Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 2.

В большей части рудников работали на значительной глубине. Змеиногорские рудники еще при Палласе (1771 г.) достигали 80 саж. глубины; а при Ледебуре (1826 г.) уже 110 саж. По словам Ледебура. «ходы и галереи только в главных местах поддерживались деревянными крепнями. От неосторожности при взрывах для добывания руд из твердых пород часто случаются несчастья и потому здешние (алтайские) госпитали всегда полны. Дела о несчастьях с рабочими, в случаях смертельного исхода. Нередко разбирались в военных судах, но постоянно оканчивались таким приговором: «за неотысканием виновных в смерти мастерового такого-то – дело передать воле Божьей». Сама работа в глубоких шахтах и галереях, часто затапливаемых водой, очень тяжела и грязна. От ревматизма и цинги гибло несравненно более народа, чем от обвалов.

На заводах рабочие страдали от невыносимого жара печей и от блеска расплавленного металла. «Работы на заводах по резким переходам от сильного мороза (до 30° Р.) в сильный жар плавильных печей чрезвычайно тягостны и затруднительны», говорит Риттер. От расплавленных печей, едва переводя дух, рабочие выбегают к холодной воде и, напившись ее получают воспаление легких, катары и пр. О влияние блеска расплавленных металлов Ледебург говорит следующее: «Один из рабочих (в Барнауле) должен постоянно наблюдать за плавкой.смотря сквозь небольшое отверстие. Чтобы не пропустить того момента, когда серебро, не начиная улетучиваться, уже совершенно расплавляется. В течении 40 лет эту трудную должность занимал один и тот же работник; но кроме ослепительного серебряного блеска, старик не видел ничего». В Барнауле в настоящее время есть несколько слепых, потерявших зрение при плавильных печах. Еще более вредное влияние оказывал на рабочих ядовитый (серно-сюрмистый) дым из печей при расплавке необожженных руд и при обжигании рудных куч, вдыхание которого вызывало катаральное воспаление дыхательных органов, а пары свинца, необходимого при выплавке серебра, являлись причиной мучительных свинцовых колик. Рабочие на серебряных заводах и теперь поражают своей бледностью и истощенностью даже сравнительно с рудокопами, которые тоже не могут похвалиться здоровьем. Так называемых «ловушек» для ядовитых газов на Алтае нет и в помине, так как устройство их на серебряных заводах потребовало бы лишних расходов. Интересы населения при устройстве заводов в расчет не принимались и не принимаются: многие заводы построены среди селений, дома которых, особенно ближайшие к заводу, почернели от дыма (О тесноте и плохой вентиляции и об травлении рабочих свинцовыми парами на серебряных заводах см. статью проф. Н. Иооса «Выплавка серебра, свинца и меди на Алтайских заводах», «Горный журнал», 1884 г, № 1-2, стр. 25 и 64).

Однако, ни заводские, ни рудничные работы не оставляли по себе такой печальной памяти, как работы на золотых приисках, которые открыты на Алтае в начале 30-х годов нынешнего столетия. По рассказам старожилов, прииски служили каторгой для всех алтайских мастеровых. Военно-судебные комиссии в своих приговорах стращали обвиняемых с заводов и рудников отдачей на золотые прииски, и действительно отправляли туда.когда все другие меры наказания (розги и тысячи шпицрутенов) оказывались, по мнению комиссий, недействительными. И в то же время сюда посылали людей ни в чем не виновных, например, только что взятых на горную службу из крестьян. Из 150 рекрутов, определенных в 1855 г. в Салаирский край. 19 человек были тотчас же направлены на золотые промыслы. В формулярах этих 19 человек значится: «под судом и следствием, и в штрафах не бывал». Другие из рекрутов отправлялись на промыслы прямо из горного правления, где производился набор в горную службу. Посылали сюда и мастеровых. По произволу начальства, за какую-нибудь ничтожную провинность. До 1855 года была некоторая гарантия справедливости при этих переводах, так как мастеровые переводились с места на место только по предписанию горного правления. Но в 1855 г. горное правление дозволило местным управляющим обмениваться мастеровыми, не испрашивая позволения у высшего начальства, а только донося в горное правление о переведенных рабочих. Тогда же было дозволено управляющим требовать недостающих по штату мастеровых от других горных контор. Которые и посылали кого хотели. Такими мерами местному начальству дана была полная свобода распоряжаться мастеровыми. С этого времени ни один рабочий не был обеспечен от ссылки на золотые промыслы, откуда была открыта прямая дорога на тот свет. К счастью, освобождение от рабства было уже близко.

