верхолен. Степн. Думы за 1873 г.). Значит с 1800 г. по 1873 г., ни мужского, ни женского пола не только не прибавилось нисколько, а еще много убавилось: мужского пола убавилось на 25, а женского пола даже на 510 душ! Или в кудинском ведомстве, в 1-м абаганатском роду по 10-й ревизии было муж. п. 289, жен п. 286, а по статистическим сведениям 1873 года, муж. п. оказалось только 259 душ, женск. Пол. только 253: путем крещения из них в это время выбыло только 6 м.п.; 3 ж.п., во 2-м абаганатском роду, по 10-й ревизии муж. пола числилось 333 д., жен пола 338, а по статистическим сведениям 1873 года, муж. п. числилось уже только 282 души, женск. пола 274: из них, путем крещения вычислились только 11 м.п. и 7 ж.п. (сообщено миссионером Кудинского и Капсальского ведомства священником Филиппом Савиным). Наконец из современных статистических сведений видно, что нативитарная способность или энергия бурятских родов, при замкнутом родовом быте, при неудобствах кочевого брожения, при анти-гигиенической улусно-юртовой обстановке жизни родителей и детей, по видимому, все более и более ослабевает. Это ослабление ее проявляется в сравнительно малом нарождении новых, молодых поколений. Тогда как у русских крестьян манзурской волости, по подворным спискам манз. волостного правления за 1873 год, при общем числе в семьях 12,625 душ об. пола, при 4407 д. об. пола от 21 до 45 лет жизни, детей от 1 года до 16 лет считается 5,108 душ об. пола, или на 100 человек приходится 115,9 детей – у бурят верхоленского округа, по подворным спискам верхоленской степной думы и ленской инородческой управы, при общем числе в семьях 29,924 душ об. пола, при 8,542 душах об. пол. от 21 до 45 лет жизни, детей от одного до 16 лет считается 7154 души об. пола, или на 100 человек приходится только 83,63 детей. Не свидетельствуют ли эти факты о наклонности бурят к дегенерации, вследствие их уже слишком долговременного, тысячелетнего коснения в первобытном замкнутом родовом быту? И вот, эта общая наклонность бурятскому племени, в кудинском, верхоленском и ленском ведомствах, к дегенерации или вырождению, вне сферы смешения с русским племенем, составляет по нашему мнению, другую причину уменьшения у бурят женщин. Мы видели сейчас, что как только началось в 8 родах верхоленского ведомства уменьшение приращения мужского пола, так еще быстрее того стал убывать женский пол в этих 8 родах: в 73 года, муж. п. убыло на 25 душ, а женского пола на 510! В племени, которое, вообще, наклонно к дегенерации, в котором, вследствие вековой, под конец до крайности сузившейся замкнуто-родовой сферы генезиса, воспроизводительная энергия начинает ослабевать и даже, по видимому, все чаще уклоняться от физиологической нормальности, проявляя весьма нередким и, по видимому, даже усиливающимся нарождением уродов, — в таком племени, естественно, и женщина в следствие общей дегенерации нативитарной, генетической функции племени, неизбежно, и еще ранее и быстрее, чем мужской пол, должна клониться и клониться к дегенерации же, к вырождению и, вследствие того, к численному уменьшению.

Сколько печальный факт представляет это уменьшение женщин у бурят, столько, с другой стороны, знаменательно общее увеличение численности женщин у оседлых инородцев. Коль скоро у кочевых бурят женщины вымирают или численно уменьшаются, а у оседлых инородцев, напротив, женщины нарождаются в значительно большем числе, чем мужчины, в значительно большем числе против мужчин оказываются устойчивыми в жизни и потому представляют и численность большую, чем мужчины, — то что это значит? По нашему мнению, факт этот, с одной стороны, показывает то, что прилив новой, возрождающей генетической силы в сферу бурятского генезиса, в лице русской крестьянской женщины, прившедшей в среду бурятского племени, естественно ведет к усиленному нарождению, в среде этого племени, нового, наиболее развитого и прогрессивного типа женщины, представляемого русской народной женщиной, как бы в замен вымирающих женщин бурятского племени, естественно ведет к усиленному нарождению, в среде этого племени, нового, наиболее развитого и прогрессивного типа женщины, представляемого русской народной женщиной, как бы в замен вымирающих женщин бурятских, ведет к генеративно-последовательному увеличению числа русских оседло-инородческих женщин, пропорциональному генеративно-последовательному уменьшению числа женщин бурятских. С другой стороны, факт этот показывает, что сравнительно-наибольшая численность женщин у оседлых инородцев естественно клонится к усилению физиологического влияния русской женщины, в лице женщин оседло-инородческих, на возрождение бурятского племени, хотя бы, на первый раз, в образе оседлых инородцев. Вообще, славяно-русская или русско-крестьянская женщина, входя в бурятский мир, нарушая среди бурятских родов тысячелетнюю, закоснелую замкнутость узкой родовой сферы их генезиса, и нарождая в среде их, в сфере происходящих от них оседло-инородческих родов, по своему типу, с своей возродительной