Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 1.
Алтайский горный округ занимает южную, наиболее плодородную и богатую часть Томской губернии. Громадная площадь округа, почти равная Франции (около 40 миллионов десятин), составляет личную собственность Государя Императора и находится в ведении Кабинета Его Величества. В состав округа входят целиком уезды (округа) Кузнецкий, Барнуальский и Бийский и 5 волостей Томского округа.
На Алтае как и на Урале, во многих местах находят следы древних горных работ, так называемые «чудские копи». Чудь – общее название для тех народов, которые в незапамятные времена населяли Алтай и соседнюю долину Енисея. В курганах здесь находят каменные и медные орудия, а также разные предметы из серебра, золота, меди и железа, отличающиеся довольно искусной и отчетливой работой. Само же название Алтая (Алтай-Алин – золотые горы) указывает на его минеральные богатства.
Первые, при русском владычестве, попытки воспользоваться этими богатствами относятся к концу XVII века. В 1696 г. Александр Левандиана с товарищами, посланный Петром I, начал поиски серебряных руд в Кузнецком уезде и даже выплавил немного серебра. Левандиана потребовал 250 рабочих, жизненных припасов и особых укреплений от набегов. Ему было предписано: в случае, если найдет добрая руда, взять в Тобольске сотню человек из «гулящих» (беспаспортных и бродяг) с поденной платой по 4 деньги. Но руды, посланные на испытание в Москву, оказались негодными, рудник залило водой, а потом киргизы разгромили постройки.
Дело пошло иначе, когда за него взялся А.Н. Демидов. В 1723 г. двое русских охотников открыли рудное месторождение Колыванского озера (в нынешнем Бийском округе). Здесь в старых отвалах чудских копий найдены были древние шлаки и медная руда. Демидов, узнав об этом, основал в 1726 г. первый на Алтае Колывано-воскресенский медиплавильный завод. С этого же времени свободные засельщики Алтая постепенно обращаются в крепостных. Сначала у Демидова работали крестьяне-недоимщики по подушным сборам, но тотчас по открытии Колыванского завода, Демидов потребовал себе приписных крестьян, и сенат удовлетворил его просьбу, на основании инструкции, данной Петром I в 1722 г. начальнику Екатеринбургских заводов Геннину: «а на первое время для строения и работ на те заводы людей и прочее, что к тому дело надлежит, требовать от губернаторов и воевод, о чем к ним даны послушные указы». Мастеровые же люди, знающие рудное и плавильное дело, были переведены на Алтай с уральских заводов Демидова. Различие между мастеровым и приписным крестьянином было почти то же, какое существовало между барщинным крестьянином и дворовым человеком. Мастеровой, как и дворовой, постоянно был занят тем делом, к которому приставлен. Приписной крестьянин, как и барщинный, исполнял известное количество работ, после чем мог работать на себя. При отдаче Демидову в 1702 г. Невьянского завода (на Урале) ему позволено было наказывать заводских людей батогами и плетью и надевать оковы. Точных правил о работе не существовало. Никаких наказаний заводчикам за притеснения рабочих в законе указано не было. Наконец, и само положение Алтайских заводов, вдали даже от местных центров управления отдавало крепостное население в полное распоряжение заводчика.
До 1747 г. Демидовым был открыт Змеиногорский серебряный рудник (1732 г.) и основаны еще два завода: Барнаульский, в 1739 г., переименованный в город в 1771 г. и сделавшийся центром управления Колывано-воскресенскими заводами, и Шульбинский, в 1744 г. в нынешнией Симипалатинской области, на границе с Алтайским округом.