Особенно тяжела была приисковая работа и жизнь на приисках для рекрутов из крестьян и для подростков. Последних, по штату 1849 г., здесь было 234 человека (более 10 % всех взрослых рабочих на промыслах), и из них малолетних до 15-летнего возраста 111 человек, не считая 100 школьников (до 12 лет), тоже не избавленных от работ.

Казарменная жизнь, холод и постоянный дым во время зимних работ (замерзшую землю постоянно должны были оттаивать костром), затем работа по колено в воде, не смотря на время года, наконец плохое питание (заготовляемая на 3 года вперед мука от сырости превращалась в глыбы, которая поддавалась только лому и кайлу), — все это обуславливало здесь громадную заболеваемость и смертность, преимущественно от цинги и ревматизма. Большая, чем в других работах, заболеваемость приисковых рабочих видна даже из штатов 1849 года, по которым годовое число больных в госпиталях при золотых промыслах определено в 5,3 % по отношению ко всем рабочим, а в рудничных и заводских госпиталях – в 3,6 %.

Со времени открытия золотых промыслов на Алтае естественный прирост уже не мог покрыть убыли мастеровых, вследствие громадной смертности. Из приведенной выше таблицы мы видим, что в 1795 г. было 9311 человек мастеровых и подростков, в 1826 г. – 17514, а в 1860 г. – 21867 человек, т.е. за 31 год до 1826 г. число рабочих увеличилось на 88 %, или по 2,84 % в год; а с 1826 по 1860 г. на 25% за 34 года или только уже по 0,72% в год. В первом периоде на Алтае существовали только заводы и рудники; во втором периоде с 1830 года прибавились работы на золотых приисках. Но приведенные цифры еще не представляют естественного прироста населения. Припомним, что число мастеровых пополнялось новобранцами (чем и объясняется высокий % прироста в 1795-1825). Каждый набор давал в среднем более 600 человек. Допуская, что наборы производились раз в 2 года (На самом деле наборы производились чаще. Вот, например, года наборов: 1836, 1838, 1840, 1841, 1843, 1845, 1847, 1848, 1850, 1851. За эти 16 лет было 10 наборов. В 1836 г. на Алтае взято 560 человек, в 1838 г. – 672, в 1848 — 784, в 1850 – 448 человек, т.е. в среднем выводе по 612 человек в наборе) и что каждый раз брали только 500 человек, мы все-таки должны признать, что этим путем в среду мастеровых ежегодно поступало не менее 250 человек, не считая мальчиков в их семьях, которые переселялись в горные селения вместе с новобранцами и впоследствии также поступали в горную службу. Следовательно за 34 года (1826-1860) прибыло 8500 человек, а между тем число мастеровых за это время увеличилось всего на 4353 человека; иначе сказать, не будь наборов, — число мастеровых уменьшилось бы на 4147 человек, т.е. по 0,72% в год. Предполагая, что и в первом периоде (1795-1826) наборы происходили в том же размере, найдем, что за 31 год новобранцев прибыло 453 человека за 31 год, или равняется 0,16 % в год. Вывод отсюда ясен и вполне подтверждает сделанные выше замечания о тяжести горных работ вообще, а на золотых промыслах в особенности: до 1826 г., пока на Алтае существовали только рудники и заводы, рождаемость едва покрывала смертность. И процент естественного прироста населения был не значителен; с открытием же промысловых работ на Алтае началось быстрое вымирание рабочего населения, маскируемое постоянным приливом новобранцев (Вычисленное, приведенное нами в тексте. Не может считаться вполне точным, так как статистика мастеровых касается только людей рабочего возраста, т.е. в нее не вошли малолетние и отставные. Но факт крайне медленного естественного прироста населения среди мастеровых остается вне всякого сомнения. Допустим, что ко времени освобождения было 30 тыс. мастеровых, считая и малолетних и отставных (вместо 22 тыс., как считает комиссия по пересмотру горного устава). В течении столетия, с 1761 г., поступило в среду мастеровых не менее 25 тыс. новобранцев, т.е. на естественный прирост населения останется всего 5000, или по 50 человек в год. На 15000 среднего мужского населения, за это время такой прирост составит всего 0,3 % в год, тогда как у приписных алтайских крестьян естественный прирост составлял более 1% в год.).

