«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 3.

Не далеко от Копыловского селения, на левой стороне р. Манзурки, верстах в 3 от нее, в глубокой подгорно-степной впадине при подошве хребта, тянущегося поодаль по левой стороне р. Манзурки, находится селение Карлук. В нем, при 31 дворе, принадлежащих разным крестьянским родам, в 32 дворах живет все один русско-крестьянский род Черкашиных. Около 1706 г. прибыли сюда из России, с низу Лены, по р. Манзурке 2 брата крестьянина – Иван и Филипп Черкашины с женами и с 2-мя малолетними сыновьями. Вскоре потом у них обоих родились еще по 2 сына. Все эти 6 сыновей Ивана и Филиппа Черкашиных, между 1720-1729 годами, женились на дочерях крестьян манзурских, или седовских, Шергиных и Колодиных и друг., а быть может также и на «восприемницах брацкой породы» — воспитанницах русско-крестьянских семей. От 3-х сыновей Филиппа Черкашина, в свою очередь, до 1756 года народилось, как видно из исповедных росписей манзурской церкви за этот год, 22 детей об. пола, 12 сыновей и 10 дочерей, а от 3-х сыновей Ивана Черкашина – 32 детей об. пола, 17 сыновей и 15 дочерей. Таким образом, в 1756 году всего крестьянского рода Черкашиных, происшедшего от первых пришлых из России прародичей — крестьян Ивана и Филиппа Черкашиных, было 60 душ обоего пола, 35 м.п. и 25 ж.п. (считая и отцов семейств), — как видно из исповедных росписей манзурской церкви за 1756 год. С тех пор род Черкашиных не очень быстро, но непрерывно размножался, приращаясь, приблизительно, в каждые 25 лет, средним числом по 27 душ об. пола. Таким образом, до настоящего времени весь род крестьян Черкашиных в Карлуцком селении размножился, судя по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, до 165 душ об. пола или 79 м.п. и 86 ж.п., — и 32 двора в селении занимают все одни Черкашины.

Точно также в пределах речной системы Манзурки, в манзурской же волости, деревня Кокоринская вся заселена одним родом крестьян Кокориных. Прадеды или прародичи их, два брата, Кокорины, бывшие сначала казаками, потом числившиеся в торговом сословии, наконец, перешли в крестьяне, поселились в осой своей заимке с женами и детьми, вероятно около 1710-1720 годов. Дети, внуки и правнуки этих первых крестьян Кокориных и народили нынешний крестьянский род Кокоринской деревни, в 15 дворах. Всего рода Кокориных в настоящее время, по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 г., числится 119 душ об. пол., или 57 м.п. и 61 ж.п.

Вниз по р. Манзурке, вестах в 45 от ее впадения в Лену, на левом берегу, близ высокой и скалистой известковой горы Полосковской, образующей правый берег р. Манзурки, — есть небольшая деревушка Зуевская, или по просторечью, Зуевы. В этой деревушке до селе тоже преобладает один русско-крестьянский род Зуевых, происшедший от одного первого выходца из России крестьянина Дмитрия Зуева, пришедшего сюда с женой около 1720 года. В настоящее время в деревне Зуевской, в 25 дворах, числится 139 душ об. п., 76 м.п. 63 ж.п. Кроме того, крестьян Зуевых много в других верхне-ленских деревнях. Наприм. в деревне Больших Голах, на правом берегу Лены, близ устья р. Манзурки, при 330 всех жителей, 37 дворов Зуевых, в деревне Малых Голах, при 71 всех жителей 12 дворов Зуевых.

