«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 2.

Так мы видели, например, что в роду бурята Бутухана ленского ведомства, 5-го чернорутского рода, — в роду, всегда имевшем, генеративно передававшем вполне достаточные хозяйственные материально-жизненные средства для беспрепятственного, здорового и полно мощного физического развития и генезиса, в течении не менее 130-140 лет, приходится средним числом только по 9 новых родичей на каждое из 5 поколений, и всего потомства, по всей вероятности, произошло никак не больше 145 душ об. пола. Между тем в усть-ордынском оседло-инородческом роду ясачно-оседлого бурята Татаринова, — в роду, весьма ограниченно, только лишь более или менее равномерно благосостоятельным, и в частности, развивающимся при наиболее нормальных физиологических условиях полового подбора, именно и доселе еще избегающего своеродовых, кровосмесительных браков, — в этом роду, как мы видели в течении 105 – 110 лет, произошло более 114 душ потомков об. п. и на каждое поколение приходится средним числом не 9, а 19 новых родичей. Или в разносоставном осело-инородческом житовском роду на Лене, с самого начала могшем пользоваться более или менее благоприятными жизненными условиями вследствие самого своего водворения на выгодном торгово-промышленном ленском пункте, в течении 100-110 лет, произошло до 167 потомков об. п. и на каждого из 3-х первоначальных родичей приходится по 55 потомков. Даже в весьма не богатом оседло-инородческом роду, именно в маркеловском роду Ощепковых верхоленского ведомства, 2-го абызаевского рода, наследственно обладавшем весьма небольшими материально-жизненными средствами для возвышения своего физического благосостояния, при общем количестве в родовом хозяйстве 25 лошадей, 17 коров, 20 овец, 11,5 десятин ярового и 10,75 дес. озим. Хлебопашества, — даже и в этом роду, все-таки, от одного прородича – ясачно-крещенного Маркела Ощепкова, в течении 88 лет, народилось всего потомства до 30 душ обоего пола, тогда как и в весьма богатом, полномощном бурятском роду инкэжиновом, верхоленского же ведомства, 1-го абызаевского рода, всегда имевшем несравненно больше жизненных средств для генеративного усиления своего физического развития и генезиса, при обладании, в родовом хозяйстве, 230 лошадями, 875 голов рогатого скота, 150 овцами, 71 десятиной ярового и 45 дес. озим. хлебопашества, — от одного первого прародича Инкеина, в течении 80-90 лет произошло только 36 потомков об. п., лишь 6-ю потомками больше, чем в роду оседлого инородца Маркела Ощепкова. Далее, как, вообще, ни мало плодотворным оказывалось скрещивание славяно-русского племени с монголо-бурятским в генеративном приращении оседло-инородческих родов, но все-таки оно, в течении не более 110-120 лет, сопровождалось прочным созданием и установлением нового, переходного этнического типа, сопровождалось нарожденем, так сказать, нового, особого – ясачного или оседло-инородческого населения, которого в верхоленском округе, все-таки, никак не менее 522-581 д. об. п., по общим статистическим исчислениям верхоленской степной думы и ленской инородческой управы за 1869-1870 годы, — исчислениям, которые, однако, кажется, не полны, так как по подворным спискам той же верхоленской степной думы и ленской инородческой управы за 1872-1873 годы всего оседло-инородческого населения в верхоленском округе, в 18 селениях, выселках и заимках насчитывается более 1004 душ об. пола. Как бы ни было малочисленно это новое, смешанное, бурятско-русское оседло-инородческое население, но все-таки оно образовалось, генеративно прочно установилось. У бурят же верхоленского округа, между тем, в течении тех е последних 110-120 лет, не образовалось ни одного такого нового, явственно обособленного рода, котором числилось бы от 520 до 580 душ, а тем более до 1000 душ об. п. Напротив у них, по видимому, замечается даже уменьшение приращения потомства, особенно женского пола, а в старых больших родах, так что наприм. в 8 старых родах верхоленского ведомства, числившихся в ведении верхоленского тайши, и в том числе, в самом древнем, многолюдном – и богатом роду – 1-м абызаевском, в 1800 году, по тогдашним ревизским переписям, значилось 6164 м.