От Иркутска до Ниловой пустыни. Часть 1.
I.
Справедливо упрекают нас русских, что мы меньше всего знаем свою родную землю, меньше всего изучаем ее и описываем.
Положим внутренняя Россия представляется по большей части страшно – однообразно, и надо быть очень внимательным, чтобы уследить тонкие черты различия, кА относительно физической природы, так и относительно ее населения. Север и Юг России, восток и Финляндия, однако очень характерны, и, конечно, стоит видеть их и есть что описать и не мастерскому перу. Но тут то и приходят на мысль те бесчисленные препятствия, которые в самом зародыше убивают решимость познакомиться с своей родиной, побывать и там-то и там-то. В большей части желающими путешествовать по России оказываются люди, у которых едва хватает средств на насущный хлеб, а между тем, поездка в один уголок пахнет сотнями рублей. Есть, правда, и у нас бывальцы, объехавшие всю Русь, которые были и на Кавказе и в Польше, видели Ледовитое море и Тихий океан; но кто ж это? Наши солдатики, которым все равно, куда их ни пошлют, и которым дела нет ни до географии, ни до этнографии; много бывалых людей между офицерством, но этот народ до письма небольшой охотник; о странствующих кулаках из купечества; о бродячих чиновниках, перебрасываемых из одного края в другой, говорить нечего: до того ли им, замечать что-нибудь дальше своего личного дела, да еще делиться своими заметками. Занятие этнографией, и физической географией для нас еще занятие новое и при нашей школьной подготовке довольно трудное. На что должно обращать внимание? Что имеет значение при описании местности? Мы положительно не знаем. Не знаем мы ни ботаники, ни геологии, даже географические термины помним плохо. С народом мы всегда наклонны разыграть барина, а коль скоро на это пошло, то уж немного от него дождешься. Одним словом, многое еще нужно, чтобы у нас могли чаще являться такие этнографы, как гг. Якушкин и Максимов.
Вот и мы, сибиряки. Нам говорят, что земля наша кишит богатствами, что природа ее, по великолепию, разнообразию форм и прелести видов едва лм уступит любой, самой оригинальной стране мира. Говорят это ученые немцы, путешествующие на казенный счет за то, что умеют хорошо описывать виденные ими страны, хорошо, но только по немецки. А мы? Путешествовать на свой счет мы не можем, потому что мы – голь трепетовая, а не голь, так лежни и домоседы. Давать нам казенные средства не за что: толку ни какого не выйдет, ни отчета не представим, ни описания никакого не сделаем. Нам все кажется, что то, что видим мы, не стоит описывать. Да и что в самом деле описывать? Горы есть? Ну, и напишешь, что – де видел горы высокие, — смешно будет. Трава, лес растет на горах, — все это и без нас знают. И выходит, что описывать, да пожалуй и смотреть нечего. Подобный взгляд на землеописание, да и на всякую науку далеко еще не редкость у нас. Ведь, если правду сказать, не многие – то из нас найдутся что ответить на вопрос: зачем они учились напр. географии и т.п.? Разве скажут, что учились для того, чтобы не сконфузиться в обществе, когда зайдет речь о какой-нибудь отдаленной стране. «И мы дескать, батюшка, знаем, где эта то земля находится».
У нас меньше, чем где-нибудь, научные знания имеют применение к жизни. Бедность ли наша, громадные ли расстояния или просто неумение наше, но только наши бубны славны лишь за горами. Приятно, конечно, слышать, как хвалят нашу Сибирь, до того приятно, что иной раз забудешь, что среди этого хваленного богатства и бедность существует. А как очуствуешься после этих позвал, так и увидишь, что «виноград-то зелен». Немного надо вдумываться, чтобы убедиться, что несметные богатства Сибири долго не перейдут в наши карманы и что не для нас «цветет великолепными красами!». И вот еще одним побуждением меньше изучать свою родину.
Но положим, не смотря ни на что, вы объехали известную местность и насколько хватило сил, изучили ее. Вы решаетесь поделиться с другими своими наблюдениями. Какой характер дадите вы своему описанию? Для какой публики вы назначаете его? Ученый потребует от вас чисто научных данных, которые собрать чрезвычайно трудно: кроме значительных денежных средств, вы должны исходить и изъездить сотни верст, чтобы собрать материалы для изучения одной сибирской волости, равняющейся пространством целой губернии внутренней России. Для того, чтобы ваше описание заинтересовало, так называемую читающую публику, необходимо, чтобы с ними случились какие-нибудь казусы, приключения. А что, если вы проехали без всяких приключений? Что, если вы не увидели ничего нового, что бы не было уже десять раз описано, или видели только то что всякому из ваших читателей давным-давно известно. Ну, конечно, тогда нечего брать и перо в руки!.. Совершенная правда; но из опасения не сказать ни чего интересного и нового – сколько может быть утаено сведений полезных, собрать которые в последствии будет гораздо труднее! У нас при бедности нашей географической литературы, кажется надо боятся не излишества описаний, хотя бы и слабых, а именно из полного отсутствия. Писали бы хоть что-нибудь; авось в куче написанного и дельное и хоть на шаг двинется вперед знакомство ваше с своей землей.