С открытием на Алтае серебряных руд и серебряной плавки, заводы были отобраны от Демидова. Указом 1-го мая 1747 года велено было «оные Колыванский, Барнаульский и недоконченный Шульбинский заводы с всеми к ним принадлежащими рудниками, строением, отведенными землями, мастеровыми людьми с собственными его, Демидова, и приписными крестьянами, взять по оценке на Его Императорское Величество». «Работы исправлять приписными к оным заводам крестьянами, прибавив еще к тому Кузнецкого ведомства Белоярскую и Малышевскую слободы, Бикатунскую крепость и Берский острог, зачитая в подушный оклад положение от Берг-Коллегии». Кроме того, для охраны заводов и постройки крепостей и некоторых легких работ велено употреблять солдат местных войск. С этого времени Колывано-воскресенские заводы (они стали называться Алтайскими) переходят в ведение Кабинета и управляются канцелярией Колывано-воскресенского горного начальства, в руках которой было хозяйственное, административное и судебное распоряжение населением округа, исключая дел о смертных убийствах, татьбах и разбоях. По которых обвиняемых велено было отсылать в общий гражданский суд. А.В. Беэр был первым начальником (командиром) Колывано-воскресенских заводов.
Управляющие Сибирью губернаторы, воеводы и их канцелярии простирали свою власть и на Алтайский округ; но строгого разделения власти канцелярии горного начальства и общей администрации не было. Путаница в отношениях горного и губернского начальства побудила Екатерину II сделать попытку объединить управление Алтаем. В 1779 г. была учреждена Колыванская область (с 1783 г. – губерния); канцелярия горного начальства была уничтожена, и все управление краем – хозяйственное, административное, судебное – сосредоточено в областном или губернском правлении. Но порядок этот продержался недолго; уже в 1785 г. хозяйственное управление заводами было выделено из ведомства общей администрации; начальник заводов (он же и правитель области) получил обширные полномочия по управлению мастеровыми и т.д. В 1797 г. была, наконец, упразднена Колыванская губерния и восстановлен прежний порядок, при котором канцелярия горного начальства опять получила огромную власть над населением, помимо общей администрации. В 1828 г. вместо канцелярии было учреждено горное правление и в принципе было признано подчинение приписных крестьян только общей администрации; но на деле оказалось далеко не то, так как прежние земские управители (заведовавшие несколькими волостями приписных крестьян), помимо своего значения, как представителей горного начальства, сделались агентами и общей администрации. Как земские заседатели (становые пристава); а начальник Алтайских заводов соединил в своем лице и должность томского губернатора. Этот порядок, удерживающийся до освобождения, давал перевес влиянию горного начальства в деле управления крестьянами; мастеровые же по прежнему остались в полном распоряжении горного правления.
С переходом заводов в ведение Кабинета горное дело на Алтае быстро развивается. До конца XVIII столетия было открыто несколько новых рудников (в 1781 г. Салаирский, в 1790 г. богатейший теперь Зыряновский рудник и др.) и построены заводы Павловский (1763 г.), Сузунский (1764 г.), Локтевский (1771 г.), Алексеевский (1774 г.) и Екатерининский (Гавриловский) в 1793 г. С 1760 по 1770 г. в ведении канцелярии колывано-воскресенского горного начальства находился и Ирбинский железоделательный завод (в нынешней Енисейской губернии), вместо которого построен в 1770 г. Томский завод, уже в пределах Алтайского округа.
В нынешнем столетии построено еще два завода: Змеевский (1804 г.) и Гурьевский (1816 г.). Почти все Алтайские заводы серебро-плавильные. Исключение составляет Томский и Гурьевский железоделательные заводы и Сузунский, который, кроме серебра, доставляет еще медь.
С 1830 г. на Алтае начинают добывать рассыпное золото на Егорьевском, Успенском, Царево-Николаевском и др. золотых промыслах.
Доходы Колывано-воскресенских заводов с 1747 г. шли постоянно в Кабинет Его Величества, исключая конца царствования Павла I (1800-1801 г.), Когда велено было присоединить эти доходы к общей сумме государственных доходов. При дешевом крепостном труде доходы от Алтайских заводов были очень велики. Уже в первое четырехлетие по переходу заводов от Демидова получалось ежегодно чистой прибыли в среднем выводе более 145 тыс. руб., а расходы простирались до 60 тыс. руб., т.е. заводы получали более 240 % чистой прибыли в год. В 60-х годах прошлого столетия чистая прибыль от заводов дошла до 600 тыс. р., а в 70-х годах уже перешла за миллион. На этой последней цифре доходы держались во все последующее время крепостного права, давая в последние годы перед освобождением от миллиона до 1.100.000 руб., при 800 тыс. расхода, т.е. заводы получали тогда 120-130 % чистого барыша. Надо заметить, что собственно Кабинет расходовал только около четверти части этих 800 тыс. руб., а остальные деньги получались из денежных сборов с алтайских крестьян, которые с 1779 г. вносили подушные подати в заводские конторы. Деньги, израсходованные из подушных сборов на заводские нужды, возмещались государственному казначейству впоследствии из стоимости предоставленного в казну серебра и золота, добытого на Алтайских заводах.