п., и 5930 ж.п. (ревизии с 1788 г., рассмотренные нами в архиве верхоленской степной думы под №3), а в 1873 году, по исчислениям верхоленской инородческой думы за 1872-1873 г., числилось уже только 6139 м.п.и 5420 ж. п., следовательно, оказывается убыль мужского пола на 25, а женского пола на 510 душ. Наконец скрещивание русского племени с бурятским не только не сопровождается, в сущности, генеративным ослаблением собственно физиологической способности плодовитости оседло-инородческих родов, а напротив сопровождается еще, вследствие генеративно-развитой в русском племени наибольшей этно-генетической энергией и устойчивости, генеративным усилением в этих смешанных, бурятско-русских родах физиолого-генетической способности их, с одной стороны к ослаблению воспроизведения и устойчивости чисто-бурятского этногенетического элемента, с другой – к усилению воспроизведения и устойчивости чисто русского этногенетического элемента, привнесенного в среду бурятских родов русской женщиной. Скрещивание или смешение бурятских мужчин с русскими женщинами в ясачно-оседлых, бурятско-русских родах производило, с одной стороны, в оседло-инородческих бурятских родичах мужской генетической способности и наклонности к преобладающему воспроизведению бурятского племенного типа и, в частности, бурятского мужского этногенетического элемента. С другой стороны, в оседло-инородческих русских и даже совершенно обруселых ясачных матерях скрещивание производило генеративное усиление генетической способности и устойчивости русской женщины в преобладающем генеративно-последовательном воспроизведении и преимущественном устойчивом сохранении русского племенного типа и, в частности, русского женского этногенетического элемента. Вследствие этого, плодовитость и жизненная устойчивость оседло-инородческих родов, с одной стороны, всегда наиболее была слаба или ограничена собственно только в воспроизведении и устойчивом сохранении мужского пола, как этногенетического фактора, пришедшего со стороны бурятского племени и всегда стремившегося более или менее устойчиво сохраниться, поддержать в смешанных, бурятско-русских оседло-инородческих родах силу воспроизведения бурятского племенного типа. С другой стороны, напротив, эта плодовитость и жизненная устойчивость в оседло-инородческих родах всегда наиболее была сильна в преимущественном воспроизведении и устойчивом сохранении в них женского пола, как этногенетического факта, пришедшего со стороны русского племени, обладающего наибольшей генеративно-генетической энергией и долженствующего рано или поздно все бурятские роды переродить в русскую народность, слить с нею. Таким образом, вследствие, того, что скрещивание русского племени, в лице русских женщин, с бурятским племенем сколько ослабляло или умеряло в оседло-инородческих родах генеративное размножение мужского пола, генеративно парализуя собственно воспроизведение бурятского этногенетического элемента, привнесенного бурятскими мужчинами, столько же усиливало генеративное размножение или приращение женского пола, подчиняясь собственно уже физиолого-этнической или национально- физиологической силе преобладания наибольшего генеративного воспроизведения и наибольшего устойчивого сохранения русского этногенетического элемента и, вообще, русского народного типа, — вследствие именно такого своего действия, скрещивание и сопровождалось весьма заметным генеративным поддержанием в