«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 3.
Не далеко от Копыловского селения, на левой стороне р. Манзурки, верстах в 3 от нее, в глубокой подгорно-степной впадине при подошве хребта, тянущегося поодаль по левой стороне р. Манзурки, находится селение Карлук. В нем, при 31 дворе, принадлежащих разным крестьянским родам, в 32 дворах живет все один русско-крестьянский род Черкашиных. Около 1706 г. прибыли сюда из России, с низу Лены, по р. Манзурке 2 брата крестьянина – Иван и Филипп Черкашины с женами и с 2-мя малолетними сыновьями. Вскоре потом у них обоих родились еще по 2 сына. Все эти 6 сыновей Ивана и Филиппа Черкашиных, между 1720-1729 годами, женились на дочерях крестьян манзурских, или седовских, Шергиных и Колодиных и друг., а быть может также и на «восприемницах брацкой породы» — воспитанницах русско-крестьянских семей. От 3-х сыновей Филиппа Черкашина, в свою очередь, до 1756 года народилось, как видно из исповедных росписей манзурской церкви за этот год, 22 детей об. пола, 12 сыновей и 10 дочерей, а от 3-х сыновей Ивана Черкашина – 32 детей об. пола, 17 сыновей и 15 дочерей. Таким образом, в 1756 году всего крестьянского рода Черкашиных, происшедшего от первых пришлых из России прародичей — крестьян Ивана и Филиппа Черкашиных, было 60 душ обоего пола, 35 м.п. и 25 ж.п. (считая и отцов семейств), — как видно из исповедных росписей манзурской церкви за 1756 год. С тех пор род Черкашиных не очень быстро, но непрерывно размножался, приращаясь, приблизительно, в каждые 25 лет, средним числом по 27 душ об. пола. Таким образом, до настоящего времени весь род крестьян Черкашиных в Карлуцком селении размножился, судя по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, до 165 душ об. пола или 79 м.п. и 86 ж.п., — и 32 двора в селении занимают все одни Черкашины.
Точно также в пределах речной системы Манзурки, в манзурской же волости, деревня Кокоринская вся заселена одним родом крестьян Кокориных. Прадеды или прародичи их, два брата, Кокорины, бывшие сначала казаками, потом числившиеся в торговом сословии, наконец, перешли в крестьяне, поселились в осой своей заимке с женами и детьми, вероятно около 1710-1720 годов. Дети, внуки и правнуки этих первых крестьян Кокориных и народили нынешний крестьянский род Кокоринской деревни, в 15 дворах. Всего рода Кокориных в настоящее время, по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 г., числится 119 душ об. пол., или 57 м.п. и 61 ж.п.
Вниз по р. Манзурке, вестах в 45 от ее впадения в Лену, на левом берегу, близ высокой и скалистой известковой горы Полосковской, образующей правый берег р. Манзурки, — есть небольшая деревушка Зуевская, или по просторечью, Зуевы. В этой деревушке до селе тоже преобладает один русско-крестьянский род Зуевых, происшедший от одного первого выходца из России крестьянина Дмитрия Зуева, пришедшего сюда с женой около 1720 года. В настоящее время в деревне Зуевской, в 25 дворах, числится 139 душ об. п., 76 м.п. 63 ж.п. Кроме того, крестьян Зуевых много в других верхне-ленских деревнях. Наприм. в деревне Больших Голах, на правом берегу Лены, близ устья р. Манзурки, при 330 всех жителей, 37 дворов Зуевых, в деревне Малых Голах, при 71 всех жителей 12 дворов Зуевых.