В течении четверти столетия, с 1830 по 1855 г., Алтайские заводы (кроме Колыванской шлифовальной фабрики) были переданы в министерство финансов, которое как бы арендовало заводы у Кабинета. В правилах 14-го апреля 1830 г. о передаче заводов сказано: п. 1: Заводы остаются, как и ныне, частной собственностью Государя Императора; одно управление оными передается министру финансов, по департаменту горных и соляных дел; п. 12: с 1831 г. государственное казначейство будет отпускать заводам нужные капиталы от себя… Кабинет будет получать ежегодно по месяцам сумму, какая причитается по курсу за 1,000 пуд. бликового серебра, за исключением той суммы, какую Кабинет отпускает ныне заводам на содержание и запасы (около 250 тыс. руб.), равно плавиленных и передельных по монетному двору расходов. Засим в случае, если будет добыто более сего металла, министр финансов не входит ни в какие расчеты с Кабинетом, ибо заводские прибыли всегда могут получить свое назначение по воле Его Императорского Величества (Относительно Нерчинских заводов в тех же правилах 1860 г. сказано, что за них министерство финансов ничего не платит Кабинету и берет убытки на себя; «равномерно если заводы сии дадут чистой прибыли, Кабинет на оные права не имеет, ибо они всегда могут получить свое назначение по воле Его Императорского Величества»).
В 1855 г. указом 27-го мая управление Алтайскими заводами вновь передано Кабинету, в ведении которого они находятся и в настоящее время.
С упразднением крепостного права, прибыли заводов быстро понижаются. Пока были запасенные еще при старых порядках руды, уголь и т.д., заводы продолжали выплавлять прежнее количество металлов (серебра около 1000 пуд.), но с конца 60-х годов производительность заводов понижается и 1883 г. достигает 368 пуд. серебра. Между тем расходы заводов на плату рабочим возрастали в громадной степени, и горное хозяйство Кабинета на Алтае стало давать одни убытки. В таком положении находится дело и в настоящее время, хотя с 1883 г., с переменой системы и личного состава управления Алтаем, выплавка серебра поднялась до 562 пуд. в 1889 г. Но убытки от горного дела с избытком покрываются с алтайских крестьян (установленным взамен крепостной их барщины), лесными и иными доходами, так что в настоящее время (1889 г.) чистый доход с Алтая несколько превышает 1 милл. Руб.
Для работ на вновь открытых Колывано-воскресенских заводах Демидов переводил мастеровых крестьян с Урала. С переходом заводов в собственность Кабинета (в 1747 г.), прежний порядок обеспечения их рабочими продолжался, так как до 1761 г. крестьяне не обязаны ставить рекрут в горную службу, а работая на заводах только временно (за подушный оклад), они не могли выполнять многих заводских работ, требовавших долгого обучения и навыка. Но за то все другие работы, где не нужно было особенной науки, поручены были приписным крестьянам; мастеровым же поручены были специально-заводские и ремесленные работы (выплавка серебра. Приготовление железа и стали, плотничное дело и т.д.). Из мастеровых же были писцы в заводских конторах, фельдшера при госпиталях, учителя в заводских школах и др. служащие.
В общем число мастеровых было очень ограниченно; главная масса работ лежала на приписных крестьянах, которых было во много раз больше, чем мастеровых. Например, при открытии Ирбинского завода (1760 г.) с Урала было вызвано человек 40 мастеровых, и в то же время (указом 8-го января 1762 г.) приписано к этому заводу 2,500 рев. душ крестьян.