оседло-инородческих родах наибольшего перевеса перевеса рождаемости и жизненной устойчивости, а вследствие того, и наибольшей численности женского пола, чем мужского. Это наше мнение подтверждается тем историко-статистическим и сравнительно-статистическим фактом, что в оседло-инородческих родах, как по первоначальным переписям их, так и по нынешним статистическим исчислениям, женщин, в общей сложности, почти всегда было больше, чем мужчин; тогда как во всех улусных, кочевых бурятских родах женщин в тоже время всегда было гораздо менее, чем мужчин. Уже в первом же поколении ясачно-крещенных бурят, женатых на русских женщинах, в среде прародичей наибольшей части нынешних оседло-инородческих родов, — женского пола родилось и устойчиво сохранялось значительно больше, чем мужского. Так в 58-ми первоначальных семьях оседлых инородцев, по переписи 1818-1821 годов, дочерей числилось до 105, не считая еще выданных замуж на сторону, а сыновей только до 88. По 1-5 дочерей, без сыновей, числилось в 20 семьях, а по 1 -5 сыновей, без дочерей только в 14 семьях. По совершенно равному числу сыновей и дочерей было только в 10 семьях, и то всего только по 1 сыну и по 1 дочери, лишь в 2-х семьях по 2 сына и по 2 дочери. По нибольшему числу дочерей, по 4-5, было в 9 семьях, а по этому же самому наибольшему числу сыновей, по 4-5, насчитывалось только в 5 семьях (дело о водворении ясачно-крещенных, с 1818 по 1821 г. в архиве верхоленской степной думы под № 92). У бурят же верхоленского ведомства уже с 1795 года женщин в родовых семьях числится меньше, чем мужчин. Так по ревизии 1795 года в 8 родах ведомства 1-го абызаевского рода числилось собственно ревизских душ – мужского пола 1063, а женского пола 1032. По переписи же всего населения в 8 родах ведомства 1-го абызаевского рода, произведенной в 1800 году, в этих 8 родах мужского пола числилось 6164, а женского пола только 5930 душ (ревизия с 1782 г. по 1806 г. в архиве верхоленской степной думы, под №№ 2 и 3). И современные официальные статистические исчисления показывают тоже явление. Считая мужчин и женщин у кочующих бурят и у оседлых инородцев верхоленского ведомства, по статистическим исчислениям верхоленской степной думы, за 7 лет, с 1867 по 1873 год, — мы находим у всех бурят верхоленского ведомства, средним числом, мужского пола 6129, женского пола 5466, а у оседлых инородцев, живущих среди бурят, в особых селениях, мужского пола 160 душ. В течении 7 лет, с 1867 по 1873 год, число мужчин и женщин, как у бурят, так и у оседлых инородцев, по статистическим исчислениям верхоленской степной думы, изменялось таким образом.

В ленском инородческом ведомстве, в 35 улусах, в 7 бурятских родах, по статистическим исследованиям ленской инородной управы, за 5 лет, с 1869 по 1873 год, мужского пола насчитывается, средним числом, 4751, а женского только 4329 душ; в селениях же, заимках и выселках оседлых инородцев, происшедших из ленских бурятских родов, мужского пола, за те же 5 лет, насчитывается средним числом, около 150, а женского пола около 164. По годам, численность мужчин и женщин у бурят и оседлых инородцев, с 1859 по 1873 год, по статистическим исчислениям ленской инородческой управы, представляет такие изменения:

Вообще в верхоленском инородческом ведомстве, у кочующих бурят на 100 мужчин приходится 89 д. женщин, у оседлых же инородцев на 100 мужчин приходится 120 женщин. В ленском инородческом ведомстве у кочующих бурят на 100 мужчин приходится 93 женщины, а у оседлых инородцев на 100 мужчин приходится 135, 67 женщин. Все приведенные нами официальные статистические показания, если только они верны, невольно приводят нас к мнению, что скрещивание бурятского племени с русским в оседло-инородческих родах не только не сопровождалось и не сопровождается общим генеративным ослаблением