Отправляемые на золотые промыслы считались приговоренными к смерти, и действительно гибли сотнями от тяжелой работы, и от ужасных условий тамошней жизни. Старожилы, рассказывая о золотых промыслах, прибавляют, что там хоронили в одной могиле по 7 по 10 человек. Бегали рабочие с промыслов целыми партиями, несмотря на угрожавшие им жестокие наказания.

Что жнее получали алтайские мастеровые за свою вечную каторжную работу?

Все горнозаводские рабочие, а также и ремесленники и служащие по письменной и др. части, получали из заводских магазинов провиант (ржаную муку и крупу). По повелению начальника заводов в 1771 г., холостой взрослый рабочий получал 2 пуда ржаной муки в месяц, женатый, кроме того, на жену 2 пуда и на детей по 1-1,5 пуда на каждого. В прошлом и начале нынешнего столетия провиант выдавался рабочим за деньги (с вычетом из жалования), до 1786 г. – по покупной цене, а с этого года, по постановлению Кабинета, решено брать за каждый пуд ржаной муки по 25 коп. с тех, кто получал в год менее 40 р. (т.е. почти со всех, кроме высшего начальства), а с их семейств и со всех прочих служащих – по покупной цене с надбавкой 10% на содержание хлебных магазинов. Базарная цена муки в это время была в одних местах 17 коп., в других 30 коп. В 90-х годах прошлого столетия, по словам Германа )»Сочинение о сибирских заводах и рудниках»), цены на хлеб стояли: в Змеиногорском руднике 55 коп., в прочих местах от 38 до 45 коп. за пуд. По нашим данным ржаная мука продавалась в восточной половине Алтайского округа в 1789 г., по 15-16 коп. за пуд, в 1794 г. – 30-35 коп., в 1809 г. – 20-25 коп. В общем, назначенная Кабинетом цена (25 коп.) была выгодна для рабочих, особенно в неурожайные годы (в 1812 – 1814 гг. ржаная мука доходила до 1 – 2 руб., а в Змеиногорском крае даже до 3 руб. за пуд).

Ниже мы докажем, что тяжесть этого облегчения мастеровых в покупке провианта падала не на заводы и их кассы, а главным образом на приписных алтайских крестьян, так как канцелярия горного начальства употребляла все средства, чтобы удешевить заготовку провианта: искусственно понижала цены, отбирала «лишний» хлеб у крестьян, платя за него по произвольно назначенной цене, или просто брала хлеб из крестьянских запасных магазинов. Подробности об этом мы приведен в главе о приписных крестьянах.

С 1828 года провиант стали выдавать бесплатно всем. Находящимся на работах: взрослому 2 п., подростку 1 – 1,5 п. в месяц. С 1849 года бесплатная выдача провианта распространена и на семейства рабочих: жены стали получать 2 п., все дети – мальчики (неработающие) по 1 п.; столько же получали и дочери до 18 лет, когда дача провианта им прекращалась. На казенных Уральских заводах бесплатная раздача провианта мастеровым и их семействам введена полстолетием раньше, в 1799 году.