Доселе мы рассматривали однородовые русско-крестьянские селения только по левому притоку Лены – по р. Манзурке. В заключение укажем еще хоть на одно из нескольких однородовых селений по правому притоку Лены – по р. Анге, которых, однако, здесь, как и вообще всех селений, весьма немного, так как долина р. Анги географически представляет гораздо меньший район для поселений, чем долина р. Манзурки. На правом берегу р. Анги, при впадении в нее р. Малой Анги, близ высокой и скалистой, лентообразно испещренной краснопесчанниковой горы Кутукан, в приходе ангинской слободы, есть небольшая деревушка, так называемая «заимка Щаповых» или просто «Щаповы». В ней теперь живет всего один род крестьян Щаповых. Первых крестьянин Щапов, пришедший из России через низово-ленский илимский уезд, поселен был в 1693 году, в числе других крестьян – тоже выходцев из России, в только что строившуюся ангинскую слободу. От этого-то крестьянина прежде всего в самой ангинской слободе народился небольшой род крестьян Щаповых, до второй половины XVIII века. Один из этого ангинского русско-крестьянского рода Щаповых, с основанием в ангинской слободы церкви, по совершенному отсутствию белого духовенства, выбран был ангинскими крестьянами в дьячки ангинской церкви, — и от него пошел духовный род Щаповых, представляющий в прошлом, в ангинской слободе, непрерывную генеалогию дьячков и пономарей, женатых большей частью на крестьянках и живших совершенно по крестьянски, а на сторне, в разных местах иркутского округа разветвившийся на побочные сродные линии или отрасли одного духовного рода Щаповых. Другой крестьянин из первоначального ангинского русско-крестьянского рода Щаповых, именно Савва или Никифор Щапов около половины XVIII века выселился из ангинской слободы версты за 3, в особую заимку, которая и зовется доселе заимкой Щаповых и Щаповыми. И здесь, от этого первого крестьянина Щапова, занявшего заимку, доселе народилось крестьянского рода Щаповых, в 8 домах, до 61 души об. пола, до 36 м.п. и 25 ж.п. Надобно заметить еще, что к чисто русскому крестьянскому роду Щаповых, живущему в ангинской слободе и в особой заимке Щаповой, присоединилось впоследствии несколько его восприемников из ново-крещенных бурят, тоже прозывающихся Щаповыми, роду которых, однако, в настоящее время числится всего только 8 м.п. и 11 ж.п. За исключением этих, уже совершенно обруселых ясачно-оседлых крестьян, всего чисто русского крестьянского рода Щаповых, как в особой заимке Щаповой, так и в ангинской слободе, в настоящее время насчитывается до 106 душ об. пол., до 53 м.п. и 53 жен. пола.

Не приводя аналогичных генеалогий других русско-крестьянских однородовых селений. Заметим вообще, что даже в селах и деревнях разносоставные тоже почти повсюду явственно отпечатлелись следы первоначального генеративно-генеалогического, родового размножения и группирования верхоленского крестьянского населения, как такого историко-этнологического процесса, который по видимому, был господствующим в период первоначальной колонизации верхоленского края. Почти повсюду и в разносоставных селах и деревнях резко выдается расчленение населения по родам, по однородовым группам. Так наприм. в деревнях бирюльской слободы, по правому, нагорному берегу Лены, во первых, в селении Чемякиных, при 27 всех крестяьнских дворов, до 17 дворов одного рода крестьян Чемякиных; далее – в селении Юшиных, при 39 всех дворов, при 150 душах об. пола всего разнородового крестьянского населения, до 12 дворов и 78 