Все это предисловие, как читатель догадывается, клонилось к тому, чтобы задобрить его заранее и предупредить, чтобы он не ждал и от предлагаемых ему беглых наших заметок чего-нибудь капитального. Впрочем, цель напечатания этих заметок очень скромная. Мы ездили не с ученой целью, мы и не вожировали, как искатели приключений. Мы просто улучили свободную недельку и побывали в таком уголке Сибири, в котором не бывали, и который славится своей оригинальностью, а кроме того, имеет особое значение для иркутян своими минеральными ключами. Не метя в ученые описатели, ни даже в записные этнографы, мы желали бы дать некоторое понятие о виденной нами местности, ну, хоть для тех, кто желал бы посетить туранские воды. Если нам удастся настолько ознакомить их с дорогой на эти воды, что для них облегчится эта дорога, то этим мы своей цели и достигнем.
Иркутская губерния делится рекой Ангарой на две неравные, но довольно характеристические половины. За неимением точных сведений, трудно сказать, на сколько эти половины разнятся в геогностическом отношении, но по устройству поверхности, по высоте гор и их расположению – разница огромная. Животное и растительное царства также, не только по относительному количеству один и те же видов, но и по различию этих видов, представляют много особенностей, резко отделяющих правый берег Ангары от левого. Кабарга, дикий олень, каменный козел, сколько известно, не встречаются на правой стороне Ангары, а водятся только на левой, в гольцах тункинских. Относительно расположения видов также существует значительная разница. Кабаны, медведи, волки живут на той и другой стороне, но первых гораздо более на левой стороне; волков также. Зайцев гораздо больше на правой, чем на левой. Такое различие объясняется не столько различной густотой населения, с которой неразлучно истребление зверей, потому что, в этом отношении, тайги правой стороны Ангары не менее обширны и глухи, как и левой, сколько различным устройством поверхности. На правой стороне больше степей, сухих возвышенных равнин, то покрытых мелким лесом, то поросших одной травой, — есть где разбежаться трусливому зайцу; на левой, южной стороне, больше болотистых долин, глухих надей с вечной сыростью и грязью, и вот там целыми стадами прячутся кабаны. Гольцы представляют обилие моха – любимой пищи оленей, а также достаточную защиту от хищных животных не прытко бегающему, но отлично лазящему козлу и робкой кабарге.
Еще резче это различие в царстве растительном. При беглом взгляде на растительность той и другой полосы, кажется, что нет никакой между ними разницы: также сосна, береза, лиственница составляют основу леса, те же травы, те же цветы окаймляют берега Иркута, какие растут и на берегах Иды. Но всмотритесь внимательнее; сравните растительность на расстоянии семи-восьми верст от Иркутска по якутской дороге и по кругобайкальской. Уже на этом не значительном пространстве разница весьма заметна. Даже местности одинаково расположенные, одинаково возвышенные непохожи одна на другую. На небольших возвышенностях северной стороны преобладает осина, сосна, береза; на южной подобные места поросли лиственницей и березой. По низменным местам северной полосы, по берегам рек преобладают ветла, боярышник, черемуха и яблоня; на южной являются совершенно новые кустарники, не виданные на правой стороне – тополь, акация, бузина. Яблоня мало по малу исчезает, боярышника гораздо меньше, только ветла и черемуха растут одинаково обильно с той и другой полосе. На значительных высотах южной половины преобладают лиственница, кедр, а из кустарников рябина. Наконец, там же появляется черная береза. Вообще можно сказать, что преобладающее дерево северной полосы есть сосна, а южной лиственница. Сосновые боры, перелески, заросшие осинником и низ места покрытые тальником и боярышником, составляют особый характер северной стороны, тогда как глубокие пади, заросшие высочайшими лиственницами и елями, с примесью березы, горы, на которых преобладает тоже лиственница, с кедровником, сосной и березой и, наконец прибрежья, усаженные стройными тополями, веселенькими мелко листными акациями, в смеси с черемухой, бузиной и ивой – характеризуют южную сторону.