В 1761 г. положение дел сразу изменилось и исчезла необходимость в уральских мастеровых. Указом 12-го января этого года велено «тех приписанных и на поселение сосланных ныне и впредь в рекрутские наборы (в войска) не располагать, но оставлять для рекрутирования в горных и плавиленных работах». Взятые в рекруты из приписных крестьян на основании этого указа, становились уже постоянными заводскими рабочими, мастеровыми. В этом же 1761 году со всей Сибирской губернии положено было собрать для горных работ «тысячу человек, людей здоровых, летами от 25 до 35; и сверх того, по недостатку людей (для горных работ), употреблять к тому из военной команды по нескольку человек». Рекрутские наборы мастеров происходили в Барнауле одновременно и на одинаковых основаниях с общим набором по Империи. Назначался тот же процент рекрут (обыкновенно от 3 до 10 чел. с тысячи ревизских душ), взимались те же сборы деньгами (на обмундирование, хотя рабочие носили свое платье) и натурой (провиант). Только рост взятых в мастеровые мог быть менее определенного для солдат.
Эти путем из юридически свободного населения (Приписные крестьяне считались крестьянами государственными) ежегодно вырывались сотни людей, обращались в заводских крепостных и посылались (или, вернее, ссылались) на работы, которые считались не лучше каторжных.
Тем же указом 1761 г. изменено положение мастеровых. До этого времени все они, наравне с крестьянами, платили подушную подать и отправляли все натуральные повинности (воинскую, дорожную. Подводную и т.д. Теперь мастеровые от всего этого было освобождены и приравнены к лицам, состоящим в военной службе, «ибо в адмиралтействе, и в артиллерии, и в других местах от того свободны». Учрежден был и военный суд «при главной команде» в Барнауле для всех важных дел о мастеровых. Все вообще управление было поставлено на военную ногу. Мастеровые были подчинены военной дисциплине; из них составлялись команды, под управлением горных офицеров.
Итак, с 1771 г. была положена резкая граница между мастеровыми, попавшими под палку и шпицрутены тогдашней варварской военной дисциплины, — и крестьянами, для которых управление было более льготным. Однако, до 1779 года обязанности приписных крестьян не были достаточно выявлены, и крестьянами часто пользовались и для горнозаводских работ; в этом отношении власть заводских начальников не была ограничена ничем, кроме правила, что приписные крестьяне зарабатывают на заводах только подушный оклад с определенной законом поденной платы.
Манифест 21-го мая 1779 года дает первые указания, на какие работы могут быть употребляемы приписные крестьяне и определяет ответственность горного начальства за нарушение их прав. С этого времени устанавливается окончательное различие между двумя категориями крепостного населения, между мастеровыми и крестьянами, различие, которое, просуществовав до самого освобождения в 1861-1863 гг., наложило особенную печать на экономическую и социальную жизнь того и другого класса населения.
Манифестом 1779 г. крестьяне были освобождены главным образом от двух родов работ: от добычи руд и от выжега угля. Та и другая работа стала выполняться мастеровыми. До 1779 г. главная масса мастеровых состояла из «заводских служителей»; теперь для добычи руды определены были собственные горнорабочие «бергайеры». Правда, разряд «бергайеров» существовал и раньше, но тогда их обязанность состояла в технических указаниях при добыче руд крестьянами; жалование они получали наравне с мастеровыми разных цехов (30 руб.). С 1779 г. «бергайерами» стали называться рядовые рабочие, добывающие руду.
Кучная работа (выжигание угля) в первое время после 1779 г. была на обязанности мастеровых, или исполнялась по вольному найму крестьянами. Но постепенно мастеровые-угольщики выделились в особую группу льготных мастеровых-«урочников». Произошло это в силу того, что кучная работа зимой прекращалась и этим резко отличалась от других горных и заводских работ, продолжавшихся круглый год. Угольщики сначала увольнялись от работ только на зимнее время. Потом им стали задавать «урок» — выжечь три двадцатисаженные кучи угля. Исполнивши урок, они получали свободу на остальную часть года и могли заниматься своим хозяйством, или работать для заводов по вольному найму. Впоследствии урочными сделали и некоторые другие работы.