Доселе мы рассматривали однородовые русско-крестьянские селения только по левому притоку Лены – по р. Манзурке. В заключение укажем еще хоть на одно из нескольких однородовых селений по правому притоку Лены – по р. Анге, которых, однако, здесь, как и вообще всех селений, весьма немного, так как долина р. Анги географически представляет гораздо меньший район для поселений, чем долина р. Манзурки. На правом берегу р. Анги, при впадении в нее р. Малой Анги, близ высокой и скалистой, лентообразно испещренной краснопесчанниковой горы Кутукан, в приходе ангинской слободы, есть небольшая деревушка, так называемая «заимка Щаповых» или просто «Щаповы». В ней теперь живет всего один род крестьян Щаповых. Первых крестьянин Щапов, пришедший из России через низово-ленский илимский уезд, поселен был в 1693 году, в числе других крестьян – тоже выходцев из России, в только что строившуюся ангинскую слободу. От этого-то крестьянина прежде всего в самой ангинской слободе народился небольшой род крестьян Щаповых, до второй половины XVIII века. Один из этого ангинского русско-крестьянского рода Щаповых, с основанием в ангинской слободы церкви, по совершенному отсутствию белого духовенства, выбран был ангинскими крестьянами в дьячки ангинской церкви, — и от него пошел духовный род Щаповых, представляющий в прошлом, в ангинской слободе, непрерывную генеалогию дьячков и пономарей, женатых большей частью на крестьянках и живших совершенно по крестьянски, а на сторне, в разных местах иркутского округа разветвившийся на побочные сродные линии или отрасли одного духовного рода Щаповых. Другой крестьянин из первоначального ангинского русско-крестьянского рода Щаповых, именно Савва или Никифор Щапов около половины XVIII века выселился из ангинской слободы версты за 3, в особую заимку, которая и зовется доселе заимкой Щаповых и Щаповыми. И здесь, от этого первого крестьянина Щапова, занявшего заимку, доселе народилось крестьянского рода Щаповых, в 8 домах, до 61 души об. пола, до 36 м.п. и 25 ж.п. Надобно заметить еще, что к чисто русскому крестьянскому роду Щаповых, живущему в ангинской слободе и в особой заимке Щаповой, присоединилось впоследствии несколько его восприемников из ново-крещенных бурят, тоже прозывающихся Щаповыми, роду которых, однако, в настоящее время числится всего только 8 м.п. и 11 ж.п. За исключением этих, уже совершенно обруселых ясачно-оседлых крестьян, всего чисто русского крестьянского рода Щаповых, как в особой заимке Щаповой, так и в ангинской слободе, в настоящее время насчитывается до 106 душ об. пол., до 53 м.п. и 53 жен. пола.
Не приводя аналогичных генеалогий других русско-крестьянских однородовых селений. Заметим вообще, что даже в селах и деревнях разносоставные тоже почти повсюду явственно отпечатлелись следы первоначального генеративно-генеалогического, родового размножения и группирования верхоленского крестьянского населения, как такого историко-этнологического процесса, который по видимому, был господствующим в период первоначальной колонизации верхоленского края. Почти повсюду и в разносоставных селах и деревнях резко выдается расчленение населения по родам, по однородовым группам. Так наприм. в деревнях бирюльской слободы, по правому, нагорному берегу Лены, во первых, в селении Чемякиных, при 27 всех крестяьнских дворов, до 17 дворов одного рода крестьян Чемякиных; далее – в селении Юшиных, при 39 всех дворов, при 150 душах об. пола всего разнородового крестьянского населения, до 12 дворов и 78 душ об. пола одного крестьянского рода Юшиных; в Косогольском селении на правом берегу Лены, при 67 всех дворов, до 18 дворов одного рода крестьян Осиновых, до 11 дворов крестьян Соколовых и несколько дворов Юшиных; в Гавриловском селении бирюльской слободы, при 27 всех дворов, до 17 дворов Чемякиных; в Тарельском селении, на лево от Лены, при 33 всех дворов, 26 дворов рода Нечаевых. В Малой Манзурке, на правом берегу р. Манзурки, близ Лены, до 16 домов рода Татариновых, до 14 домов Ощепковых и проч. В манзурской слободе преобладают старинные крестьянские роды Синьковых, Чернаковых, Шошиных, Седых, Рогалевых, Рыковых, Зуевых, Лабугиных и др. В ангинской слободе – до 6 домов крестьянского рода Шорстовых, в которых теперь живет до 40 душ м.п. и 35 ж.п. В деревне Рыковых при р. Анге 24 дома крестьян Ждановых, 11 дворов крестьян Соколовых. В Тарайском селении ангинской слободы до 100 домов Кузнецовых, до 8 домов Аксаментовых, до 4 Черкасовых, до 3 Калпашниковых и т.