Деревенские письма. Часть 2.
Вот уже пять дней со 2-ого мая, у нас стоит преоригинальная погода. Утро до 7-8 часов великолепно; термометр на солнце показывает 20°; затем начинается северный ветер, небо, то покрывается облаками, из которых сыплется крупа, то проясневает. Термометр падает до 8-6°; после полудня ветер усиливается, в 4 часа принимает характер бури; пыль поднимается столбом по дорогам и полям и несется по открытым местам, пока не уляжется где-нибудь в кустах. В 7 часов вечера ветер утихает и начинается тихая ночь, воздух становится теплее, хотя далеко не майским…
Весенняя пахота идет лениво и наводит на печальные мысли. Бродя по полям, натыкаешься на такие, например, сцены. Привез мужик мешок ярицы, разбросал ее на четвертушке пара и запахивает. Игреняя кобыленка чуть движется и пахарь помогает лошади двигать соху. Седелко положено на середину спины кобылы: настоящее для него место представляет сплошную рану. Мужик остановился и подошел.
— Что это у тебя с кобылой-то?
— Да вот третьего дня жеребцы изгрызли, насилу отнял!
— А другой конь где, что перед пасхой купил?
— П-р-о-п-а-л!!! – И здоровенный мужик упал на межу и зарыдал.
А конь-то куплен в долг. Мужик хотел поправить его перед пахотой и дал ему 5-6 фунтов ярицы – окормил.
С посевным хлебом оказия. При записи желающих занимать хлеб в магазинах многих не было дома, — их не записали. Остальным разрешено выдать до полторы четверти. Теперь заявлено требований чуть не вдвое, потому что имеющих в запасе полное количество собственных семян не оказалось ни одного. Пришлось выдавать только по четыре-шести мер. Двоедушки и более половину выданного хлеба свезли на мельницу. Много паров осталось не засеянными. Чем питаются однодушки (иные с 5-6 ребятами), — приезжайте и посмотрите сами! В магазине осталось было до 70 четв. ржи и ее пробовали просить на прокормление, но вдруг наехали кудинские буряты с предписанием – выдать им 120 четв. ржи (а бурятам приказано променять эту рожь на ярицу и посеять). Таким образом и магазин пуст и хозяева голодны. Вот соседи хапуновцы – те поступили умно. Из 3 тысяч мер забранного в минувшем году хлеба внесли только 175 мер (а урожай вообще был лучше, чем у соседей); сам старшина с мироедами не внес ни зерна. Зато во время хлопотали, где следует, и им разрешено выдать из одного ближайшего магазина, — да еще вздумали жаловаться, что им выдали ссуду не прежде хозяев.
Что-то будет! Озими не дурны, но здесь все зависит от погоды, от распределения влаги в мае и июне. В минувшем году прекрасные всходы погибли от того, что с половины июня не выпало ни росинки дождя и стояли необыкновенные жары.
В нашей уриковской волости палов ныне не было; но в дачах хомутовской волости леса горели несколько дней и в разных местах.
Не смотря на страшную нужду, пьянство на празднике было большое: за вином ездили два раза; днем и ночью кабак был полон, были и жертвы, — недалеко от питейного найден мертвым старик-нищий, умерший от вина. Воровства не слышно, да и не чего красть.
Долго не поправиться иркутскому округу, если даже будут урожаи два-три следующие годы. А если?
Легко сказать поправиться крестьянину-одиночке с 3-4 ребятами мал-мала меньше. Благодаря неурожаям последних годов, а может быть и собственной слабости, он дошел до того, что у него все хозяйство состоит из одной лошади, одной сохи и телеги. У него четыре десятины пахотной земли, пай сенокосный дает десять копеек. Из 4-х десятин пашни он ежегодно засевает 2 десятины: одну озимым и другую паровым хлебом. При урожае сам 3, обыкновенном в последние годы, он получает за исключением семян – ржи 16 мер и ярицы 32 меры. На пропитание 2 взрослых и 3 детей ему нужно не менее 6 четвертей или 48 мер, — все, что он собрал едва достаточно на продовольствие семян. Для лошади остается 10-12 копеек или 3-4 воза сена и соломы. Кроме того с него следует платежей до 12 р., две-три меры хлеба в ругу и на приращение магазина. По всей вероятности, есть и недоимки денежные и хлебные. Какой прибавочный промысел возможен для одиночки с лошадью, невидящей овса в течение года. Нынешний извоз, кроме корма возчику и лошади, не дает ничего, если не сопровождается недочетом. Других подсобных промыслов (дрова, лес, деготь, изделия) не имеется, частью по неимению материала, частью по неумению. Все расходы по дому восполняются результатами женской работы: продажей овощей, кудели, яиц и т.п. А таких крестьян не менее 20%, особенно в иркутском округе. В селении, где мы живем, значится: семей без работника 4, с полуработником 6, с одним работником 85. В том числе не имеющем вовсе скота 42, имеющим одну корову, 4 лошади 21, одну коробу и одну лошадь 25 семей. Всех же семей 146. Значит около 63% дошли до состояния бедности. В том же селении в 70 семьях приходится на одного работника 4-5 неработников. Вот и поправляйте таких домохозяев. Ведь для поправки такого хозяйства необходимо довести количество пашни не менее, как до 6-7 десятин, прибавив хоть еще одну лошадь и снабдить коровой, а сообразно с этим увеличить количество лугов; а где их взять? Быть может, на каждую ревизскую душу в селении придется в дачах селения по узаконенной 21 дес.; может быть, есть места, удобные для распашки, но какая разделка нови возможна при одной лошади, содержимой на сене с соломой? Лугов же положительно не достает в большинстве пригородных селений.
Борьба с нищетой повсюду трудна; но нигде она не представляет столько трудностей, как в деревне. Какие мы имеем средства и органы для помощи крестьянам? Интеллигенция вполне отсутствует в наших селениях; ближайшему начальству это дело не под силу, да и своего дела у него довольно. Благотворительность здесь невозможна по самой массе нуждающихся. Деревня остается открытым поприщем всякого рода эксплуатации кабатчиков, мироедов и кулаков. Как спасти крестьян от этих пиявок, когда нужда постоянно загоняет крестьянина в кабалу, а горе – в кабак?
Вчера, 12 мая, благодатный дождь напоил жаждущую землю. Ах, если бы почаще подобные дожди.
М.З.
Опубликовано 22 мая 1888 года.