На ряду с этим выделением «урочников» в особую группу, во второй половине прошлого столетия шел и обратный процесс – дальнейшего закрепощения остальной части мастеровых. Доклад 12-го января 1761 г., введя военно-крепостной строй, оставил, однако, мастеровым некоторые «вольности», напоминающие, что они когда-то были свободными людьми. Так, например, тем мастеровым, «кто имеет детей и желает отдать их в мастерства», предоставлено было объявлять об этом письменно в заводские конторы. В прошениях по этому поводу мастеровые ссылаются на свою бедность и просят зачислить своих детей на работы, куда пожелает начальство. Подобные прошения мы встречаем в 1762-1765 годах; позднее дети рабочих (мальчики) прямо зачисляются на службу, без всякой просьбы родителей и нередко вопреки их желанию, иногда с 7-10 летнего возраста. Мастеровые не протестовали этого вечного и потомственного закрепощения, вероятно, потому, что работа малолетних прибавляла несколько лишних копеек к их скудному жалованию (простой рабочий получал в то время 12-18 рублей в год).
Не так легко расстались мастеровые с другой «вольностью», дававшей крепостному населению некоторую организацию. В прошлом столетии мастеровым было предоставлено право избирать из своей среды особых выборных для закупки муки и других припасов; выбравши закупщиков. Мастеровые давали им инструкции о цене, количестве и качестве припасов; деньги же на покупку выдавались из заводских контор, которые потом вычитали стоимость закупленного из жалования рабочих. Точно также при заключении контрактов с маркитантами, заводское начальство призывало на торги маркитантов и подмастерьев, как представителей интересов рабочих. Они торговались с маркитантом о цене на мясо, о времени открытия лавки и пр., и со своей стороны давали обязательство не покупать мясо у других продавцов, кроме подрядчика – маркитанта. Эти остатки самоуправления мастеровых встречаются до конца 80-х годов прошлого столетия. Потом оказались ненужными сначала выборные при закупке провианта, так как Кабинет с 1786 года назначил постоянную цену на ржаную муку, выдаваемую из заводских магазинов мастеровым (25 коп. за пуд). Позднее заводское начальство наложило свою руку и на условия с маркитантами: мастеров и подмастерьев перестали приглашать на торги, и контракты заключались заводскими конторами или канцелярией горного начальства, без ведома и согласия рабочих. Начались разные злоупотребления: цены назначались высокие, а мясо подрядчики доставляли плохое. Рабочие недовольные эти требовали возвращения к прежним порядкам, но добиться ни чего не могли. Так, например, 21-го октября 1797 года на утреней раскомандировке в Салаирском руднике, бергайеры Б. и П. и вся оная смена единогласно объявили разные жалобы на маркитанта и на то, что «главная команда» (в Барнауле) утвердила высокие цены на мясо, не спрося рабочих. Салаирская горная контора, разбирая это дело, замечает, что зачинщиков следовало бы, по морскому уставу, повесить, но удовольствовалась в конце концов тем, что велела их «бить жестко прутьями». Подобное же дело «по открывшемуся в Салаирском руднике со стороны команды по маркитантскому промыслу расстройству» упоминается в 1810 г. Для разнообразия, виновных наказали здесь «тростями».
В 1790 году начальник заводов (Г.С. Качка) строжайше предписал мастеровым: «Никто да не дерзает к бракосочетанию приступить без ведома команды, а кольми паче на дворовых девках или вдовах». Нарушения этого повеления встречаются редко, — вероятно, потому же, почему и помещичьим крепостным редко удавалось вступить в брак против воли барина: священники не решались венчать без согласия начальства. В тех же случаях, когда мастеровые не исполняли предписания 1790 г., их жестоко наказывали. В 1843 году урочник Павловского завода А-в вступил в брак с крестьянкой без согласия своего начальства. Военный суд, рассмотрел дело, приговорил прогнать А-ва сквозь строй через 500 человек два раза (горное управление, куда поступило дело на ревизию, уменьшило наказание (через 500 человек один раз)) и сослать в дальний Зыряновский рудник в горные работы.