п. В деревне Исети, при устье р. Манзурки, преобладают роды Тюрюминых, Скорняковых, Кожевниковых и др. Наконец в генеалогии верхне-ленских сел нередко замечается и то, что если какой-нибудь крестьянский род в одном селении, не выдерживая, так сказать, конкуренции в борьбе за существование с другим, более сильными родами, чахнет и вымирает, то, все-таки, отпрыски этого рода отчасти поддерживают его существование и большее или меньшее нарождение в каких-нибудь других, нередко более или менее отдаленных селениях. Так наприм. род крестьян Чувашевых, наполовину или более вымер в ангинской слободе, сохраняется теперь в нескольких семьях в Цакурском селении бирюльской слободы. Род Горбуновых, исчезнувший или вымерший в бирюльской слободе в лице богатого рода торгующих крестьян Горбуновых, сохраняет теперь свое существование и свои поколения в небогатых крестьянских семьях в Цакурском селении, в деревне Залоге и др. местах. Взаимному объединению верхнеленских крестьянских родов много содействовало их женское потомство, так как дочери крестьян одних родов обыкновенно выдавались в замужество за сыновей других, чуждых родов, нередко живших, одни от других далеко, верст за 50, 60 и более. Наконец, надо и то заметить, что в среде чисто-русских однофамильных крестьянских родов не мало находится и однофамильных с ним родов ясачно-крещенных, оседло-инородческих. Таковы наприм. весьма небольшие ясачные роды Чемякиных, Белоусовых, Литвиновых, Копыловых, Стерьховых, Чернаковых, Татариновых и проч. Особенно в прежнее время, в XVIII веке и после, можно сказать, сколько было чисто русских и крестьянских фамилий в среде всех верхнее-ленских рксско-крестьянских родов, — столько же почти появилось и однофамильных с ним оседло-инородческих отдельных семей. Это происходило от того, что русские крестьяне с самого начала поселения своего в верховьях Лены и до позднейших времен сплошь и рядом были восприемниками ясачно-крещенных бурят и потому, как крестные отцы, передавали им свои родовые прозвания или фамилии. Эти ясачно-крещенные нередко и селились вместе с ними, в их однородовых деревнях. Так русско-крестьянские роды, между прочим, помимо родовой колонизации верховьев Лены и родового умножения народонаселения, выполняли еще и другую культурно-этнологическую роль – содействовали происхождению, размножению и домохозяйственному развитию ясачно-крещенных, оседло-инородческих родов, воспринимая их, посредством крестного восприемничества, в состав русского крестьянского населения.
И так, из рассмотренных нами фактов оказывается, что в чисто-русских однородовых селениях русско-крестьянские роды не только не вырождаются и не вымирают, но хотя не особенно быстро, даже большей частью весьма слабо, а все-таки генеративно-последовательно размножаются. Многие русские крестьянские роды ведут свою генеалогию с конца XVII столетия, и существуют уже около 180-190 лет. Конечно, в вековых верхоленских крестьянских родах мы не встретим таких стариков прежнего североамериканского белого населения, из которых один, по свидетельству Франклина, имел 100 живых потомков! Но все же, и в верховьях Лены, в русско-крестьянских родах старики, которые при жизни своей до 20, 25 и более живых своих потомков. Во всяком случае, воспроизводительная, генетическая энергия верхоленских крестьянских родов, хотя и не особенно сильна, но все-таки прогрессивна а не дегенеративна. Эта живучесть и плодовитость их тем более замечательна, что климатические и физико-экономические условия верхоленского края, как увидим дальше, для здорового физического развития и быстрого размножения населения довольно не благоприятны. Особенно они тягостны были для прошедших, первоначальных поколений пришлого русского населения. Вообще, факт уживчивости и генеративно-последовательной размножаемости крестьянских родов и в одно-родовых верхоленских селениях показывает, что при достаточно правильном брачном обмере крови одного рода с кровью другого, чуждого рода, при естественной простоте сельского физического и нравственно-общежительного быта, при умеренности и бесстрастности физических и моральных потребностей сельского населения, — и бедные крестьянские роды могут обладать генеративной живучестью и плодовитостью, даже такой, какой часто не обладают в передовых цивилизованных обществах социально-высокопоставленные и богатые аристократические фамилии или роды. Конечно, нельзя вполне, безусловно согласиться с известным писателем Sadler'ом, который из факта частого вымирания английских дворянских фамилий выводит даже учение, будто богатство ведет к истощению плодовитости, а напротив умеренная состоятельность и даже бедность, только лишь не крайняя, благоприятствует плодовитости. Без некоторого, белее точного научного видоизменения этого вывода, что, при частом вымирании английских аристократических родов, браки английских пэров все-таки средним числом бывают плодовиты. Но, с другой стороны, несомненен и тот факт, что социально-высокопоставленные, аристократические и богатые роды во всех цивилизованных обществах часто вымирают. Так роды римских патрициев, по свидетельству Дионисия Галикарнасского и Тацита, вымирали или вообще численно уменьшались. В Англии, с 1611-1819 г. вымерло 753 фамилии баронов, а продолжают свое существование только 635. Венецианских нобилей около 1569 г. числилось 2219, около 1581 г. еще 1843, а около 1705 года уже только 1500.