плодовитости этих смешанных, бурятско-русских оседло-инородческих родов, а напротив еще, по видимому, особенно благоприятствует их генезису и плодовитости, сопровождаясь, в общей сложности, наибольшим нарожденем и устойчивым сохраненем у них женского пола, как главного генетического фактора в генеративном размножении оседло-инородческих родов. С другой стороны, этими же статистическими показаниями объясняется отчасти и тот факт, почему, в общей сложности, в оседло-инородческих родах общее число генеративно-последовательного приращения потомства обыкновенно оказывается весьма малым, ограниченным. Из большого числа в оседло-инородческих родах женского пола, дочерей, конечно, большое же число их должно было убывать на сторону, выходя замуж в другие деревни, и таким образом уменьшать общее число своего рода в его родовом селении или выселке. Наприм. в Харботовском селении, всего оседло-инородческого потомства 4-х первых родичей мы насчитали только 59 душ обоего п. Но надо взять во внимание, что напр. после 1858 года, из числа харбатовского оседло-инородческого потомства не мало должно было выключиться женского пола, именно дочерей, выйдя замуж в другие деревни, так как по ревизским сказкам 1858 года, у харбатовских оседлых инородцев мужского пола численность только 6, а женского пола 18 душ. Точно также после 1858 года большое число женского потомства, именно дочерей, должно было, посредством выхода замуж на сторону, уменьшить общее число своего рода в заимке Кудриной, так как по ревизским сказкам 1858 г. и в ней мужского пола числилось только 8, а женского пола 24 души. Тоже надо сказать и относительно многих других оседло-инородческих родов.

Обращаясь, наконец к чисто русским крестьянским селам и деревням верхоленского округа, — мы и здесь встречаем господство генеалогического, однородового образования, по крайней мере, в естественно-исторической организации весьма многих селений. Такой, чисто родовой, генеалогической организации русских сел и деревень в настоящее время мы не знаем нигде в европейской России. Да и в Сибири она уже далеко не везде встречается. В верхоленском округе еще и доселе существует много селений или деревень, почти всецело образовавшихся путем генеративно-последовательного нарождения и размножения одного какого-нибудь русско-крестьянского рода.

Тополграфическое распределене таких однородовых селений обуславливалось общим ходом первоначальной земледельческой колонизации в верховьях Лены. Так, начиная от Верхоленска, основанного в 1641 году, после покорения бурят, кочевавших в верховьях Лены и с 1648 по 1656 год поднимавших еще почти всеобщие восстания против русских, прежде всего с 1648 года стали возникать, в числе разнородовых, и некоторые небольшие однородовые русско-крестьянские селения около самого Верхоленска и потом на всем пространстве, вверх по Лене, от устья Куленги до устьев Анги и Манзурки. После же окончательного усмирения бурят и особенно после начавшегося мирного сближения их с русскими, с 1675-1680 г. русско-крестьянская колонизация быстро распространилась уже дальше вверх по Лене и потом по верхним ее притокам. Так около 1675-1649 г. основана была еще одним из илимских приказных слободчиков – казачьих пятидесятников «слобода бирюльская»: в ней, по выражению тогдашних актов, «посажены и устроены были на государеву десятинную пашню» вольные прихожие из русской земли крестьяне – Семен Рыков с 2 сыновьями – Иваном и Ларионом, крестьянин Рюмин и др. С основанием бирюльской слободы мало по малу заселились, одна за другой, и все нынешние к ней примыкающие деревни, сначала самые не большие и большей частью однородовые – Юшины, Чемякины и проч. В 1679 г. бирюльская слобода вместе с примыкающими к ней новоустроенными деревнями составляла уже первую или самую древнюю в крайних пределах