Приведенные выше факты показывают, что конец XVIII столетия можно считать временем окончательного закрепощения алтайских мастеровых. Исчезли всякие намеки на прежнее более свободное положение. Военно-крепостной строй прочно утвердился и продержался на Алтае до самого освобождения. Этот строй соединил в себе худшие стороны крепостного права и варварской солдатской дисциплины. Горные работы были тяжелее обыкновенной крепостной барщины, так как на барщине крестьянин работал только 3 дня в неделю; алтайский мастеровой работал 5, 6 и даже все 7 в неделю. Но помещик обязан был заботится о пропитании своих крепостных, особенно дворовых; алтайское начальство приняло на себя эту обязанность только с 1849 года и часть с 1828 года. Из воинского устава было заимствовано наказание шпицрутенами. Тем более ужасное, что наказывать («гнать сквозь строй») своих товарищей должны были сами же мастеровые, всей командой (Участвовали здесь и ребята и взрослые, причем по преданию, взрослые часто надламывали прут, чтобы удар был слабее, а подростки били без этой предосторожности и очень жестоко), в свободное от работ время (утром или в полдень); но срок службы у солдат был всего 25 лет, а мастеровые до 1849 года работали пока могли, до глухой старости.
Ко времени полного закрепощения, к концу XVIII ст., состав мастеровых уже вполне определился; вся масса их распалась на две резкие группы: собственно мастеровых и «урочников»; первые находились на работах постоянно; вторые по исполнению определенных уроков были свободны от других работ. Собственно мастеровые, по роду занятий, разделялись на 4 разряда: 1) служащие по письменной, школьной, медицинской части; 2) горные и заводские рабочие; 3) ремесленники (плотники, кузнецы, шорники, пильщики и пр.) и 4) прислуга.
Перевод из урочников в мастеровые и обратно, и распределение мастеровых по различным разрядам делилось по усмотрению горного начальства. Дети всех мастеровых и урочников, незаконнорожденные дети их вдов и дочерей, а с 1829 г. также дети солдат местного линейного батальона оставались в числе горнозаводского крепостного населения. Контингент, рабочих пополнялся (с 1761 г.) рекрутскими наборами с крестьян, приписанных к Алтайским заводам.
О численном составе крепостного горнозаводского населения даст понятие следующая таблица
Женщины не были обязаны работой. Но «для смирения строптивых», их посылали на канатную фабрику, в прядильню и другие цеха, где и держали на работе «до исправления», т.е. сколько вздумается начальству. Некоторые из управляющих пробовали сделать обязательными для женщин и другие работы, например, мытье полов в казенных квартирах, — уже не в виде наказания, а как общую повинность. Но мастеровые охраняли женщин от этих попыток и дело доходило даже до убийства управляющих. Хотевших ввести женскую барщину.
Мужское население призывалось к обязательным работам с 7-ми, а с 1849 г. с 8-ми-летинего возраста; до 12 лет мальчики-рабочие назывались «малолетками», с 12 до 18 лет – подростками, а настоящими работниками считались с 18 лет, когда и принимали присягу. До 1849 г. сроков для службы и работы не полагалось; в отставку увольнялись только по полнейшей неспособности к труду. С 1849 г. мастеровые, прослужившие беспорочно 35 лет (с 18-летнего возраста или со дня взятия на действительную службу), а урочники – 30 лет, получали отставку; а с 1852 года для мастеровых из рекрут (из крестьян) срок сокращен до 25 лет беспорочной службы. Так как случаи беспорочной службы были не особенно часты, то многие находились на обязательных работах до дряхлого возраста (По Высочайшему повелению в 1853 г. предписано было не увольнять ни в отставку, ни в отпуск не только штрафованных мастеровых, но и тех из них, кто по суду оставлен в подозрении и потом будет «не вполне одобрительного поведения»).