душ об. пола одного крестьянского рода Юшиных; в Косогольском селении на правом берегу Лены, при 67 всех дворов, до 18 дворов одного рода крестьян Осиновых, до 11 дворов крестьян Соколовых и несколько дворов Юшиных; в Гавриловском селении бирюльской слободы, при 27 всех дворов, до 17 дворов Чемякиных; в Тарельском селении, на лево от Лены, при 33 всех дворов, 26 дворов рода Нечаевых. В Малой Манзурке, на правом берегу р. Манзурки, близ Лены, до 16 домов рода Татариновых, до 14 домов Ощепковых и проч. В манзурской слободе преобладают старинные крестьянские роды Синьковых, Чернаковых, Шошиных, Седых, Рогалевых, Рыковых, Зуевых, Лабугиных и др. В ангинской слободе – до 6 домов крестьянского рода Шорстовых, в которых теперь живет до 40 душ м.п. и 35 ж.п. В деревне Рыковых при р. Анге 24 дома крестьян Ждановых, 11 дворов крестьян Соколовых. В Тарайском селении ангинской слободы до 100 домов Кузнецовых, до 8 домов Аксаментовых, до 4 Черкасовых, до 3 Калпашниковых и т.п. В деревне Исети, при устье р. Манзурки, преобладают роды Тюрюминых, Скорняковых, Кожевниковых и др. Наконец в генеалогии верхне-ленских сел нередко замечается и то, что если какой-нибудь крестьянский род в одном селении, не выдерживая, так сказать, конкуренции в борьбе за существование с другим, более сильными родами, чахнет и вымирает, то, все-таки, отпрыски этого рода отчасти поддерживают его существование и большее или меньшее нарождение в каких-нибудь других, нередко более или менее отдаленных селениях. Так наприм. род крестьян Чувашевых, наполовину или более вымер в ангинской слободе, сохраняется теперь в нескольких семьях в Цакурском селении бирюльской слободы. Род Горбуновых, исчезнувший или вымерший в бирюльской слободе в лице богатого рода торгующих крестьян Горбуновых, сохраняет теперь свое существование и свои поколения в небогатых крестьянских семьях в Цакурском селении, в деревне Залоге и др. местах. Взаимному объединению верхнеленских крестьянских родов много содействовало их женское потомство, так как дочери крестьян одних родов обыкновенно выдавались в замужество за сыновей других, чуждых родов, нередко живших, одни от других далеко, верст за 50, 60 и более. Наконец, надо и то заметить, что в среде чисто-русских однофамильных крестьянских родов не мало находится и однофамильных с ним родов ясачно-крещенных, оседло-инородческих. Таковы наприм. весьма небольшие ясачные роды Чемякиных, Белоусовых, Литвиновых, Копыловых, Стерьховых, Чернаковых, Татариновых и проч. Особенно в прежнее время, в XVIII веке и после, можно сказать, сколько было чисто русских и крестьянских фамилий в среде всех верхнее-ленских рксско-крестьянских родов, — столько же почти появилось и однофамильных с ним оседло-инородческих отдельных семей. Это происходило от того, что русские крестьяне с самого начала поселения своего в верховьях Лены и до позднейших времен сплошь и рядом были восприемниками ясачно-крещенных бурят и потому, как крестные отцы, передавали им свои родовые прозвания или фамилии. Эти ясачно-крещенные нередко и селились вместе с ними, в их однородовых деревнях. Так русско-крестьянские роды, между прочим, помимо родовой колонизации верховьев Лены и родового умножения народонаселения, выполняли еще и другую культурно-этнологическую роль – содействовали происхождению, размножению и домохозяйственному развитию ясачно-крещенных, оседло-инородческих родов, воспринимая их, посредством крестного восприемничества, в состав русского крестьянского населения.