Что касается рабочей платы. То она была и задельная, и поденная, и годовая (жалование). В прошлом столетии задельная плата, особенно на заводах. Встречается довольно часто, например, на Сузунском монетном дворе (11,5 коп. с пуда монеты), в Томском заводе (при ковке железа мастеру платили – 1,5 – 3 коп., подмастерью 0,375 – 0,25 коп. с пуда выкованного железа и т.д.). Единственный известный нам случай задельной платы на рудниках относится к 1786 году. Управляющий Самарским рудником предлагал горной экспедиции (В конце прошлого столетия горная экспедиция заменяла канцелярию горного начальства), «для поспешности работ и добычи руд, где удобнее и казне прибыточнее», платить рабочим с кубической сажени добытых руд. Управляющий доносил, что он уже испытал этот способ вознаграждения рабочих и оказалось, что при таких порядках «усердствуют служители и в праздничные дни работать», и что добыча руд обходится дешевле: раньше куб. сажень стоила руднику около 4 руб., а при задельной плате 2 руб. 80 коп. Эта плата объясняет и усердие рабочих; чтобы не умереть с голода, они по необходимости должны были работать в праздники: по штатам 1849 г. рабочих должен добыть в среднем пол куба аршина руды в смену (12 часов), а 1 куб. сажень в 54 смены, т.е. в 2 месяца. Следовательно, рабочий мог получить только 1 руб. 40 коп. в месяц. Считая на семью 5 п. муки в месяц, найдем, что только одна эта статья расхода обходилась рабочему в 1 руб. 25 коп. в месяц (по 25 коп. пуд муки), а на все остальное мастеровой мог израсходовать всего 15 копеек в месяц!

Но эта усиленная и чрезмерная эксплуатация рабочей силы посредством задельной платы не привилась. Уже в прошлом столетии она составляла исключение (На казенных заводах задельная (поштучная) плата отменена еще в 1742 году «за многоделанием в приказном порядке», т.е. для сокращения канцелярской переписки); в нынешнем же столетии мы видим на Алтае исключительно годовую плату, «жалование». Приводим таблицу, показывающую годовой жалование отдельно для разных разрядов мастеровых.

* рабочие разделялись на «статьи» или разряды, различавшиеся размером годового жалования. В начале нынешнего столетия число «статей» дошло до 9, потом сократилось до трех. Первые «статьи» рабочих назначались для надзора за низшими их разрядами и составляли мелкое начальство (нарядчики и т.д.), наряду с мастеровыми, урядниками и подмастерьями. Большинство рабочих принадлежало к низшим разрядам и получало низший размер жалования, например, по штатам 1849 г. положено 7838 рабочих III статьи и только 2595 человек II и I статьи, т.е. рабочие III ст. составляют 0,75 всех рядовых мастеровых.

В начале нынешнего столетия жалование рабочих несколько увеличилось против 1769-1774 гг. Но так как курс бумажного рубля сильно пал (3 руб. 50 коп. за 1 руб. серебряный), а все предметы первой необходимости страшно поднялись в цене (Мука была около 40 коп. асс., вместо 10-12 коп. в 70-х и 80-х гг. прошлого столетия. Мясо с 20-30 коп. за пуд в прошлом столетии дошло до 1 руб. 50 коп. – 2 руб. за пуд и дороже), то положение рабочих в это время ухудшилось. Плата с 40-х годов понизилась вдвое против средины прошлого столетия, но для верности сравнения надо принять во внимание бесплатную выдачу провианта с 1828 и особенно с 1849 года. В этом отношении положение семейного рабочего и холостого представляет значительную разницу. С конца 40-х годов и до освобождения цена на ржаную муку была 10-15 коп. сер. За пуд. Предполагая, что семейному выдавалось 6 п. провианта в месяц, мы выразим общий заработок мастерового в рублях в следующей таблице.

Следовательно, одинокие рабочие стали получать к концу крепостного периода меньше, чем в прошлом столетии; тоже и семейные мастеровые высших разрядов; семейные же рабочие низших разрядов стали получать несколько больше (в среднем на 1,5 руб. в год), но не надо забывать, что рабочему требовался не один только хлеб, а и другие вещи (шуба, обувь и т.д.), которые вздорожали сравнительно с серединой прошлого столетия.

Расчет не изменится, если мы, наоборот, вычтем из жалования 1769 – 1774 гг. стоимость провианта (8-10-12 коп. за пуд) и сравним остаток с жалованием 1849 – 1861 гг. Получится даже еще больший перевес в пользу прошлого столетия.

