Заштатный город Илимск, его древние памятники. Часть 3.
(Историко-археологический очерк).
Переходя к изложению событий из прежней церковной жизни г. Илимска, мы должны будем наперед сознаться, что решительно не имеем данных, на основании которых могли бы проследить последовательность ряда указанных событий от начала построения первого храма даже вплоть до конца прошедшего столетия. Находящиеся на лицо церковные документы не восходят далее этого времени. Надо предполагать, что документов от первого соборного храма не осталось по причине истребления их пожаром, спалившим и сам собор. Но куда могли деваться дела последующего времени, это остается во всяком случае необъяснимым. Один из пожилой и опытных старожилов г. Илимска передает интересующимся городской стариной за достоверное, что много старых бумаг разнесено было прежними священниками и благочинными. В особенности, по его словам, они старались запасаться такими бумагами, на которых положены были собственноручные резолюции святителя Иннокентия. Кстати сказать, илимские горожане еще лучше поступили со своим городским архивом, заключавшим в себе много древних свитков из синей толстой бумаги. Получив известие о назначении, якобы какой-то ревизии в Илимск, горожане почуяли что-то не доброе для себя. Составилось городское вече, и тут, между прочим, было решено, чтобы зло пресечь – все книги сжечь. Решение не замедлили привести в исполнение. Поэтому мы должны будем ограничиться указанием только на такие события, которые еще кое-как могли высказаться в трудах таких лиц, которые, при изучении, на основании архивных документов центральных духовных учреждений, сибирской старины, так или иначе касались истории церквей г. Илимска. Разумеется, что в предлагаемом обзоре отрывочных фактов по всем частям церковной жизни не может быть и речи о логической связи в них. Но тем не менее, мы все-таки попытаемся, по мере возможности, удовлетворить любознательности наших читателей, в надежде, разумеется, на их благосклонное снисхождение к недостаткам настоящего очерка. При изложении событий будем держаться хронологического порядка.
1663 г. 15 марта священник илимской церкви Амвросий Леонтьев Толстоухов подает челобитную илимскому воеводе Лаврентию Авдеевичу Обухову, в которой, с согласия своих приходских людей ленского волока, просит у него дозволения на построение в киренском погосте монастыря во имя живоначальной Троицы, затем указывает на необходимость отвода к монастырю земли. В той же челобитной упоминается и иеромонах Гермоген, как о лице, избранном им, Толстоуховым, в должность строителя предполагаемого монастыря. Воеводское дозволение последовало 1 июня того же года в самом благоприятном смысле для челобитников.
1665 г. Под этим годом мы должны будем записать одну трагическую историю, героем которой сделался только что упомянутый воевода Обухов, и которая имела, по странной случайности обстоятельств, влияние на позднейшую судьбу церкви илимской. В июле месяце этого года в Киренске, тогда еще носившем название острога, была ярмарка. Сюда собрались окрестные инородцы, с целью взноса ясака в казну государеву; здесь происходил и торг, состоящий в обмене товаров между инородцами и русскими промышленными людьми. За наблюдением над ярмарочным порядком, а главным образом для приема ясачных взносов, в виде разнообразной пушнины, на ярмарку прибыл илимский воевода Лаврентий Авдеевич Обухов с своей свитой. А свита его была многочисленна, при нем были казаки, служилые люди; боярские дети, посадские, приезжающие гостиные приказчики и даже один заплечной мастер. Не думал Лаврентий Авдеевич, чтобы он, окруженный толпой приближенных и преданных ему людей, мог когда либо подвергнуться такой опасности. А тут как раз стряслась над его головой такая беда, что стоила ему даже жизни. – Некоторые из бывших на ярмарке промышленных