силой женщин в большем числе, чем мужчин, и с большей силой жизненной устойчивости их против мужчин, таким образом вносит с собой в бурятский мир как бы численно увеличенную, умноженную и усиленную возрождающуюся генетическую энергию. И это возродительное влияние ее в среде бурятского племени, многозначительно и явственно проявляется в смешанных, бурятско-русских, оседло-инородческих родах. Посмотрите, например, на детей оседлых инородцев во втором и особенно третьем и четвертом коленах: какие они здоровые, цветущие, бойкие, способные! «Даром – что брацкой породы, а какие беленькие и хорошенькие у вас дети», — заметил я раз в усть-ордынском селении оседло-инородческой хозяйке дома, в которой квартировал. «Бабья природа одарила брацкую породу», — ответила она мне. И точно, русско-крестьянская женщина входя в среду бурятских родов, претворяет, перерождает бурятскую родовую породу в русскую народность. Возрождая бурятские роды в русско-народные поколения, она таким образом, можно сказать, творит в некотором отношении как бы новые этические генерации или новые этнические типы, наиболее приближающиеся в ассимиляции с высшим, передовым антропологическим типом – индоевропейским. Таким образом, бабья природа, природа русской женщины действительно одолевает бурятскую породу. В оседло-инородческих селениях вы нередко можете заметить явственные проявления, так сказать, самой борьбы, с какой возродительная сила русской женщины одолевала бурятскую кровь или породу в генеративно-последовательном порождении нового этнического типа – обруселого оседло-инородческого. Так наприм. в ользоновском селении я видел двойников-деовчек: из них одна девочка совершенно беленькая, а другая еще значительно черноватая или смугловатая. «Тут, — заметила нам одна ользоновская оседло-инородческая женщина, — тут две крови боролись – брацкая и русская: брацкая кровь в черненькой девочке усилила, а русская бабья кровь в беленькой девочке одолила!» Вообще, этногенетическое, возрождение влияние русской женщины большей частью уже в третьем колене совершенно одолевает этногенетическое влияние бурятской породы. В ользоновском селении, я обошел около 19 домов, в баендаевском около 10, — и везде увидел оседлых инородцев уже во 2-м, а особенно в 3-м колене совершенно обруселыми с совершенно крестьянским обличием. В 3-м колене, а иногда даже во 2-м у них появляется уже борода, нередко довольно большая и густая, хотя у прадедов их – бурят Бархунов, Орбадаев, Сурохубунов и т.п., как их назвали, — бороды вовсе не было, или, «было только 5-6 волосков», как выражались внуки и правнуки первых оседлых инородцев.

Заметно изменяя общий этно-физический тип бурят, русские крестьянские женщины, выходя замуж за бурят и нарождая смешанное, оседло-инородческое население, мало по малу физиолого-генетически передавали этому населению и некоторые частные физические свойства русского крестьянского населения. Так напр., в оседло-инородческом населении, порожденном русскими крестьянскими женщинами, генеративно стала развиваться большая физическая сила, чем в чисто-бурятском населении. Представим, для наглядности, небольшую таблицу ручной, плечевой и грудной силы бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, (от 20 до 40 лет) какую мы успели составить в короткий срок экскурсии, на основании своих наблюдений из измерений сделанных при помощи динамометрического веса. За отсутствием динамометра Брока и т.п., я измерял силу динамометрическим весом или безменом. Обыкновенно, сначала я в руках каждого субъекта, охотно бравшегося за испытание своей силы, налаживал динамометрический вес прямо около груди, в совершенно равном расстоянии от правого и левого боков, в прямом ровном горизонтальном положении осевой линии весового круга от одного кольца до другого, так, чтобы все одинаково его брали, для того, чтобы по возможности одинаково могли показывать свою силу ручную, плечевую, грудную и, в частности, силу пальцев. Употребляя таким образом динамометрический вес, я отмечал в своей записной книжке только силу тех субъектов, которые, во-первых, по возрасту были от 20 до 40 лет, во вторых, пробовали или испытывали свою силу в более ранние часы дня, т.е. часов с 8 до часу и двух часов, в третьих пробовали или испытывали свою силу не один раз, а с отдыхом от 3 до 6 раз. Надо заметить, что молодежь, как русско-крестьянская и оседло-инородческая, так и бурятская в высшей степени охотно, даже с каким-то азартом, испытывала свою силу на динамометрическом весе. На случившемся при мне суглане в кудинской думе, сам тайша (лет 38-40) испытывал свою силу на динамометрическом весе до 6 раз, — и за ним 30 или 40 бурят наперерыв пробовали свою силу. К сожалению, по случаю страдного времени (так как экскурсия моя продолжалась от 20 августа до 20 сентября), я все-таки мало встретил народа, особенно молодых людей, — и потому мне удалось отметить силу небольшого числа субъектов, удовлетворительно выполнивших принятые мною при измерении условия.