Общий вывод из приведенных цифр таков: материальное положение алтайских мастеровых было наилучшим в середине прошлого столетия, до 80-х годов (за время до 1769 г. мы не имеем подробных сведений о жаловании мастеровых, но надо думать, что и раньше, с 1747 г. положение их было такое же. Так в 1760 г. упоминаются рабочие, получающие плакатную плату, т.е. по 5 коп. в день летом и по 4 коп. – зимой. В переводе на годовое жалование, это составит не менее того, что у нас показано за 1769 — 1774 гг. По заводскому штату 1737 г. для казенных заводов назначено жалование: мастеру 30 – 40 руб., плавильщику 27 руб., засыпщику 18 – 20 руб., таскальщику 16 руб. закомплектному работнику 12 руб. По-видимому, этот штат применялся и к Алтайским заводам до 1769 г. Тогда наши выводы будут справедливы для всего периода времени, когда Алтайские заводы находились в собственности Кабинета, так как штат 1737 г. дает, приблизительно, те же цифры в 1769 – 1774 г.) и самым худшим в первой четверти XIX века. К концу крепостного периода материальное положение рабочих несколько улучшилось. Но уже не достигло той высоты, на какой стояло оно в прошлом столетии.

Рабочие на золотых промыслах с 1849 года получали, кроме жалования, еще «порционные деньги», по 4 коп. в день. Но при тех ужасных условиях существования, в каких приходилось жить приисковым рабочим. Их не прельщала эта прибавка к обыкновенному жалованию мастерового. И побеги с золотых промыслов не прекратились.

Материальное положение мастеровых при вспомогательных заводских работах (ремесленников) было совершенно подобно положению рудничных и заводских рабочих. Условия же работы у ремесленников были иные: они работали только днем; праздники имели свободными; но рабочий день был здесь длиннее, чем в горных и заводских работах. На работу выходили круглый год в 4,5 ч. утра, с работ вечером в 7 ч., а с 1 июня по 20 августа – в 8 ч. В средине дня (с 11 ч. утра) давалось время для обеда: с сентября до марта – час, в апреле и мае – 1,5 ч., в июне и июле – 2,5 ч и в августе 2 ч. (Такие границы рабочего дня указаны в предписании Алтайского горного правления от 30-го декабря 1853 г. Горное правление уверяет, что так следует по адмиралтейскому регламенту, «которым в заводах руководствуются и по ныне»; на самом же деле адмиралтейский регламент указывал более льготные условии для рабочих, чем указано в предписании горного правления: именно по регламенты (артикул 32 главы II) предписано с 10 сентября по 10-е марта звонить на работу за час до восхода солнца, а с работы – через час по заходу солнца (по календарю), а это значительно сокращает рабочее время против указанного горным правлением; кроме того регламент совсем освобождает мастеровых от работ с 10-го ноября по 10-е января, чего на Алтайских заводах тоже не делается). Таким образом, рабочий день мастерового при ремесленных работах продолжался 14,5 – 15,5 часов, т.е. на 3 часа больше, чем в горнозаводских работах. Собственно рабочего времени, за вычетом обеда, было более 13 ч. (13,5).

Высочайше утвержденное положение о работах в средней полосе России (в которой лежит Алтай), сократило работу мастеровых на 1028 часов в течении года, т.е на 2 ч. 45 мин. в день сравнительно с порядками какие были приняты на Алтайских заводах в ремесленных работах. Таким образом рабочий день, по положению 1843 г., в среднем равнялся только 12 ч., считая в том числе и время для обеда.

Но Алтайские заводы, считая новые порядки не выгодными для себя, по прежнему определяли рабочий день по адмир. регламенту, да и в нем делали поправки не в пользу рабочих. В мае 1853 г. мастеровые-ремесленники Змеиногорского рудника просят горную контору отпускать их с работы в 7 ч. вечера (как и следует по адмир. регламенту), а не в 8 ч., как делалось на руднике. Дело доходило до главного начальника Алтайских заводов. Горное правление, в своей справке по этому поводу, говорит, что если принимать во внимание адмир. регламент, то в мае следует отпускать рабочих в 7 ч., а если руководиться положением 1843 г., т ов 7,5 ч. вечера, но за то давать больший отдых в средине дня. Главный начальник нашел, что если заводы определят рабочий день по положению 1843 г., то они не успеют выполнить всего, что от них требуется штатами 22-го мая 1849 г., и потому предложил горному правлению руководиться по прежнему адмиралтейским регламентом Петра I.