людей, недовольные распоряжениями воеводы, составили против него заговор и решились убить его. И вот, по окончании ярмарки, когда Обухов с богатой казной возвращался на судне в Илимск, ватага заговорщиков, предводительствуемая литвином Никифором Романовым Черниговским, догоняет судно, делает на него ночью нападение и успешно приводит в исполнение свое злое намерение. Из Киренского острога, во избежание кары законы за свое преступление, злодеи решаются бежать в Даурию, и насильно увлекают с собой туда известного уже нам строителя монастыря иеромонаха Гермогена. Там на р. Амуре перебежчики основывают Албазинский острог, а преподобный Гермоген закладывает, на память об илимской Спасской церкви, монастырь во имя Всемилостивого Спасса. Около двадцати лет невольный странник проводит на Амуре, не покидая мысли при случае вернуться в излюбленный им киренский острожек. Случай этот представился только в 1685 г., когда Албазинский острог был взят и срыт китайцами, и жителям его дана была свобода выбора местожительства. И тогда, как сотрудник Гермогена, священник Максим Леонтьев (положил начало нашей миссии в Китае. Он, говорят, был родным братом илимскому священнику Толтоухову) изъявил желание отправиться на Лену с несколькими другими, высказавшими намерение сопутствовать ему. Этими, из даурской земли, выходцами вынесено было на Лену из албазинского монастыря несколько св. икон. Одна из них икона св. чудотворца Николая неизвестно каким образом занесена была в Мукское селение, находящееся на илимском волоком, в 56 верстах от г. Илимск и послужила поводом к построению сначала простой часовни, а потом в 1867 г. и церкви во имя сего святого. Церковь эта считается приписной к илимской Спасской церкви. Иконе святителя Николая оказывается здесь и даже на Лене особенное чествование. Были случаи, что ее в годины засухи и неурожаев нередко обносили по селениям, расположенным по рр. Лене и Ангаре, конечно, по желанию самого населения тех местностей. Икона св. Николая принадлежит древней живописи; размерами она не значительна: высота 2 четв., шир. 1 четв. и 2,5 ыерха; имеет серебряную ризу. Сделанную неизвестно кем и когда.
Немного спустя после появления в 1681 г. в Забайкалье монастырей – Троицкого и Посольского га Байкале, вся покоренная отважными казаками под высокую руку государеву территория, заключавшая всю нынешнюю иркутскую губернию, забайкальскую и якутскую области, разделена была, как известно, в церковно-административном отношении, «дабы отдати церковные догматы и духовные дела», на две десятины: даурскую и якутскую. Г. Илимск был причислен первоначально в даурской десятине. В 1699 г. из якутской десятины выделилась самостоятельная десятина киренская, с отчислением к ней, между прочим, и Илимского города. В 1709 г. киренская десятина вновь слилась с якутской; с ней вместе подчинился власти якутских десятников и наш Илимск. До времени же деления восточной части тобольской митрополии на десятины центром духовно-административного управления всей указанной местности, со времени самого основания, был исключительно Илимск. Это обуславливалось в свое время важностью гражданского положения города. До тех пор, пока завоевательные стремления правительства направлялись исключительно к северо-востоку Сибири; пока еще не утвердились окончательно в местностях ее, лежащих южнее (в Даурии), — г. Илимск имел первостепенное значение: он был в гражданском отношении главным административным пунктом всего тогдашнего русского востока Сибири; в его ведении находилась Ангара и Лена с их народностями – бурятами, тунгусами и якутами. И впоследствии, при существовавшей системе десятинного управления, Илимск не терял совсем своего духовно-административного значения: в нем вплоть до 1732 г существовал заказ, в котором вершились все дела, касающиеся церкви и духовенства илимского