Деревенские письма. Часть 1.

Кому случалось посещать наши села и деревни, тот не мог не заметить почти в каждом селении несколько огромных домов однообразной старинной архитектуры, с высокими двухскатными тесовыми крышами. Дома эти когда-то были обшиты тесом, который прибивался не так, как теперь вдоль бревен, а перпендикулярно. Солидные князьки украшались резьбой, равно как и крыша и балконы; два разных полотенца спускались от князька, по краям крыши и оканчивались вырезками, на манер кистей или кружев. Кругом дома шли многочисленные пристройки: амбары, сеновалы, навесы, стайки, зимовья и. т.д. Нередко, дворы были сплошь крытыми и устланы тесом. Теперь эти дома смотрят угрюмо: на крышах повырос мох; тес почернел и местами оборван, небольшие окна с разбитыми стеклами, заклеенные бумагой и осколками, похожи на подслеповатые глаза стариков. Сами дома пошатнулись; пристройки тоже, и крыши последних растасканы или разметаны ветрами. Некоторые из этих старых могикан, свидетелей первых заселений, послужили материалом для постройки «кильдимок» разделившихся, разбредшихся и обедневших потомков первого строителя. Лес, употреблявшийся для постройки этих хором, был 10-14 вершков и при разборе бревен, — их «топор не брал». Нынешние богачи строят дома больше по-городскому: крыша шатром, без всяких украшений, разве прохожий маляр выкрасит ставни белой глиной с зелеными проводками или цветком по средние. Новые дома из 6 вершкового леса, все холодны и их не нагревают огромные русские печи, — надо ставить еще железные. В десять лет, глядишь, такой дом уже покривился и углы погнили.

Проезжающего поражает масса лачуг, почти некрытых даже дранью, без кола и двора. Бедной скотине в жестокие сибирские морозы нет никакого приюта, даже простого навеса. Таких домов в настоящее время – около трети в каждой деревне.

По внешнему виду поселения можно судить и об обывателях. Вот, например, деревня с 180 дворами. По довольно-верной оценке, из числа этих дворов 1 стоит свыше 1000 р., 7 домов 500-700 р., 11 домов по 300-400 р., 21 д. по 120-240 р., 34 д. 75-100 р., 22 дома по 50-70 р., 26 д. 30-45 р., 6 д. 20-25 р., и 8 домов 5-15 р. На 180 хозяев двадцать бездомовые. Средним числом дом стоит около ста рублей.

Переменились и люди. Нет теперь старых, коренастых, твердых, как камень, и крепких, как железо, сибиряков, обладавших бочонками медных монет и корчагами серебра; нет и гумен с пятигодовалыми кладями хлеба. Пошли другие люди: дети поселенцев, через кабак прошедшие в кулаки, капиталисты, с помощью денег забравшие в руки целые деревни. Тут встретите и еврея, и иркутского мещанина, и отставного солдата. Это все уже не свои люди; у этих не ищи помощи, от них не жди милости, вечная кабала и вечная бедность – удел тех, кто попал в лапы ленских Д-х, С-вых, С-ных, наших Сад-вых, Оз-вых, Куд-вых и т.д. Они позабрали лучшие земли и покосы; за ними все возможные подряды, в их руках – и кабаки, и общественные должности, даже церкви с их причтами. Явление это не чуждо и бурят: и среди них явились страшные кулаки и мироеды, есть даже и винные заводчики и пристанодержатели.

Взамен того и пропорционально обогащению единиц увеличивается бедность остального населения. Давно замечено, что стоит мужику раз пошатнуться, и он безвозвратно превращает в голяка. Понять причину этого явления не трудно: даже порядочный крестьянин едва сколачивает деньгу на необходимые в хозяйстве вещи и уплату повинностей. При малейшем бедствии: падеже, смерти работника, уходе в солдаты большака, не говоря о 2-3-х летнем неурожае, — крестьянин или входит в долги или продает землю на годы, и вместе с тем спивается с круга.