Здесь мы еще раз должны указать на отмеченную уже особенность алтайских порядков: брать из всех законов, которые применялись к заводам, только то, что выгодно для них и тягостно для рабочих и обходить все. Дающее мастеровым некоторые льготы. Адмиралтейский регламент, как закон более ранний (1722 г.), конечно, отменялся позднейшим урочным положением 1843 г. Оставивши все-таки для себя регламент, заводское начальство вычеркнуло из него льготные для рабочих статьи. В том же артикуле, где сказано, «когда звонит в колокол на работу и с работы» (гл. XII, арт. 32), говорится далее: «Во время мира, или когда нужного дела нет, всем мастеровым с 10-го ноября по 10 — же января не работать». Вместо этого двухмесячного отдыха зимой, все алтайские мастеровые ремесленники отпускались на 25 дней во время сенокоса. Жалование за это время не выдавалось.

Прислуга и денщики составляли нечто в роде помещичьих дворовых людей; набирались они из всех разрядов мастеровых. По штатам 1849 г. «для услуг чиновникам и священнослужителям» определено 127 человек. «Содержание сим людям относится на счет лиц, для которых они будут заняты работой или услугой». Денщиков по тем же штатам было 92 человека; они получали жалование (4 руб. в год) и провиант. На самом деле число горных дворовых было гораздо значительнее, так как каждый, считавший себя начальством, имел у себя по несколько человек такой прислуги. К этому же разряду мастеровых следует отнести горных казаков, конюхов и т.д. У горных чиновников были и настоящие крепостные дворовые (купленные). Совместное существование этих разрядов людей невыгодно отзывалось на положении горной прислуги, с которой общались как с крепостными. Материальное положение тех из горных дворовых, которые успевали попасть в милость, сделаться необходимыми, было довольно сносно; иногда даже сколачивали деньги. Зато дворовой, рабский дух в них развивался в высшей степени и поддерживался самодурством «господ» — горных чиновников. Не говоря уже о наказаниях, этих дворовых посылали всюду, куда заблагорассудится «барину». Один бывший конюх рассказывал нам, что он редко жил на родине (в Салаирском руднике). Он хорошо знал свое дело, и управляющий, у которого он служил, посылал его к своим знакомым в Омск, Тобольск и т.д. для обучения там лошадей, при чем конюх на время поступал в полное распоряжение нового барина, подобно тому, как это делали и помещики со своими дворовыми. В прошлом столетии, так же распоряжались и заводскими рабочими, например, в 1770 г. 6 человек мастеровых были отправлены с Томского завода на частный Езагашский завод (в Енисейской губернии), по просьбе заводчика Алексеева. Они пробыли там года два, или три.

Нечто вроде особого класса рабочих составляли подростки. Все мальчики горнозаводского населения, начиная с 7-ми, а с 1849 г. с 8-ми лет подлежали заводской повинности. Судьба этих юных рекрутов представляет одну из наиболее печальных страниц в прежней истории заводов. В упомянутой уже автобиографии Ж-в так описывает свой первый выход на работу (надо заметить, что отец его был в рядах мелкого начальства и ему можно было рассчитывать на некоторое снисхождение). «Будочник (Будочники или десятники должны были ежедневно обходить все дома своего квартала и справляться, не отлучился ли кто из мастеровых ночью из дома, не было ли каких происшествий (драк, рождения, смерти, побега и т.п.), все ли в доме здоровы. Этот обход так и назывался: ходить спрашивать «здорово». См. Инструкции 1820 г. Салаирской конторы разным служащим) при обходе своего квартала, велел родителю моему доставить меня в горную контору… Управляющий смотрел на меня. И я оказался годен. Секретарь велел нам явиться в 4 ч. утра на раскомандировку (распределение мастеровых по работам). Вот тут-то и впала заботушка в ретивое сердечушко. 2-го мая насупил урочный час; будит меня от крепкого сна родимая матушка, сама плачет горькими слезами и снаряжает милого сына Егорушку на службу царскую, в тяжелую работушку». Случалось, что матери приносили ребят на руках; будить жалко, так как утомившийся на работе ребенок спит как убитый, а являться на работу надо – опоздай он хоть несколько минут, и его ждала неизбежная порка, таскание за волосы, палка.