Отставным выдавалась пенсия, величина которой по положению 1797 г. была определена в 20 руб. для рабочих унтер-офицерского звания и в 10 руб. для рядовых рабочих; вдовы получали 5 руб., сироты 3 руб. в год; бесприютные поступали в горную богадельню. С 1836 г. низший размер пенсии определен в 6 руб., а с 1840 г., с переводом на серебро, в 1 руб. 72 коп. Из одного списка пенсионеров Салаирского края мы видим, что из числа 608 пенсионеров 457 было таких, которые получали менее 3 руб. в год, из них большинство получало именно наименьший размер пенсии – 1 руб. 72 коп. в год, т.е. по 15 коп. в месяц! С 1828 г. пенсионеры получали бесплатно провиант, по 2 пуда в месяц.
Урочники с 1836 г. пенсий не получали. Если урочника переводили почему-нибудь в разряд мастеровых, время службы в урочниках не принималось в расчет при назначении пенсии.
На уральских горных заводах мастеровым было дозволено ставить за себя другого работника, искусного в той же работе и не старее летами, вполне здорового. Нанявший делался свободным и мог или воротиться в прежнее общество крестьян, или избрать другой род состояния. Вместе с ним освобождались и дети до 15 лет. Указом 14 апреля 1830 г. (о передаче Алтайских и Нерчинских заводов в министерство финансов) все устройство Уральских горных заводов распространилось и на Алтае, «в мере Положения 16 апреля 1828 г.». Эта определенная прибавка, вероятно, и мешала применению указанного правила на Алтае, так как в Положении 16 апреля 1828 г. ничего о замене мастеровых не сказано. Случаи наемки мастеровыми заместителя мы встречаем на Алтае только с 50-х годов. Нанимателями обыкновенно были недавно поступившие на горную службу из крестьян – те, вероятно, кто не успел подыскать наемщика во время набора. Прочие, по своей бедности, не имели средств для найма за себя работника.
Мастеровые и урочники лечились в заводских госпиталях; за это у них удерживалась половина жалования и провиант за все время болезни (не считая постоянных вычетов «на медикаменты» по копейке с рубля). В прошлом столетии заболевшие «французской болезнью» лишались всего жалования, пока лежали в госпитале, да еще в придачу к тому нередко наказывались бадожьем. Лечится дома могли только классные чиновники.
О больницах заводское начальство начало заботиться очень рано; уже в 1758 г. мы видим лазарет при Барнаульском заводе. При других рудниках и заводах «больничные камеры» также существовали уже в прошлом столетии, но состояние их, надо думать, было в то время не блестяще; так как в 1756 г. рабочие Ирбинского завода жаловались канцелярии горного начальства, что в лазарете завода нельзя найти никаких медикаментов, кроме проносной соли и пластыря. Пища больных также была незавидна и вызывала жалобы рабочих, как видно, например, из одного дела 1772 г. о мастеровом Томского завода, наказанном два раза плетьми «за плутовское и вымышленное о проводимой госпитале пище негодование и поощрение к тому других».
Рассмотрим подробнее положение каждой категории рабочих отдельно.
Служащие по письменной, школьной и медицинской части были в такой же зависимости от горного чиновного начальства, как и прочие мастеровые. Разница была в том, что эти служащие. В свою очередь, притесняли мастеровых и старались сорвать с них взятку при каждом удобном случае. Е.Ж.-в, автобиографией которого мы пользовались при оставлении этой статьи. Описывая лазаретные порядки, называет фельдшеров «побирушками». «Побирушки, говорит он, это были старшие фельдшера госпиталя; были ученый народ, носили казенное обмундирование, да и жалование получали в пять раз больше, чем мастеровой народ тогдашнего времени (Ж-в взят в горную службу в начале 50-х годов), они получали 2 руб. 50 коп. в месяц, а простой мастеровой только 50 коп., и из того на все делил и всем. Фельдшера наши имели какую-то заразу пить водку, а свой грош берегли. Случалось, ходят по палате больных, побрякивая в ладони какой-нибудь руки две копейки или гроша, крича и приговаривая: «Эй ребята, давай – добавляй. У кого есть!» Таким родом, обойдя палату, и насобирает 15-20 коп., переходит в другую и т.д. Или когда сторожа получат для своих палат мед и раздадут таковую порцию своим больным, когда доктор пройдет по госпиталю. Тогда фельдшера идут и собирают мед в какую-нибудь посудину для себя. И все эти поборы как-то сходили с рук: никто никогда не приносил на них жалобы и все было преспокойно». Прочие служащие были такими же «побирушками».как и фельдшера. Нужно ли мастеровому взят справку в конторе, записать сына в школу или, наоборот, освободить от школьной повинности, приходил урочник за квитанцией в исполнении урока, — везде нужно было дать хоть несколько копеек. Сам секретарь конторы (получавший 220 руб. в год) довольствовался с каждого урочника взяткой в 10-20 коп.; прочие конторские служащие брали меньше, соображаясь со своими окладами.