Конечно, не все и крестьянские роды в однородовых селениях верхоленского края устойчиво выжили в борьбе за существование. Не мало родов, как мы видели, вымерло. Особенно замечательно вымирание некоторых наследственно-богатых крестьянских родов на Лене, каковы, например, роды торгующих крестьян Горбуновых, Белоусовых и нескольких других известных кулаков-мироедов ленских общин. Этот последний факт, по видимому, подтверждает физиолого-психологическое учение Маудсли, что генеративно-моследовательное одностороннее и чрезмерное напряжение или преобладание эгоистически-приобретательской страсти корыстолюбия и любостяжательности в наследственно-богатых родах, почти всегда сопровождаясь в третьем или четвертом поколении совершенной дегенерацией душевных способностей, расстройством нервной организации, в конце концов доводит эти роды до окончательного и полного вырождения, до вымирания. С другой стороны, некоторые русско-крестьянские роды вымерли от родовой физической чахлости, наследственно передававшейся в них от их первых родичей и от неизбежной, вследствие этого, крайней, можно сказать, родовой наследственной их бедности. Таков, например, почти совершенно вымерший теперь вышеупомянутый крестьянский род Чувашевых в ангинской слободе по р. Анге. Наконец, некоторые русско-крестьянские роды могли и не вынести как увидим дальше, суровых физических и, в частности, климатических условий верхоленского края, при первоначальной своей колнизационной акклиматизации в этом краю.
За этими же, сравнительно, однако, немногочисленными исключениями отдельных родов, все-таки наиболее размножившиеся однородовые русско-крестьянские общины, при всей их настоящей неустроенности и неразвитости экономической и умственной, представляют довольно задатков для здорового развития и благоустроенного сельско-общинного быта. В этих однородовых крестьянских селениях – характеристических созданиях первоначального колонизационного земского устроения отдаленных окраин Сибири – мы видим как бы наглядное повторение зачатков первобытного общества. Как основой первобытного общества, по современным, строго-научным исследованиям Мэна и Тэйлора, была семья, родство, однородность происхождения, — так и Сибири, в верхоленском краю, в однородовых крестьянских селениях семья же и родовое единство являлись и основой новых сельских социальных инстинктов. Вследствие преобладания семейно-родовой социальной симпатии или чувства единства рода, — в однородовых селениях общественность, зародившаяся и развившаяся из семьи, из физиолого-генеративной связи и единокровия рода, из инстинктов естественной единокровно-родственной социальной симпатии является прямо не в иной какой-либо форме, а именно в форме оргнически-однородной общины. В начале, в первом поколении, эти единокровно-однородные общины представляли нечто в роде индусских «соединенных семей» или славянских «семейных общин», исследованных Лавеле и Патерсоном в Кроации, Ю Далмации и Иллирии. В последующих и особенно позднейших поколениях, вследствие генеративно последовательного разветвления размножившихся однородовых семейств и неизбежного при этом ослабления первоначального чувства единокровия между отдаленно-родственными однородовыми семьями, одно-родовые, русско-крестьянские общины постепенно приняли общий тип нынешней русской сельской общины, но все еще с заметным сохранением следов первоначальной, единокровной, семейно-родовой их организации. Некоторые русско-крестьянские роды и теперь еще представляют отчасти вид первоначальных семейно-родовых общин. Таков наприм. весьма зажиточный единокровный род крестьян Шорстовых в ангинской слободе при р. Анге, живущий рядом в 6 домах и состоящийиз 75 сродственников обоего пола. Вообще, вследствие семейно-родового генезиса и развития, община в одно-родовых верхоленских крестьянскихз селениях, на сколько мы могли заметить, и доселе еще оказывается наиболее органически-сплоченной и цельно-выдержанной, чем в разнородовых селениях, особенно в роде разносоставного торгово-земледельческого селения качугского, расположенного в верховьях Лены при первой торгово-барочной пристани. В членах однородовых крестьянских общин замечается более согласия, единства, общинно-соседской и общинно рабочей взаимности. Вследствие этого в однородовых крестьянских общинах почти все – сами хозяева-работники: весьма мало таких, которые бы занимались наемной работой. Тогда как в 3-х разнородовых слободах манзурской волости не менее 81 крестьянина, которые живут