И так, из рассмотренных нами фактов оказывается, что в чисто-русских однородовых селениях русско-крестьянские роды не только не вырождаются и не вымирают, но хотя не особенно быстро, даже большей частью весьма слабо, а все-таки генеративно-последовательно размножаются. Многие русские крестьянские роды ведут свою генеалогию с конца XVII столетия, и существуют уже около 180-190 лет. Конечно, в вековых верхоленских крестьянских родах мы не встретим таких стариков прежнего североамериканского белого населения, из которых один, по свидетельству Франклина, имел 100 живых потомков! Но все же, и в верховьях Лены, в русско-крестьянских родах старики, которые при жизни своей до 20, 25 и более живых своих потомков. Во всяком случае, воспроизводительная, генетическая энергия верхоленских крестьянских родов, хотя и не особенно сильна, но все-таки прогрессивна а не дегенеративна. Эта живучесть и плодовитость их тем более замечательна, что климатические и физико-экономические условия верхоленского края, как увидим дальше, для здорового физического развития и быстрого размножения населения довольно не благоприятны. Особенно они тягостны были для прошедших, первоначальных поколений пришлого русского населения. Вообще, факт уживчивости и генеративно-последовательной размножаемости крестьянских родов и в одно-родовых верхоленских селениях показывает, что при достаточно правильном брачном обмере крови одного рода с кровью другого, чуждого рода, при естественной простоте сельского физического и нравственно-общежительного быта, при умеренности и бесстрастности физических и моральных потребностей сельского населения, — и бедные крестьянские роды могут обладать генеративной живучестью и плодовитостью, даже такой, какой часто не обладают в передовых цивилизованных обществах социально-высокопоставленные и богатые аристократические фамилии или роды. Конечно, нельзя вполне, безусловно согласиться с известным писателем Sadler'ом, который из факта частого вымирания английских дворянских фамилий выводит даже учение, будто богатство ведет к истощению плодовитости, а напротив умеренная состоятельность и даже бедность, только лишь не крайняя, благоприятствует плодовитости. Без некоторого, белее точного научного видоизменения этого вывода, что, при частом вымирании английских аристократических родов, браки английских пэров все-таки средним числом бывают плодовиты. Но, с другой стороны, несомненен и тот факт, что социально-высокопоставленные, аристократические и богатые роды во всех цивилизованных обществах часто вымирают. Так роды римских патрициев, по свидетельству Дионисия Галикарнасского и Тацита, вымирали или вообще численно уменьшались. В Англии, с 1611-1819 г. вымерло 753 фамилии баронов, а продолжают свое существование только 635. Венецианских нобилей около 1569 г. числилось 2219, около 1581 г. еще 1843, а около 1705 года уже только 1500.