К упомянутым служащим можно отнести и низшее начальство на горных работах: мастеров, подмастерьев, нарядчиков и т.д. Все они были мастеровых же и в прошлом столетии связь их с рядовой мастеровщиной не порывалась; мастеров и подмастерьев мы видим в то время во главе разных протестов, заявлений и «бунтов» крепостных рабочих. Позднее это «малое начальство» отделилось в особую касту, интересы которой противополагались интересам главной массы мастеровых. Это обстоятельство, а также усиливавшееся закрепощение повлияло на форму и сущность протестов мастеровых против тяжелых условий их положения: вместо организованных и обдуманных движений мы видим позднее только отдельные случаи буйства и мести начальству в том числе и низшему, которое раньше действовало заодно с мастеровыми.
При деньгах мастеровые вообще могли добиться от начальства (высшего и низшего) некоторых льгот: раньше отпустят домой с работы, дадут более легкий урок. С золотых промыслов, заброшенных в глуши тайги, управляющие отпускали некоторых мастеровых за 140 руб. асс. (40 руб. сер.) в год. Но тем тяжелее было положение оставшихся, которые ничего не могли дать начальству: они должны были работать и за себя, и за уволенных от работ товарищей.
Главную массу мастеровых составляли горные и заводские рабочие: бергайеры, гимильцера (плавильщики), форлейферы (зачпки), ауфтирейберы и т.д. Добыча руд выплавка металлов продолжаются круглый год, днем и ночью, за исключением нескольких дней, когда действие останавливается по случаю передки печей и горнов, или по случаю маловодья в прудах. Для этих рабочих праздников не существовало. До 1786 г. они работали круглых год, днем и ночью. По 12 часов в смену. С 1786 г. была введена система трехсменных работ, сначала на рудниках, а с 1800 г. – на заводах; трехсменная система состояла в том, что каждый мастеровой одну неделю работал днем, другую – ночь, а третья неделя была свободная («гульная»), когда он мог заниматься у себя дома или служить по вольному найму. Рабочий день, как в прошлом столетии, так и в нынешнем продолжался 12 часов (теперь в рудниках каждая смена работает 8 часов, а на заводах – те же 12 часов. Как и раньше). Но в виде исключения или как наказание двухсменные работы (без гульной недели) встречаются и позднее; например, в 1808 г. из 456 мастеровых Салаирского рудника 430 человек работали по трехсменной системе, а 26 человек по двухсменной. За леность, неисполнение заданного урока и т.п., заставляли работать свободную неделю.
В горной работе при добыче руд или при ортовой разработке золотых россыпей обыкновенно давался урок (отдельно каждому мастеровому или целой артели); но окончивши заданное. Рабочий все-таки не мог выйди из рудника до окончания смены (в 4 часа утра или вечера). Сильные и ловкие отрабатывались раньше срока; слабые и неопытные иногда должны были дорабатывать урок в гульную неделю. Или подвергались наказанию розгами и палкой. На заводах урочная неделя не имела применения, так как плавильные работы шли непрерывно и постоянно требовали присутствие рабочих.
Сибирский сборник. 1891 г. Книга II.
Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 2.
Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 3.
Мастеровые Алтайских горных заводов до освобождения. Часть 4.