верховьев Лены «бирюльскую волость» и причислялась «к илимскому уезду», откуда исходила и ее коонизация. А в 1680 году, по особому царскому указу, вместе с 5-ю низовыми волостями, и «бирюльская волость с пашней и крестьяне» приписана была к якутскому острогу, чтобы и в нее «для расправы и строения и пахоты прикащиков, а для выделу хлебных запасов выдельщиков, посылать из Якуцкого добрых людей, кому бы в хлебном сборе и в выделу верить можно было». За тем, с 1681 началось распространение русско-крестьянской колонизации по течению правого притока Лены – р. Анги. Именно в 1681 году пришлые из илимского уезда русские пашенные крестьяне «Семен Рыков с товарищи» поселились на левом берегу р. Анги, верстах в 17 от ее впадения в Лену, близ «большой бирюльской дороги», завели пашни и покосы и таким образом положили начало деревне «Рыковых», в которой доселе ведется род Рыковых. В 1693 году, — по свидетельству одного акта 1709 года, приобретенного нами из бурятского архива родового управления 4-го чернорудского рода, — «верхоленским прикащиком Евдокимом Курдяковым отведена была по р. Анге из брацкой породной земли черноруцкого рода шуленги Базигидая Агахалова с родом половина земли во владение киренского троицкого монастыря». «Строители» Киренского монастыря, иначе называемые в акте «монастырцами», поселили на этой «породной брацкой Базигидаевой земле», на возвышенном правом берегу р. Анги, против высокого хребта за рекой, несколько семей пришлых из илимского уезда русских крестьян – Гарамзиных, Воробьевых, Щаповых и друг., и таким образом основали «ангинскую слободу». Первые крестьяне ангинской слободы, по словам челобитной шуленги Базигидая, уже до 1709 года, в течении 16 лет, «распахали десятин по тысячи и по две пашни и развели большие сенные покосы» (Акт 1709 года, состоящий из челобитной шуленги Базигидая от имени всего его ангинского черноруцкого брацкого рода. Они назывались «новопашенными крестьянами – половниками киренского троицкого монастыря», по всей вероятности, потому что наполовину пахали, засевали пашни и сено косили на киренский монастырь, под управлением живших в ангинской слободе монахов – прикащиков киренского монастыря (по преданию ангинских крестьян, нынешняя мирская изба в ангинской слободе, действительно, представляющая вид келейного устройства, была некогда монастырской избой, в которой жили монахи киренского монастыря, заведывавшие ангинскими крестьянами – половниками), или половину из своих пашенных и сенокосных сборов поставляли им в оброк. Впрочем, ангинские крестьяне, исключаясь из половников, но оставаясь крестьянами киренского монастыря, живя в ангинской слободе, могли свободно пользоваться пустопорожними землями и всякими угодьями, если только, по общему досмотру соседних крестьян, эти земли и угодья действительно оказывались постопорожними и не переходившими за их межи. Так наприм. в 1703 году, по свидетельству одного акта, приобретенного нами из того же бурятского родового архива 4-го чернорутского рода, — «по памяти илимского казачьего пятидесятника Дмитрия Сусина из бирюльской приказной избы, по досмотру старожилов бирюльских пашенных крестьян Семена Рыкова с детьми и другими тремя крестьянами, отведены были новопашенному крестьянину киренского троицкого монастыря, бывшему его ангинскому половнику Вахромею Яковлеву сыну Пинежанину, по его челобитью, похотные и сенокосные земли с рыбными ловлями и звериными промыслами по левой стороне р. Анги до бирюльской большой проезжей дороги и по бирюльской большой дороге до межей бирюльских апашенных крестьян («данная» грамота 1703 г. окт. 11 «на кочевую землю и не сенные покосы ясачному брацкому иноземцу Хабую Торгиеву черноруцкого рода, из иркутской приказной избы). С основанием ангинской слободы мало по малу заселились и все принадлежащие