ведомства, раскидывавшегося тогда на целые тысячи верст. Всех церквей в илимском ведомстве, например, во время управления иркутской епархией епископа Иннокентия Неруновича, состояло до двадцати, именно: илимская Спасская (соборная), в илганском остроге Богоявленская, в Тутурской слободе Николаевская, в Орлинской Спасская, в Усть-Кутском остроге Спасская, в Чечуйском Воскресенская, в Сполошенском Спасская (?), в Тушамской слободе Покровская, в Карапчанской Николаевская, в Кежемской Спасская, в киренском погосте Николаевская, в Братском остроге Богоявленская, в Окинской деревне Ильинская, в Шамановском погосте Архангельская, в Барлукской слободе Успенская, в усть-удинском погосте Богоявленская, в Яндинском остроге Преображенская, в Новоудинской слободе Покровская. Христианского населения при всех исчисленных церквах состояло до 18, 400 душ, проживавших во 1,700 дворах. В 1732 г. их Илимска заказ переведен был в Верхоленский острог, и на место илимского закащика протопопа Ивана Петрова, взятого к ответам и затем лишенного сана (увидим позже почему), назначен был верхоленский священник Иоанн Шергин. Закащику Шергину как-то тоже не посчастливилось; вскоре его обязанность возложена была на илганского священника Луку Афанасьевича. Такое положение дел управления продолжалось, кажется, до 1646 г., когда из Киренского монастыря в Илимск переведено было духовное правление. Илимск занял снова видное место. Как известно, до 1727 г. нынешняя иркутская епархия входила в состав обширнейшей в то время митрополии тобольской. Только в этом году поступило синодальное распоряжение об утверждении самостоятельной епархии иркутской. Выделение церквей для новой епархии из состава церквей митрополии тобольской поручено было митрополиту. При чем выказано было со стороны последнего заметное пристрастие, конечно, в свою пользу. Многие местечки и города, следовавшие к отчислению, по географическому их местоположению, ко вновь образуемой епархии, по прежнему оставлены были в ведении тобольской митрополии. В числе таковых был и Илимск. Но такое состояние продолжалось не долго. Святитель Иннокентий. Ревнуя о пользе вверенной ему паствы и находя разделение епархии неправильным, вошел с представлением в Св. Синод о новом разграничении сих епархий. Вследствие чего, по синодальному указу, от 1731 г. Илимск с своим уездом в числе других присоединен был к иркутской епархии.
В августе 1680 г. тобольским митрополитом Павлом илимский протопоп Афанасий командирован был для освящения вновь построенной в Иркутске церкви Вознесения.
В 1741 г. из московского сибирского приказа получилось распоряжение о выдаче, не в пример других, илимскому соборному причту штатного денежного содержания в следующем размере: протопопу 7 руб., диакону 5 руб., дьячку и пономарю по 3 руб., просфорне 2 р. в год, да хлебного довольства: протопопу ржи и овса по 3 четверти с осьмой, диакону и того и другого по 2 четверти и 5 четвериков, дьячку, пономарю и просфорне того и другого по 1,5 четверти в год. Распоряжение это мотивировалось следующим соображением: «что де к Илимску прилегли по обе стороны камень и горы и леса черные».
25 января 1720 г, Илимск осчастливлен был небывалым посещением тобольского митрополита (Филофея), в проезд его из Тобольска в Иркутск, а затем и в Забайкалье. В илимском соборном храме отправлена была митрополитом в этот день Божественная служба. Здесь же по просьбе крестьян Орлинской слободы, посвящен был им во время совершения литургии во священника к церкви той слободы некто Михаил Игнатьев. Кроме того, от руки митрополита в том же Спасском соборе принял постриженье в монашество уроженец соли-вычегорской Пахомий Пономарев, бывший после этого сначала игуменом братской Спасской пустыни (давно уже не существующей), а потом в 1732 г. переведенный на ту же должность к киренский монастырь.