Тоже самое должно сказать о травах. И здесь долго не видите резкой грани, отделяющей смежные полосы. Но вот среди густой травы показывается большой цветок, невиданный вами на севере и знакомый только потому, что рассаживается в иркутских садах, — это пион. По отлогим местам, на подъемах из падей на горы, он сопровождает вас по всему течению Иркута. Знаток в ботанике, без сомнения, найдет и еще много растений, семена которых или не могут произрасти на правой стороне Ангары, или почему-нибудь еще не перенесены туда. Но и неученый, но внимательный наблюдатель заметил, что те растения, которые являются преобладающими на правом берегу Ангары, не имеют такого характера на левом. Преобладание ли гор и недостаток широких долин причиной, но сколько мы заметили, флора южной полосы значительно беднее северной, по крайней мере здесь нет такого обилия цветов, как у нас северной стороне. Здесь нет наших лугов, сплошь покрывающихся во время весны жаркими цветками; между мелким березником не так много синих колокольчиков и анемонов; мало здесь и полевых гвоздик и ирисов; зато склоны гор и долины, как ярким ковром, покрыты царскими кудрями, желтыми лилиями, астрами; чернолесье поросло купами полевых левкоен и иван-чая между которыми стелется дикий горошек; а вершины гор преимущественно каменикой. Но вот удивительно распространенное там и здесь растение, — это так называемое егорье копье (журавник). Это истинно сибирское растение, его везде бездна, на той и другой стороне Ангары, и в нагорных лесах и в долинах. Чему надо приписать его особенную распространенность? Вероятно особенному устройству его плода, способствующему разносится на значительные пространства.
Вероятно, моему читателю покажется слишком мелочной такая подробная характеристика местности. Но ведь это различие одной стороны от другой, по видимому в мелочах, часто имеет большое влияние на быт, нравы и занятия населяющих ее людей. Часто мы замечаем, что жители какой-нибудь местности предпочитают известного рода пищу, одежду, имеют какие-нибудь особенные обыкновения, наконец в большинстве имеют какой-нибудь физический недостаток. С чего явилось это предпочтение, отчего эти обыкновения, от куда этот недостаток? Изучите внимательно местность, ими населяемую, и вы найдете ключ к пониманию нравов, быта и качества народа. Часто одно растение бывает причиной особенностей в образе жизни народа или известной части его (Так в Сибири сарана долгое время у инородцев заменяла хлеб. Ее ели с молоком, в которое теперь кладут муку (арса)). Даже в самом языке вы всегда найдете следы влияния естественной обстановки человека. Житель приморья то и дело ввертывает в речь свою сравнения, взятые из жизни рыболова, лодочника, пловца; у охотника постоянно на языке фразы, употребляемые на охоте; пастух везде видит свое стадо, закликает детей как телят и останавливает вас не иначе, как известным, трудно изображаемым в письме словом: тирру! Таким образом характер местности неотразимо влияет на образ жизни человека вообще, обуславливая тот или другой род занятия, и тем кладет резкую черту различия в занятиях, а затем и в нравах жителей. Будьте внимательнее и вы убедитесь, что часто незначительная по видимому разница в строении поверхности страны, в ее растительности и т.п., так изменяет человека, что невольно дивишься, как мало похожи одни на других люди, которые разделены меду собой какой-нибудь сотней верст. Внимательное изучение условий местности, внимательное до самых мелких подробностей, с одной стороны разъясняет прошедшее человека, те условия и причины, под влиянием которых он вышел таков в известной местности и инаков в другой; с другой же стороны, оно одно может указать исход часто из безвыходного положения бедности, невежества, дикости. Мы дивимся, что известные народы, известные классы общества, сотни, тысячи лет остаются в состоянии естественной дикости, что часто среди роскошной природы, окруженные всеми благоприятными условиями жизни, они коснеют в нищете, не умея ни создать себе жилища, ни приготовить пищу; а между тем, от чего это? От того же, чем страдаем мы, от незнания природы, от пренебрежения к тем самым мелочам, за которые так гневается и на нас читатель.
К сожалению, ни время, ни средства не позволили нам строго проследить за тем влиянием, которое имел характер местности на жителей иркутской долины, по которой мы проезжали. В своем месте мы укажем на это влияние, на сколько мы могли приметить его при беглом обзоре виденной нами местности. Теперь же, имея в виду ближайшую цель наших заметок, обратимся к описанию дороги от Иркутска до Ниловой пустыни.
Опубликовано 1 августа 1864 года.
От Иркутска до Ниловой пустыни. Часть 2.
От Иркутска до Ниловой пустыни. Часть 3.