Конечно, не все и крестьянские роды в однородовых селениях верхоленского края устойчиво выжили в борьбе за существование. Не мало родов, как мы видели, вымерло. Особенно замечательно вымирание некоторых наследственно-богатых крестьянских родов на Лене, каковы, например, роды торгующих крестьян Горбуновых, Белоусовых и нескольких других известных кулаков-мироедов ленских общин. Этот последний факт, по видимому, подтверждает физиолого-психологическое учение Маудсли, что генеративно-моследовательное одностороннее и чрезмерное напряжение или преобладание эгоистически-приобретательской страсти корыстолюбия и любостяжательности в наследственно-богатых родах, почти всегда сопровождаясь в третьем или четвертом поколении совершенной дегенерацией душевных способностей, расстройством нервной организации, в конце концов доводит эти роды до окончательного и полного вырождения, до вымирания. С другой стороны, некоторые русско-крестьянские роды вымерли от родовой физической чахлости, наследственно передававшейся в них от их первых родичей и от неизбежной, вследствие этого, крайней, можно сказать, родовой наследственной их бедности. Таков, например, почти совершенно вымерший теперь вышеупомянутый крестьянский род Чувашевых в ангинской слободе по р. Анге. Наконец, некоторые русско-крестьянские роды могли и не вынести как увидим дальше, суровых физических и, в частности, климатических условий верхоленского края, при первоначальной своей колнизационной акклиматизации в этом краю.

За этими же, сравнительно, однако, немногочисленными исключениями отдельных родов, все-таки наиболее размножившиеся однородовые русско-крестьянские общины, при всей их настоящей неустроенности и неразвитости экономической и умственной, представляют довольно задатков для здорового развития и благоустроенного сельско-общинного быта. В этих однородовых крестьянских селениях – характеристических созданиях первоначального колонизационного земского устроения отдаленных окраин Сибири – мы видим как бы наглядное повторение зачатков первобытного общества. Как основой первобытного общества, по современным, строго-научным исследованиям Мэна и Тэйлора, была семья, родство, однородность происхождения, — так и Сибири, в верхоленском краю, в однородовых крестьянских селениях семья же и родовое единство являлись и основой новых сельских социальных инстинктов. Вследствие преобладания семейно-родовой социальной симпатии или чувства единства рода, — в однородовых селениях общественность, зародившаяся и развившаяся из семьи, из физиолого-генеративной связи и единокровия рода, из инстинктов естественной единокровно-родственной социальной симпатии является прямо не в иной какой-либо форме, а именно в форме оргнически-однородной общины. В начале, в первом поколении, эти единокровно-однородные общины представляли нечто в роде индусских «соединенных семей» или славянских «семейных общин», исследованных Лавеле и Патерсоном в Кроации, Ю Далмации и Иллирии. В последующих и особенно позднейших поколениях, вследствие генеративно последовательного разветвления размножившихся однородовых семейств и неизбежного при этом ослабления первоначального чувства единокровия между отдаленно-родственными однородовыми семьями, одно-родовые, русско-крестьянские общины постепенно приняли общий тип нынешней русской сельской общины, но все еще с заметным сохранением следов первоначальной, единокровной, семейно-родовой их организации. Некоторые русско-крестьянские роды и теперь еще представляют отчасти вид первоначальных семейно-родовых общин. Таков наприм. весьма зажиточный единокровный род крестьян Шорстовых в ангинской слободе при р. Анге, живущий рядом в 6 домах и состоящийиз 75 сродственников обоего пола. Вообще, вследствие семейно-родового генезиса и развития, община в одно-родовых верхоленских крестьянскихз селениях, на сколько мы могли заметить, и доселе еще оказывается наиболее органически-сплоченной и цельно-выдержанной, чем в разнородовых селениях, особенно в роде разносоставного торгово-земледельческого селения качугского, расположенного в верховьях Лены при первой торгово-барочной пристани. В членах однородовых крестьянских общин замечается более согласия, единства, общинно-соседской и общинно рабочей взаимности. Вследствие этого в однородовых крестьянских общинах почти все – сами хозяева-работники: весьма мало таких, которые бы занимались наемной работой. Тогда как в 3-х разнородовых слободах манзурской волости не менее 81 крестьянина, которые живут наемной или поденной работой, а в 5-ти однородовых селениях таких крестьян насчитывается только 2, да и те имеют свое хозяйство. Число членов семейств в домах в однородовых крестьянских селениях нисколько не меньше числа членов семейств в больших разнородовых селах или слободах. Вообще, в манзурской волости, в 8 селах, 31 деревне и 7 выселках, при 2,160 всех дворов, при 12,625 жител. об. пол., как в небольших однородовых, так и в больших разнородовых селениях одинаково приходится средним числом по 6 членов семейств на 1 двор. В однородовых селениях судя по подворным спискам за 1872-1873 годы, больше семей больших, нераздельных. В этих, сравнительно больших семьях, представляющих, так сказать, естественные, семейные рабочие артели и состоящих обыкновенно из 10, 12, 14, 17, 19 и 20 членов, мы замечаем естественные зародыши общинной кооперации. Большие семьи, вследствие того, вообще, и более благосостоятельны. Итак, по нашему мнению, все это – признаки или зародыши и задатки для здорового, правильного и прогрессивного развития народной общественности. Надобно только, чтобы общие административные и социальные условия Сибири не сокрушали, не уничтожали их в корне, в зачатках, а напротив как можно наиболее благоприятствовали и всеми научно-рациональными и социально-гуманными мерами содействовали их свободному, естественному саморазвитию. (Заметим еще, что однородовые селения представляют весьма важные и удобные группы населения для физиологических исследований однородового генезиса, для лингвистических исследований замечаемых в них особенностей говора и, вообще, языка, для исследования юридических обычаев и проч.).