теперь к ее приходу небольшие деревни по течению р. большой Анги и ее притока – малой Анги, в числе которых были и доселе существуют и однородовые, в роде Рыжковых, Кожевниковых, Щаповых и др. Далее, с другой стороны, по левому притоку Лены – по р. Манзурке, русская сельская колонизация и вместе с ней образование однородовых русско-крестьянских селений направлялись вверх по р. Манзурке, подвигаясь все дальше и дальше от левого берега верхней Лены в южную сторону до самого водораздела притоков р. Манзурки – ленской системы от притоков р. Куды – системы ангарской. Здесь при р. Манзурке, верстах в 45 от ее впадения в Лену, около 1689-1690 была основана слобода манзурская. В ней поселились в начале не более 4 или 5 крестьянских семей, прибывших из России низоволенским водным путем, через илимский уезд, и потом с Лены по р. Манзурке. По всей вероятности от этих первоначальных семей ведут свое начало нынешнее манзурские крестьянские роды Глызиных, Синьковых, Чернаковых, Стерховых и др. Некоторые же из первых русских выходцев, наприм. крестьянин Лука Шошин, от которого ведет свое начало манзурский крестьянский род Шишиных, пришли без жен и женились, по преданию их потомков, на «мунгалках», т.е. на крещенных бурятках. Вообще, около 1695-1706 г. вверх по Манзурке основаны были пришлыми из России, через илимский уезд крестьянами, одно за другим, многие, уже большей частью однородовые русско-крестьянские селения. И за тем около вершин р. Манзурки, на водоразделе речных систем Лены и Ангары, верхнеленская русско-крестьянская колонизация и сопровождавшее ее основание однородовых русско-крестьянских селений прерывались, заканчивались и приемствовались далее колонизацией и образованием среди бурятских кочевий, уже особых, смешанных, бурятско-русских или оседло-инородческих селений. А еще далее, за водоразделом ленско-ангарским, верхнее-ленская русско-крестьянская колонизация, шедшая с низу Лены по всей ее верхней речной системе, заменялась уже совершено отдельной от нее, но почти одновременной или немного позднейшей верхнее-ангарской русско-крестьянской колонизацией, шедшей уже с низу Ангары и распространяющейся по ее верхнему течению и по всей ее верхней речной системе. Рассмотрим теперь вкратце, насколько дозволяют добытые нами данные, генеалогический процесс размножения населения собственно в таких селениях верхоленского округа, которые, если не всецело, то наиболее могут быть отнесены к типу или разряду однородовых. Начнем с селений устроившихся по р. Манзурке.

Таково, во первых, селение Литвиновых, расположенное на правом берегу р. Манзурки, верстах в 35 от ее впадения в Лену, среди самого многолюдного ленского бурятского рода – хенхедурского, в широкой степной долине, по которой течет Мензурка, окаймленной с правой стороны в начале высокой известковой скалой, далее за перерывом этой скалы – голой краснопесчанниковой горой, с левой же стороны – сплошными лесистыми холмообразующими увалами. В этом селении живет всего один крестьянский род Литвиновых, с самой незначительной позднейшей примесью инородных жителей; так что весь верхоленский народ и само селение, по единству его рода, называют просто «Литвиновыми». По преданию литвиновских и манзурских жителей, на нынешнем месте литвиновской деревни в конце VVII в. (около 1690-1695 г.) поселились пришлые из России два брата Литвиновы – Кузьма и Егор, с женами и детьми, и поставили 2 двора (Кажется братья эти были двоюродные). Неизвестно, сколько у них было всех детей и сколько оставили они после себя всего потомства. Но в 1757 году, по исповедным росписям манзурской церкви за этот год (исповедные росписи Манзурской церкви за 1757-1778 год мы тщательны рассмотрели в манзурской слободе, в архиве манзурской церкви), в роду Литвиновых было в 1757 году, по исповедальным росписям