Влияние города, особенно для подгородного населения, было всегда гибельно. Близость рынка повела, с одной стороны к тому, что всякая мелочь, нужная в собственном хозяйстве, тащилась на базар, сами же крестьяне оставались без хлеба, сена, без дров и овощей. К весне и сами они голодали, и скот не был ни на что похож. С мнимым удешевлением товаров, явилась страсть к щегольству: прежние рукомесла забыты; нитки, холст для мешков, дуги, сани, даже топорища и оглобли – все с базара, все покупается на деньги.

Как чиновник перед 20 числом дует в кулак, так и наш крестьянин с чистого понедельника садится на редьку, а домашний скот ставит на трехгодовалую солому или сгоняет «на назьмы». Бьется он, надо правду сказать, как рыба об лед; но все усилия его ведут только к большему обеднению; истощенные лошади падают на пути с обозами, коровы тонут в болотах; сеять негде и нечего, есть тоже нечего. Летние рабочие дни давно заусловлены, покосы и пары проданы. Кое-как справит он светлый праздник – баба продаст яичек или два-три мешка картофеля; вспашет он и засеет кое-как десятину, поставит 5-10 копен в утуге, вот и все будущее обеспечение.

«Ен найдет!». И он действительно находит; но что находит? Вечную безвыходную бедность, с единственным просветом – в дни забвения, когда идет в кабак последняя с трудом заработанная полтина или когда общество «приступит к выборам: пастухов (ведро), вахтеров и трапезников (четверть). Выбирают трех, четырех и больше и каждого описывают, пока не дойдут до такого, которому уже не чем откупиться.

Многие из крестьянства сами понимают свое печальное положение; понимают, например, необходимость удобрения и более тщательной обработки полей; каждый мечтает о паре хороших коней; идеал бабы – две дойных коровы, пять-шесть овечек, не говоря о детских рубахах и сапоженках, о паре чайных чашек и тарелок. Но как скоро заговоришь об осуществлении этих идеалов, и сами мужики да и ты сам становишься в тупик. Когда возить на пашню навоз, если на сеновале ни клочка сена нет, в амбаре ни зерна овса и надо идти или к морю, или в Качуг, Тулун, чтобы только прокормить лошадок. Как тут глубже пахать, когда лошади еле ноги таскают и кормить их приходится «на межах» между пашнями? Откуда взять сена, когда «паи» проданы на два лета под подати, да и половина пашни – туда же? На что купить телушку и чем ее кормить? С чего начать, как приступить к поправке хозяйства? Выйдет хороших год, — мало было посеву, долг магазину – 15-20 четвертей, накопленный, может быть, еще отцом!

Не наше дело писать проекты о возможном улучшении быта сибирского крестьянина. Для этого мы не имеем ни достаточного опыта, ни точных данных, но насколько позволяет наше долгое знакомство с жизнью крестьянина, особенно подгородного (он требует особенного себе обеспечения), мы решаемся указать на следующие явления, губительно действующие на благосостояние крестьян. Эти явления: крайняя неравномерность в распределении пахотной земли; некоторый предел этой неравномерности, доходящей до того, что одиночка владеет беспошлинно ста десятинами, а многосемейный 2-3 дес., положен в 1884-5 гг. в двух волостях: уриковской и хомутовской; большая задолженность казне, магазинам и кулакам; плохой хозяйственный инвентарь, особенно плохие лошади; безурядицы в общественном управлении; непомерное пьянство от многочисленности и близости кабаков (куда девался проект о том, чтобы один кабак, на вынос, дозволялся на 500 домов?); наконец, при повальном невежестве – отсутствии образцов настоящего, хорошего крестьянского, а не барского хозяйства. Если не все, то многое из указанного не свыше, казалось бы, возможным даже в самом ближайшем будущем.

М.З.

Опубликовано 24 апреля 1888 года.

Деревенские письма. Часть 2.

Деревенские письма. Часть 3.

Деревенские письма. Часть 4.

367

Видео

Нет Видео для отображения
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
.