В феврале месяце 1732 г. случилось одно, весьма печальное происшествие, как плод жестокого тогда Бироновского образа управления, с одним из заслуженных и уважаемых прихожанами илимским протопопом Иваном Петровым. В это время, по распоряжению иркутского архиерейского приказа, приезжают в Илимск, для приема церквей илимского ведомства, остававшихся после первого разграничения между тобольской митрополией и вновь образовавшейся иркутской епархией все еще в ведении тобольских митрополитов – иеродиакон Тарасий и находившийся при нем пищик Рещиков. Протопоп как-то сразу не поладил с приехавшими. Со стороны последних приняты были меры к тому, чтобы найти случай каким бы то ни было образом проучить непокорного. Желание их исполнилось: они открывают за протопопом такое дело, которое окончательно губит его. Рещиков доносит на протопопа, что последний не отправлял якобы Божественной службы и молебна в 3 число февраля, в день тезоименитства Анны Иоанновны, хотя и был в то время совершенно здоров, потому, что в тот же день им отслужена была вечерня, а на завтра утреня и литургия. Обвинение не легкое по тому времени. Несчастного протопопа заковывают в кандалы, и в таком виде отправляют в Иркутск. В Иркутске он ничего не мог встретить утешающего: после смерти святителя Иннокентия архиерейская кафедра осталась не замещенной, милости ждать было не от кого. Обвиненного заключают в застенок, где он сидит до конца 1734 г. (около трех лет), пока не получилось о нем решения Св. Синода, состоявшееся 25 июля того года. И какое же решение? – Согласно мнению тайной канцелярии, на рассмотрение которой препровождено было синодом дело о протопопе, определялось: «обнажа его, протопопа, священства, отослать в Иркутск (он уже там был скованный более двух лет) к гражданскому суду, где учинить ему за оную важную вину наказание кнутом и отослать в ссылку в надлежащее место, не отписываясь за дальностью расстояния в Петербург. Но буде, по расспросе, окажется какое злое его, протопопа намерение, то, по обнажении его священства, отослать еще в гражданский суд к розыску». Расследование не открыло злого намерения в поступке злополучного протопопа; тем не менее, он, в силу прописанного решения, был лишен священного сана, бит кнутом и отправлен в ссылку – куда – неизвестно. В ссылке он находился до 1741 г.; тогда со вступлением на престол Елизаветы Петровны, объявлена была милость всем впавшим в преступление вин. Протопопу велено было возвратить прежний сан и прежнее место. Пришлось ли воспользоваться ему милостью благосердной монархини, или же он не дожил до дней общей радости всех, подобных ему, страдальцев, об этом не находим никаких указаний. Вернее всего, измученный пытками, кнутами и ссылкой, бедный старик не в силах был пережить своего горя. От него остался сын Сергей, который в последствии был священником при китойской Христорождественской церкви.
Когда в октябре 1733 г. прибыл в Иркутск преосвященный Иннокентий Нерунович, илимские прихожане, соболезнуя о печальной участи, постигшей протопопа Ивана Петрова, обратились к архипастырю с просьбой возвратить им любимого ими пастыря, который, по словам их, всегда и везде по службе церковной и исправлению треб примерно был исправен и находился у них от лет древних. Владыка, конечно, не мог удовлетворить желания просителей, а ответил им присылкой на место протопопа священника Федора Сидоровича Шастина, служившего пред тем в кудинском приходе. Замечательная история этого священника стоит того, чтобы на ней немного приостановиться. Происхождение его остается для нас неизвестным. В 1717 г. он вошел в письменное соглашение с прихожанами Идинского острога относительно избрания его на должность приходского священника. Прихожане обязывались обеспечить его определенными взносами за требоисправления, а он в свою очередь, обещался быть у них в добром с ними согласии, никакими над ними коварства не взыскивать. Заручившись договорными документами Шастин в том же году отправился в Тобольск за посвящением во священника. Там его встретила неудача: митрополит был в отсутствии. Это однако же не остановило настойчивого искателя священства. Он направился в Вятку, где и был рукоположен архиепископом Алексием. На обратном пути митрополит Филофей снабдил его желанной грамотой. По возвращении в Идинский острог его встретила другая неудача, более серьезная. Находившийся при идинской церкви престарелый и болезненный священник Симеон предъявил протест управляющему Вознесенским монастырем архимандриту Мисанду. Следствием этого было то, что священник Шастин не достигший вполне желанной цели, вынужден