наемной или поденной работой, а в 5-ти однородовых селениях таких крестьян насчитывается только 2, да и те имеют свое хозяйство. Число членов семейств в домах в однородовых крестьянских селениях нисколько не меньше числа членов семейств в больших разнородовых селах или слободах. Вообще, в манзурской волости, в 8 селах, 31 деревне и 7 выселках, при 2,160 всех дворов, при 12,625 жител. об. пол., как в небольших однородовых, так и в больших разнородовых селениях одинаково приходится средним числом по 6 членов семейств на 1 двор. В однородовых селениях судя по подворным спискам за 1872-1873 годы, больше семей больших, нераздельных. В этих, сравнительно больших семьях, представляющих, так сказать, естественные, семейные рабочие артели и состоящих обыкновенно из 10, 12, 14, 17, 19 и 20 членов, мы замечаем естественные зародыши общинной кооперации. Большие семьи, вследствие того, вообще, и более благосостоятельны. Итак, по нашему мнению, все это – признаки или зародыши и задатки для здорового, правильного и прогрессивного развития народной общественности. Надобно только, чтобы общие административные и социальные условия Сибири не сокрушали, не уничтожали их в корне, в зачатках, а напротив как можно наиболее благоприятствовали и всеми научно-рациональными и социально-гуманными мерами содействовали их свободному, естественному саморазвитию. (Заметим еще, что однородовые селения представляют весьма важные и удобные группы населения для физиологических исследований однородового генезиса, для лингвистических исследований замечаемых в них особенностей говора и, вообще, языка, для исследования юридических обычаев и проч.).
Сказав о физико-генеалогическом развитии бурятских, оседло-инородческих и русско-крестьянских родов верхоленского округа, сообщим теперь несколько статистико-этнографических сведений и замечаний о сравнительной степени развития нативитарной способности женщины у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, о значении русско-крестьянской и оседло-инородческой женщины в этническом изменении физического типа бурятского племени, о сравнительной степени развития физической, мускульной силы и рабочей энергии у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, о средней продолжительности жизни и смертности русского и бурятского населения и, наконец, об общих физико-географических условиях физического развития верхоленского населения.
Что касается до сравнительной степени развития генетической способности или плодовитости женщины у кочевых бурят, оседлых инородцев и русских крестьян, — то в этом отношении, за отсутствием всяких официальных статистических данных, мы ограничимся сообщением тех показаний какие, при тщательных расспросах, получили от самих жителей верхоленского округа. Показания бурят хотя и не определены, но более или менее согласны между собой, а также согласны со свидетельством Палласа о плодовитости женщин у других инородцев в Сибири. Прежде всего, надо заметить, что в приполярной северной стране женщина никогда не обладала изобильной плодовитостью, особенно такой, какую путешественники находили наприм. в Бразилии, в стране около Контендаса, где 20 летняя мать нарождает уже 8-10 детей, а одна женщина в 50 лет жизни имела 204 живых потомков! Для сибирских племен это баснословно. У бурятских женщин, как и вообще у сибирских инородческих женщин, плодовитость весьма ограниченная. В 1-м абагатанском роду, в кулимканском улусе кудинского ведомства, старики-буряты сообщали нам что у них чрезвычайно редкая бурятка родит 17-18 всех детей: самое большое – 15, 16 детей у одной бабы, чаще всего 7, 6, 5 и еще менее: многие же бурятки, хотя и здоровые, а вовсе не родят детей. По словам стариков-бурят 1-го абызаевского рода, самого многочисленного и самого богатого рода в верхоленском ведомстве, баба у них изредка родит до 18 всех детей, обыкновенно же 7, 8, 9 детей. Так повсюду говорили нам буряты. Из всех этих показаний можно заключать, что у бурят чрезвычайно редкая женщина может родить до 18 всех детей, что maximum плодовитости женщины у них составляет самое большое число детей, рождаемых буряткой – 15, 16 и редко уже 17 всех детей, и средним числом бурятская женщина может родить от 5 до 9 всех детей: многие же бурятки совершенно бесплодны. Обращаясь за тем к оседлым инородцам и русским крестьянам, мы и здесь по неволе должны были ограничиться одними расспросными дознаниями, — и, на основании всех показаний самих жителей, можем сделать тот общий вывод, что у