Начиная с ранней весны, ежегодно происходили набор и отправка детей на заводы и рудники. Центром сбора этих рекрутов был Змеиногорск и Салаир, откуда их распределяли по рудникам и заводам. В Змеиногорске ежегодно собиралось до 500 – 800 мальчиков. Весну, лето и осень они должны были заниматься рудоразборными и прочими легкими работами; на зиму те из них, родители которых могли учить их у себя дома, отпускались месяца на четыре к родителям; остальные до 10-летнего, а с 1828 г. до 12-летнего возраста должны были ходить в заводские школы; с этого возраста они уже все должны быть на работах. Те из детей, у которых не было родителей. Или они были бедны, раз расставшись с родиной. Не видели ее по несколько лет, а иногда и совсем. Сироты и те, кто не имел родственников и знакомых, помещались обыкновенно в казармах, где им давался дядька и кашевар.

Малолетки подростки получали, как и взрослые, жалование и паек. О материальном положении можно повторить то же, что сказано о взрослых рабочих: положение их было лучше в прошлом, чем в нынешнем столетии. В 1756 г. жалование подростка до 15 лет было 6 руб., с 15 л. – 12 руб. сер. в год. Поденные платы (по велению начальников заводов 1789 г.) для подростков с других рудников и заводов – 6 коп. в день, на родине (с 7 лет) 2 – 3 коп. в день. В нынешнем столетии подростки получали в год:

С 1828 г. они получали бесплатно провиант, по 1 – 2 пуд. в месяц. Сиротам и тем, которые жили в казармах. По штатам 1849 г. выдавалось добавочное содержание по 1,5 коп. в день. Казенной одежды не полагалось. И дети, не получавшие помощи из дома, должны были для приобретения ее работать по праздникам. Точно также сами они должны были убирать казармы, мыть и чинить свое белье. Вид грязных и оборванных детей вызывал иногда сострадание женщин, которые по временам обмывали и обшивали их.

Рабочий день для малолеток и подростков особенно был определен только с 1849 г., когда велено было употреблять их до 15 лет на работы легкие, дневные и не более 8 часов в сутки. Но Ж-в, поступивший в подростки уже после 1849 г., говорит, что подростки выходили на работу в 4 часа утра; те из них которые были посильнее, кончали урок к 3-4 часам дня и уходили домой, а слабосильные работали до 7 – 8 часов вечера, да и тут иногда не успевали окончить и подвергались бесчеловечной порке. На подобное нарушение закона влияла, без сомнения, совместная работа подростков со взрослыми, для которых рабочий день определялся по адм. Регламенту. Подростки I статьи (15 – 18 лет) употреблялись уже на все работы. С 18 лет, приняв рекрутскую присягу, они окончательно поступали в команды мастеровых людей.

В горных школах обучались только мальчики. Для женщин грамотность не считалась необходимой. Первые школы для рабочих появляются на Алтае еще в прошлом столетии, с переходом заводов, в ведение Кабинета (На уральских заводах Демидова в прошлом столетии были школы (на Нижнетагильском заводе, см. В.И. Семевский, Крестьяне в царствование Екатерины II, 254). На Алтае при Демидове школ еще не было). В 1761 г. были открыты школы в Змеиногорском руднике и при Ирбинском заводе. Из рапорта учителя «ирбинской словесной школы» в 1762 г. мы можем заключить, что в те времена в школах учились преимущественно, почти исключительно дети разного мелкого начальства: из числа 21 ученика ирбинской школы – только один был сын простого рабочего, остальные – дети мастеров, канцеляристов и т.п. О характере преподавания дают понятие заметки учителя о каждом ученике: «учит в часослове утреннюю», «в твержении псалтыри и изустно букв пятой заповеди, в письме пишет веди», «пишет живете», «в твержении в азбуке молитв» и т.п. Вероятно школы существовали и ранее 1761 г., и сведений о них до нас не дошло. Известно только, что уже 20-го ноября 1755 г. канцелярия Колывано-воскресенского горного начальства определила: поступающим в школу ученикам, отцы которых получают более 30 руб. в год, жалования не давать, а если получают меньше, или если отцы живут в других местах, то давать: обучающимся письму и арифметике – по 40 коп., а находящимся «в словесной науке» — по 30 коп. в меясц.