был искать другого места. Его определяют сначала на озеро Косогол, потом в Урик, вскоре затем опять в Манзурку. Когда пронесся слух о намерении быть в Иркутске митрополита Филофея, священник Шастин снова был перемещен к идинской церкви. С отъездом же владыки, по настоянию того священника Симеона, бедный Шастин невольно перемещается ко вновь строившейся Барлукской церкви. Вскоре Симеон умирает; Шастин предъявляет свои права на его место. Но тут опять таки его желанию не суждено было исполниться. Протопопом ему на этот раз становится зять его, вновь рукоположенный священник Григорий Смагин, который запасшись грамотой от митрополита Антония в 1724 г., делается законным приемником умершего Симеона. А ШАстин, по силе той же грамоты переводится в Усолье. Вскоре после того прихожане Кудинской слободы ходатайствовали пред святителем Иннокентием о назначении священника Шастина, который и оставался в Куде до тех пор пока не получил назначения в Илимск. Не долго однако и здесь пришлось пробыть о. Федору. Илимцы горько жаловались на него преосвященному и просили заменить его другим достойным лицом. В это время в Илимске, в ожидании вторичной экспедиции на восток Беринга, находилось несколько ссылаемым правительством в Охотский острог российских священников с семействами. Илимцы воспользовавшись этим случаем просили снова преосвященного одного их них, священника Михаила Трифонова оставить у них вместо Шастина. Трифонов и от себя просил о том преосвященного. Но так как по справке из провинциальной канцелярии оказалось, чо относительно священника Трифонова нигде не сказано. Что он ссылается в Охотский острог без лишения священства, то просители не могли получить желаемого удовлетворения. Затем, последовала от прихожан новая просьба об определении к ним другого из пересыльных священников – Ефрема Иванова. Просьба эта была уважена. Таким образом, Ефрем заменил для илимцев несчастного протопопа, а Шастин по вдовству взят был в монастырь и пострижен под именем Феоктиста. Из указа Св. Синода от 11 сентября 1733 г. видно, что священник Ефрем Иванов состоял на службе при петербургской Предтеченской церкви, наказан за важные вины плетьми нещадно, но священства не лишен, что он, преосвященный, может посылать его в священнослужение по своему благорассуждению.
В декабре 1734 в Илимск доставлена была партия колодниц, состоявшая из двенадцати расстриг раскольничьих монахинь. Всех их, по определению следственной о раскольниках комиссии, предписывалось заключить в илимский девичий монастырь, с тем чтобы их из монастыря никуда и никогда не выпускать и писем ни к кому писать не давать и даже видеться им между собой не позволять. Все колодницы наказаны были кнутом. Очевидно, правительство было введено в заблуждение относительно существования девичьего монастыря в Илимске: там его никогда не было. Что же было делать с колодницами? Ничего, конечно, не оставалось, как только разместить их по квартирам илимских обывателей. Известный нам священник Ефрем Иванов писал к преосвященному, что раскольнические старицы не все стары и что есть опасение за их нравственность, и даже наглядные приметы. В свою очередь и сами колодницы слезно молили преосвященного, чтобы он сжалился над ними и поместил их в иркутскую женскую обитель, что волочиться им между мирянами на квартирах тяжело. Преосвященный, хотя и не имел еще дозволения на перемену местожительства раскольниц, тем не менее, вынудился согласиться на их просьбу, и колодницы вывезены из Илимска.
В 1734 илимский диакон Алексей Семенов Шангин преосвященным Иннокентием Неруновичем посвящен был во священника к иркутской Прокопьевской церкви, с назначением на должность поповского старосты, а затем и члена консистории.
В 1740 г. в Илимске исправлял должность причетника казанского Преображенского монастыря архимандрит Питирим, под именем расстриги Петра. Жать, что мы не знаем истории этого архимандрита. Наверное, и он тоже жертва бироновщины.
Летом 1743 г. через Илимск проследовала часть отправленной тогда из Петербурга под начальством архимандрита Хотунцевского камчатской миссии. Сам же Хотунцевский проследовал через Иркутск.
В 1748 г. Иркутская консистория, на требование Св. Синодом сведений относительно расстояния кабаков и винных подвалов от храмов Божьих по епархии, доносила туда между прочим, что в илимском ведомстве, в самом городе Илимске соборная церковь окружена винным подвалом и кабаком.
В 1766 г. священником и вместе закащиком в Илимске был Василий Иоаннов.
Этим пока мы и заканчиваем свой очерк.
Священник М. Сизой.
5 декабря 1882 года
Опубликовано 5 февраля 1883 года.