манзурской церкви, считая и отцов семейств и их детей и внуков 27 душ об. п., 15 муж. и 12 жен. п., и жили они в 3 дворах. С 1761 по 1767 год, по исповедным росписям манзурской церкви, за эти годы, у 5 Литвиновых значилось прежних и вновь рожденных 16 сыновей и 13 дочерей; именно, в 1761 г. значилось 11 сыновей и 8 дочерей, с 1762 по 1767 г. вновь народилось 5 сыновей и 5 дочерей. Таким образом в десятилетний период времени с 1757 по 1767 год, всего живого потомства Литвиновых, считая и отцов семейств и их детей, было 56 душ об. пола, и жили они в дворах 7-ми. До 1778 года Литвиновы в церковных росписях писались вместе с одноприходскими жителями манзурской слободы. С этого же года, они стали уже и в исповедальных росписях писаться особо, образовали свою отдельную родовую деревушку. Деревня эта тогда состояла уже из 9 дворов, и в ней всего рода Литвиновых, по исповедальным росписям манзурской церкви за 1778, числилось 60 душ об. п., 34 муж. п. и 26 жен. пола. Спустя с тех пор лет 37, до 1815 года, род Литвиновых, путем дальнейшего нарождения, размножился, до 130 душ об. пола. В 50-тых годах нынешнего столетия, всего потомства Литвиновых было уже около 240 душ об. п. до 118 м.п. и до 122 ж.п. В настоящее время, по исповедным росписям манзурской церкви за 1873 год, в селении Литвиновском, всего единокровного крестьянского рода литвиновых числится до 263 душ об. пола, до 131 м.п. и 132 ж. пола; а по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, при общем числе всех жителей в литвиновском селении 290 душ об. п. 150 м.п. и 140 ж.п., — одних собственно Литвиновых, всего их генеративно-размножившегося рода числится 266 душ обоего пола, 126 муж. п. и 140 жен. пола. Значит в среде их, не из их рода, всего только 24 души, и те все только мужского пола не семейные. Всех дворов в Литвиновском селении 55.

Далее поднимаясь верст на 12 вверх по Манзурке, выше манзурской слободы расположены рядом две небольшие деревушки: одна называется Подпругиными, другая Седовской заимкой. На этом месте сначала жили небольшие рода или отдельные семьи ясачно-крещенных из бурят Шергиных и Колодиных: роды их ныне отчасти вымерли, отчасти слились с новообразовавшимися русско-крестьянскими родами, или рассеялись по другим разным селениям, — и только небольшой остаток их есть еще в деревнях Седовской и Подпругинской. Вот к этим то Шергиным и Колодиным, по преданию, хранящемуся в роду крестьян Подпругиных, в 1696 году приселились пришлые из России, по Лене, два женатых брата – крестьяне Савва и Петр Подпругины. От них и пошел род крестьян Подпругиных, населяющих теперь Подпругинскую деревню. В роду Саввы Подпругина, по рассказу нынешних его потомков, во 2-м колене было еще только 4 м.п. и 5 ж.п.; в 3-м колене в нем было 5 отцов семейств или новых родичей; в 4-м колене неизвестно, сколько было родичей и всего рода; но, между прочим, Подпругины с некоторым особенным интересом рассказывали нам, что в этом колене, в роду Саввы Подпругина, родились близнецы, двойники – Калистрат и Фекла, и чо Фекла Савишна – мать нынешнего московского митрополита Иннокентия. Затем, родословная Подпругиных вовсе неизвестна. Скажем только, что в настоящее время, по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, в Подпругинской деревне, собственно одних Подпругиных, которые признают единство своего крестьянского рода, числится 113 душ. об. пол., 59 м.п., 54 ж. пола. Если же из этого числа вычесть, по крайней мере, 15 жен Подпругиных, как взятых в других, чуждых крестьянских родов, то всего нынешнего единокровного рода крестьян Подпругиных, живущего собственно в Подпругинской деревне, будет 98 душ обоего пола, не считая однако, с другой стороны, не менее 15 дочерей Подпругиных, выданных замуж из своего рода в другие, чуждые и нередко дальние крестьянские роды.