Как ни малочисленны эти измерения, но и по ним можно судить о сравнительной степени развития физической силы у бурят, оседлых инородцев и русских крестьян. Из этих измерений видно, во-первых, что средняя сила, ручная, плечевая и грудная, вообще, значительно преобладающая над наименьшей силой как у бурят, так и оседлых инородцев и русских крестьян, сравнительно, однако, менее развита у природных, кочевых бурят, чем у обруселых оседлых инородцев и русских крестьян: тогда как у оседлых инородцев от 1 пуд. 25 фун. до 1 п. 30 фун. вытягивали на динамометрическом весе 12 из 36 человек, или 33,33%, у русских крестьян – 17 из 51, или тоже 33,33%, — бурят только 18 из 61, или 29,5%. Точно также, и наибольшая сила, по указанию динамометрического веса, оказывается значительно менее развитой у природных кочевых бурят, значительно большей – у обруселых оседлых инородцев и наибольшей у русских крестьян: от 2 пуд. до 2 п. 10-20 ф. вытянули только 14 бурят из 61, тогда как оседлые инородцы – 9 из 36, а русские крестьяне – 16 из 51. Вообще, у природных кочевых бурят наиболее сильных оказывается около 23 %, у обруселых оседлых инородцев около 25 %, а у русских крестьян около 31,37 %. Если этот вывод верен, то он имеет этнологическое значение, достойное замечания. Буряты, — надо заметить, — сравнительно, гораздо более, чем оседлые инородцы и русские крестьяне, потребляют в год мяса и молока – пищи, наиболее укрепляющей физическую силу. Каждый бурят в год, примерно, потребляет мяса средним числом 120-140 фунтов, тогда как на каждого оседлого инородца и русского крестьянина едва ли придется в год мяса, средним числом более 25-30 фунтов. И, однако, не смотря на это, не только русские крестьяне, но и оседлые инородцы оказываются сильнее кочевых бурят. Особенно достойно замечания то, что у обруселых оседлых инородцев физическая сила оказывается, средним числом, более развитой, чем у природных кочевых бурят, от которых они произошли. Не указывает ли этот факт, опять, на физиологическое возродительное влияние русского племени в среде бурятского, через посредство русской крестьянской женщины. Именно, телесная сила славяно-русского племени, генеративно окрепшая вследствие векового упражнения ее в земледельческих и других высших промышленно-ремесленных работах, через посредство русских крестьянских женщин, выходящих замуж за бурят, передается и вновь нарождающимся от них смешанным бурятско-русским или оседло-инородческим поколениям. А следующая затем оседло-инородческие поколения, в свою очередь, более или менее вновь наследую от русских женщин-матерей физическую силу русского народа и, в тоже время, упражняясь в земледельческих и других домохозяйственных работах русского народа, еще более развивают генеративно и передают наследственно через посредство матерей своим потомкам унаследованную им от своих матерей и прабабушек физическую силу и рабочую энергию русского народа, — и таким образом, уже в 3-м поколении оказываются сравнительно сильнее своих прародичей – природных кочевых бурят. Что известная степень или средняя сумма физической силы, генеративно развитая и накопленная тем или другим племенем составляет его наследственное племенное достояние, — это видно из того общего этнологического факта, что разные нации или племена отличаются более или менее различной степенью физической силы, генеративно ими наследуемой, развиваемой и генеративно-наследственно передаваемой. Племена и нации, более культивированные, с древних времен более упражнявшие свою физическую силу в земледельческих и разнообразных индустриальных работах, естественно, и генеративно обладают большей физической силой, чем племена незнающие никаких высших культурных работ. Так например, по динамометрическим исследованиям force vanale туземца Вандименовой земли, Новой Гландии или острова Тимора равняется только 50,50 и 60, а force vanale французкого матроса и английского колониста в Австралии равняется 69 и 71.

Опубликовано в июне 1876 года.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 1.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 2.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 3.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 5.