оседлых инородцев и у русских крестьян плодовитость женщины, по видимому, уже значительно сильнее. В Усть-Ордынском селении, некоторые жены оседлых инородцев говорили нам, что у них женщина может родить самое большое число всех детей – 20, изредка даже 22 ребенка. В доказательство этого, они исчислили несколько примеров. Вообще же, судя по общим показаниям оседло-инородческих женщин, у них баба родит, средним числом 10, 11и 12 детей. В баендаевском селении оседлых инородцев, одна многодетная женщина говорила нам, что «у них прежние бабы родили до 20 детей и больше, а дочери их нынче родят уже только до 16 детей и даже до 10, 12 и меньше». Наконец, русские крестьянские жены – старухи утверждали, что между ними нередко бывают такие женщины, которые имеют («носят») до 22 и даже до 24 «брюх» как они выражались. Продолжительность нативитарного периода у бурятских, оседло-инородческих и русско-крестьянских женщин также одинакова. В улусах старики бурятские нам сообщали, что у них из 10 буряток, доживающих до 60 и более лет тоько 2 или 3 бурятки родят детей до 45 лет; прочие же родят только до 40, 35 и еще менее лет. У оседлых же инородцев и у русских крестьян женщины почти сплошь и рядом родят до 45 лет, а нередко и до 50. В манзурской слободе, крестьянка 69 лет – жена весьма зажиточного крестьянина-старика из одного древнего крестьянского рода (Шошиных) – сообщала нам, что она носила детей до 57 лет, и родила всех 22 ребенка. Что касается до рождения двойников или тройников, то трудно сказать, у кого их больше родится, у бурят ли, у оседлых ли инородцев или у русских крестьян. Из статистических сведений о родившихся, сообщенных нам верхоленской степной думой и ленской инородческой управой, узнаем, что в верхоленском инородческом ведомстве, с 1867 по 1873 год, в 7 лет, всех двойников родилось у бурят 12, 11 муж п. и 1 ж.п., в ленском ведомстве, в те же 7 лет, родилось всех бурятских двойников 5, все муж. пола. К сожалению в верхоленской степной думе и в ленской инородческой управе нет отдельных исчислений родившихся и умерших оседлых инородцев, а из манзурского волостного правления почему то не благоволили сообщить нам имеющиеся у них сведения о родившихся и умерших в русско-крестьянском населении манзурской волости. Судя, однако, по собранным сведениям, и двойники, по видимому, больше родятся у оседлых инородцев, чем у кочевых бурят. Тогда как у бурят верхоленского ведомства, при 6129 м.п. и 5466 ж.п. всего населения, в течении 7 лет (с 1867 по 1873 г.), родилось всего 12 двойников, а у бурят ленского ведомства, при 4730 м.п. и 4430 ж.п. всего населения, в те же 7 лет родилось только 5 двойников, — у оседлых инородцев только в 3-х небольших селениях – Усть-Ордынском, Ользоновском и Баендаевском, всех двойников, в последние 8-10 лет, было больше 10. Физиолого-генетическая наклонность женщин – родить двойников, по видимому, в некоторых родах или семьях наследственна. В Усть-Ордынском селении оседлых инородцев, у одной женщины были трое двойников, из которых, однако, одни двойники живы. И у дочери этой женщины – теперь уже старухи, тоже были двое двойников, из которых только по одному двойнику остались живы. Другая женщина в Усть-Ордынском селении недавно родила двойников двух девочек. И у ней также мать и свекровка (мужнина мать) тоже родили двойников по одному разу. В Баендаевском селении родились двойники по разу у двух родных сестер – замужних женщин, но умерли. Одна Усть-ордынская оседло-инородческая женщина, имевшая всех детей до 22, между прочим, родила двоих двойников: двойники эти родились будто бы одни после других, спустя 10 дней. В Ользоновском селении оседлых инородцев, двойники родились в двух семействах по разу: у одних из этих двойников, одна девочка по цвету лица черненькая, брацковатая, а другая девочка совершенно беленькая (Такие же двойники – беленькая и черненькая девочки есть, говорят, в баендаевском селении оседлых инородцев, но я их не видал). Что касается до русских крестьянских женщин, то у них, судя по словам самих крестьянок, двойники родятся весьма нередко. Между прочим, рассказывали нам, что в деревне оецкой волости – Егоровщине, одна женщина родила до 3 двойников, дочь ее один раз родила будто бы 4, другой раз 6 или даже 7 детей за раз. В действительности этого, по видимому невозможного или невероятного факта уверял нас и оецкий священник.
«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 1.
«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 2.