Сказав о физико-генеалогическом развитии бурятских, оседло-инородческих и русско-крестьянских родов верхоленского округа, сообщим теперь несколько статистико-этнографических сведений и замечаний о сравнительной степени развития нативитарной способности женщины у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, о значении русско-крестьянской и оседло-инородческой женщины в этническом изменении физического типа бурятского племени, о сравнительной степени развития физической, мускульной силы и рабочей энергии у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, о средней продолжительности жизни и смертности русского и бурятского населения и, наконец, об общих физико-географических условиях физического развития верхоленского населения.

Что касается до сравнительной степени развития генетической способности или плодовитости женщины у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, — то в этом отношении, за отсутствием всяких официальных статистических данных, мы ограничимся сообщением тех показаний какие, при тщательных расспросах, получили от самих жителей верхоленского округа. Показания бурят хотя и не определены, но более или менее согласны между собой, а также согласны со свидетельством Палласа о плодовитости женщин у других инородцев в Сибири. Прежде всего, надо заметить, что в приполярной северной стране женщина никогда не обладала изобильной плодовитостью, особенно такой, какую путешественники находили наприм. в Бразилии, в стране около Контендаса, где 20 летняя мать нарождает уже 8-10 детей, а одна женщина в 50 лет жизни имела 204 живых потомков! Для сибирских племен это баснословно. У бурятских женщин, как и вообще у сибирских инородческих женщин, плодовитость весьма ограниченная. В 1-м абагатанском роду, в кулимканском улусе кудинского ведомства, старики-буряты сообщали нам что у них чрезвычайно редкая бурятка родит 17-18 всех детей: самое большое – 15, 16 детей у одной бабы, чаще всего 7, 6, 5 и еще менее: многие же бурятки, хотя и здоровые, а вовсе не родят детей. По словам стариков-бурят 1-го абызаевского рода, самого многочисленного и самого богатого рода в верхоленском ведомстве, баба у них изредка родит до 18 всех детей, обыкновенно же 7, 8, 9 детей. Так повсюду говорили нам буряты. Из всех этих показаний можно заключать, что у бурят чрезвычайно редкая женщина может родить до 18 всех детей, что maximum плодовитости женщины у них составляет самое большое число детей, рождаемых буряткой – 15, 16 и редко уже 17 всех детей, и средним числом бурятская женщина может родить от 5 до 9 всех детей: многие же бурятки совершенно бесплодны. Обращаясь за тем к оседлым инородцам и русским крестьянам, мы и здесь по неволе должны были ограничиться одними расспросными дознаниями, — и, на основании всех показаний самих жителей, можем сделать тот общий вывод, что у оседлых инородцев и у русских крестьян плодовитость женщины, по видимому, уже значительно сильнее. В Усть-Ордынском селении, некоторые жены оседлых инородцев говорили нам, что у них женщина может родить самое большое число всех детей – 20, изредка даже 22 ребенка. В доказательство этого, они исчислили несколько примеров. Вообще же, судя по общим показаниям оседло-инородческих женщин, у них баба родит, средним числом 10, 11и 12 детей. В баендаевском селении оседлых инородцев, одна многодетная женщина говорила нам, что «у них прежние бабы родили до 20 детей и больше, а дочери их нынче родят уже только до 16 детей и даже до 10, 12 и меньше». Наконец, русские крестьянские жены – старухи утверждали, что между ними нередко бывают такие женщины, которые имеют («носят») до 22 и даже до 24 «брюх» как они выражались. Продолжительность нативитарного периода у бурятских, оседло-инородческих и русско-крестьянских женщин также одинакова. В улусах старики бурятские нам сообщали, что у них из 10 буряток, доживающих до 60 и более лет тоько 2 или 3 бурятки родят детей до 45 лет; прочие же родят только до 40, 35 и еще менее лет. У оседлых же инородцев и у русских крестьян женщины почти сплошь и рядом родят до 45 лет, а нередко и до 50. В манзурской слободе, крестьянка 69 лет – жена весьма зажиточного крестьянина-старика из одного древнего крестьянского рода (Шошиных) – сообщала нам, что она носила детей до 57 лет, и родила всех 22 ребенка. Что касается до рождения двойников или тройников, то трудно сказать, у кого их больше родится, у бурят ли, у оседлых ли инородцев или у русских крестьян. Из статистических сведений о родившихся, сообщенных нам верхоленской степной думой и ленской инородческой управой, узнаем, что в верхоленском инородческом ведомстве, с 1867 по 1873 год, в 7 лет, всех двойников родилось у бурят 12, 11 муж п. и 1 ж.п., в ленском ведомстве, в те же 7 лет, родилось всех бурятских двойников 5, все муж. пола. К сожалению в верхоленской степной думе и в ленской инородческой управе нет отдельных исчислений родившихся и умерших оседлых инородцев, а из манзурского волостного правления почему то не благоволили сообщить нам имеющиеся у них сведения о родившихся и умерших в русско-крестьянском населении манзурской волости. Судя, однако, по собранным сведениям, и двойники, по видимому, больше родятся у оседлых инородцев, чем у кочевых бурят. Тогда как у бурят верхоленского ведомства, при 6129 м.п. и 5466 ж.п. всего населения, в течении 7 лет (с 1867 по 1873 г.), родилось всего 12 двойников, а у бурят ленского ведомства, при 4730 м.п. и 4430 ж.п. всего населения, в те же 7 лет родилось только 5 двойников, — у оседлых инородцев только в 3-х небольших селениях – Усть-Ордынском, Ользоновском и Баендаевском, всех двойников, в последние 8-10 лет, было больше 10. Физиолого-генетическая наклонность женщин – родить двойников, по видимому, в некоторых родах или семьях наследственна. В Усть-Ордынском селении оседлых инородцев, у одной женщины были трое двойников, из которых, однако, одни двойники живы. И у дочери этой женщины – теперь уже старухи, тоже были двое двойников, из которых только по одному двойнику остались живы. Другая женщина в Усть-Ордынском селении недавно родила двойников двух девочек. И у ней также мать и свекровка (мужнина мать) тоже родили двойников по одному разу. В Баендаевском селении родились двойники по разу у двух родных сестер – замужних женщин, но умерли. Одна Усть-ордынская оседло-инородческая женщина, имевшая всех детей до 22, между прочим, родила двоих двойников: двойники эти родились будто бы одни после других, спустя 10 дней. В Ользоновском селении оседлых инородцев, двойники родились в двух семействах по разу: у одних из этих двойников, одна девочка по цвету лица черненькая, брацковатая, а другая девочка совершенно беленькая (Такие же двойники – беленькая и черненькая девочки есть, говорят, в баендаевском селении оседлых инородцев, но я их не видал). Что касается до русских крестьянских женщин, то у них, судя по словам самих крестьянок, двойники родятся весьма нередко. Между прочим, рассказывали нам, что в деревне оецкой волости – Егоровщине, одна женщина родила до 3 двойников, дочь ее один раз родила будто бы 4, другой раз 6 или даже 7 детей за раз. В действительности этого, по видимому невозможного или невероятного факта уверял нас и оецкий священник.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 1.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 2.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 4.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 5.

947

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.