Рядом с крестьянами Подпругиными, при р. Манзурке, по преданию крестьян Седовской заимки, в конце же XVII-го века первые поселились пришлые из России через низово-ленский илимский уезд 3 брата-крестьянина, Василий, Яков и Павел, с женами и детьми, по прозванию Седые. От них пошел крестьянский род Седых и заселил особую нынешнюю деревушку, так называемую Седовскую заимку. Уже до 1756 года в роду крестьян Седых народилось до 12 новых родичей или отцов семейств, и у них у всех было детей об. пола 45 душ, 20 м.п. и 25 ж. пола, как видно из исповедных росписей манзурской церкви за 1756 год. В 1758-1759 г. в роду их стало потомства уже 54 души об. пола, 23 м.п. и 31 ж.п. Сначала крестьяне Седые чувствуя единокровность своего рода, друг у друга не женились. Но когда, — как говорили нам старики Седовской заимки, — они размножились до 4-го или 5-го колена, то стали жениться и друг у друга, в своем небольшом роду. С тех пор, однако, размножение рода Седых, в их родовой заимке, чрезвычайно ослабело, так что и в настоящее время, по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, собственно род крестьян Седых, живущих в самой Седовской заимке, в 13 домах, числится всего только до 68 душ об пол., до 36 м.п. и 32 ж.п. Впрочем, вне Седовской заимки, до 15 дворов Седых находится в Кацагайской деревне, выше по р. Манзурке, несколько домов Седых есть в деревнях Самодуровой, Ельниковой и других: все эти инодеревенские крестьяне Седые, вместе с крестьянами Седыми самой Седовской заимки, принадлежат к одному приходу – манзурскому.

Еще выше по р. Манзурке, близ замечательной в бурятских легендах горы Капцагай, за хребтом, из ущелья которого вытекает р. Манзурка и направляется далее по сплошной изгибистой долине, тянущейся до самой Лены, — расположено селение Копыловское или, по просторечью, «Копыловы». Это, опять, селение одного или почти одного крестьянского рода Копыловых. Около 1703-1704 г. прибыл сюда из России низоволенским водным путем и по р. Манзурке первый крестьянин Афанасий Копылов с женой и с одним малолетним сыном. Вскоре потом у него, один за другим, родились еще 4 сына, — и все 5 сыновей, в период времени с 1722-1729 г. женились уже на дочерях крестьян манзурской слободы, Подпругинской деревни и др., а частью, вероятно, и на «восприемницах брацкой породы», каких тогда манзурские крестьяне весьма нередко принимали в состав своих семейств, также как и восприеников. От 5 сыновей первого пришедшего из России крестьянина Афанасия Копылова до 1757 года, как видно из исповедных росписей манзурской церкви за этот год, родилось 16 сыновей и 7 дочерей, от 2 внуков его – 4 сына и 7 дочерей. Таким образом, всего крестьянского рода Копыловых, происшедшего от первого их прародича Афанасия Копылова, в 1757 году, считая и отцов семейств, было 41 душа об. пола. Дальнейшая генеалогия русско-крестьянского рода Копыловых нам неизвестна. Но как бы то ни было, а род этот непрерывно и генеративно-последовательно размножался и размножается до настоящего времени. В настоящее время, по подворным спискам манзурского волостного правления за 1873 год, в селении Копыловском, — при 62 всех дворов, при 389 душ об. пола всех жителей, или при 109 жителей, инородовых, — собственно одних однородовых крестьян, прозывающихся по роду Копыловыми, или, вообще, всего генеративно-размножившегося единокровного крестьянского рода Копыловых числится до 280 душ обоего пола, до 138 м.п. и 142 ж.п., а по росписям манзурской церкви за 1873-74 г. только при 85 инородовых жителях, собственно однородовых крестьян Копыловых числится до 304 душ об. п., до 162 м.п. и 142 ж.п. Копыловы живут в 49 дворах. Из них не мало больше семейных, имеющих по 10, 14 и 18 членов семейств.

Опубликовано в июне 1876 года.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 1.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 3.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 4.

«Физическое развитие верхоленского населения». Часть 5.