К 1781 г. на Алтае было уже 6 школ, т.е. по одной в каждом из 5 заводов и в Змеиногорском руднике. В них по зимам обучалось до 800 мальчиков.

В 1788 г. начальник Алтайских заводов Г. С. Качка так определяет цель горных школ. «Школы, говорит он, учреждаются для того, чтобы дети нижних чинов (т.е. мастеровых), по пришествии в семилетний возраст, сколько возможно привыкали добронравию и честным поступкам, и при том чтобы из самого юношества могли знать хотя первые основания христианского закона. И тем по пришествии в возраст, имели отвращение от побегов и других пороков». Подобного же взгляда на школы для крепостных людей, как на рассадники рабских чувств, держались и помещики Европейской России. В одном проекте, представленном в комиссию для составления нового уложения (1767 г.) целью школ выставляется водворение «христианских добродетелей, состоящих в должности подданных государству, в беспрекословном повиновении государственным узаконениям, в послушании и почитании господ своих и других установленных властей». И там, и здесь – одна и та же ссылка на Христа, как будто Христос мог быть защитником рабства, — на того Христа, который при самом выступлении на проповеди объявил своей целью «отпустить измученных (рабов) на свободу, проповедовать лето Господне благоприятное».

Прочная организация дана горным школам положением 4-го августа 1836 г., которым учреждались училища при каждом из существовавших заводов (кроме Гавриловского) и при главных рудниках. Штат учащихся определен был во всех 14 школах в 1275 человек. В 1849 г. к ним прибавлена школа на золотых промыслах на 100 человек. Но не запрещалось принимать учеников и более положенного штатами: в 1841 г. во всех школах было 1700 уч., в 1845 – даже 1804 ученика. В школах преподавались: Закон Божий, чтение, письмо арифметика, линейное рисование и практическое распознавание руд.

Не смотря на значительное число учащихся (около 10% всех мастеровых), результаты обучения в горных школах были очень плачевны: среди рядовых рабочих грамотность была редким исключением. Причин этому можно привести две: во-первых, плохое обучение в школах, где больше били, чем учили; так что трудно сказать, где ребенку было хуже: на работе или в школе; побеги из школ были обыкновенным явлением; во-вторых, из тех детей, которые к 12-летнему возрасту чему-нибудь научались, большую половину определяли к письменным работам в контору. Но все-таки грамотность среди мастеровых была несравненно больше развита, чем среди алтайских приписных крестьян, где школ до освобождения совсем не было. Приводим таблицу, показывающую развитие грамотности среди разных разрядов мастеровых. Сведения заимствованы из формулярных списков рабочих Салаирского рудника за 1844 – 1847 года.

Процент грамотных правильно понижается, сообразно материальной обеспеченности мастеровых; всего ниже он среди мастеровых III статьи, т.е. рядовых рабочих. Во всех разрядах грамотными оказываются исключительно те, кто поступил на службу из мастеровых детей, побывавших в горных школах; мастеровые же из крестьян, поступавшие в горную службу в возрасте 21-35 лет, поголовно безграмотны. За 1855 год мы имеем формуляр новобранцев, поступивших в этом году на службу. Из 150 человек, назначенных в Салаирский край, ни один не умел ни читать, ни писать (Для сравнения, приводим данные за 1801 г. о мастеровых Гавриловского завода. На 116 рабочих из мастер. детей приходится 8 человек грамотных, т.е. 6,9 %. На 129 рабочих крестьян – ни одного грамотного. Следовательно, за полстолетие % грамотных среди первых повысился всего с 6,9 % до 7,8 %, а мастеровые из крестьян как были, так и остались безграмотными). Поступивши на службу новобранцев учили только тому, что у солдат носит громкое название «словесности». По горному уставу, горные офицеры по воскресным и праздничным дням и в некоторые дни гульной недели должны были вычитывать рекрутам законы о их правах и обязанностях и о том, какие наказания угрожают им за побеги и другие преступления.

Опубликовано в 1891 году.

Сибирский сборник. 1891 г. Книга II.

Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 1.

Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 3.

Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 4.