Заштатный город Илимск, его древние памятники. Часть 2.
(Историко-археологический очерк).
В версте от г. Илимска, на месте заложения первоначального острога, стоит другой храм – Введенский, столь же древний, как и Казанский. Построение его клировые ведомости относят к 1696 г. Между слободскими жителями-мещанамидо сих пор упорно сохраняется предание, что храм этот древнее Казанского, что он построен в царствование Алексея Михайловича, при митрополите Корнилее, о чем, как будто в прежнее время свидетельствовала надпись, находившаяся на доске в одной из верхних частей храма, но в настоящее время уже не существующая. Не знаем, насколько справедлив этот слух, но только некоторые памятники, сохранившиеся при храме, дают основание не соглашаться с указанием клировых ведомостей. Имеем в виду деревянный крест и таковой же при нем подсвечник (описание их представлено ниже). Как на том, так на другом изображен год их построения – именно 7193 от сотворения мира; следовательно год этот в принятом летоисчислении соответствует 1685. При этом надобно иметь в виду еще то обстоятельство, что памятники эти, как не составляющие необходимой церковной утвари могли быть сделаны несколько лет спустя после построения храма. Стало быть предание относительно времени построения храма имеет за себя некоторую достоверность. Если храм построен не при жизни тоболького митрополита Корнилия, умершего, как известно в 1678 г. то, во всяком случае, по его благословению, вскоре после его смерти, но никак не позднее 1685 г. некто г. Ровинский в своей статье, помещенной в ноябрьской книжке «Известия восточно-сибирского отдела географического общества» за 1872 г. под названием между Ангарой и Леной», касаясь несколько истории илимских храмов, описываемый храм признает самым древним из существующих там и построение его относит к 1673 г. Мы не знаем, чем руководствовался автор означенной статьи при определении времени построения указанного храма; но не может не признать, что указание сделанное им, гораздо ближе к истине, чем такое же указание клировых ведомостей. Введенский храм, по своему внешнему виду, мало чем отличается от Казанского: также просто сложен из толстого леса, также крыт на два ската, как это обыкновенно замечается и в настоящее время в постройке крестьянских изб. Наружные стены храма, в особенности те, которые обращены к солнцу, от времени приняли темно-желтый цвет, а местами совершенно потемнели. Храм до сих пор стоит не обшитый тесом. По размерам своим он далеко обширнее и выше казанского храма: в длину он имеет около 5 саж. в ширину 4 саж. нет особой пристройки под помещение алтарей. Они находятся в одном и том же корпусе с собственно – церковной, конечно, в восточной его половине. Но за то, с западной стороны храма, во всю ширину его, устроена дощатая, крытая галерея, заменяющая собой нынешнюю паперть. Вход в галерею открывает довольно длинная узкая лестница, один конец которой утвержден на земле, а другой, на высоте нескольких аршин от нее, соединяется с самой галереей. С обеих сторон лестницы укреплены деревянные перила. Над лестницей, на подобие балдахина, возвышается тесовая крыша, имеющая в соответствии лестнице, наклонное положение. Внутри храм, также как и Казанский, разделен на три части: трапезу, собственно церковь и алтарь. Трапеза составляет западную часть храма; от следующей части она отделяется капитальной стеной, с прорубленными в ней дверьми по средине, со значительными на подобие окон отверстиями по сторонам. В настоящее время трапеза имеет совсем другой вид, чем прежде. Находящаяся в ней печь устроена была иначе, нежели как теперь: она помещалась над полом и совсем не имела трубы. Во время топки весь дым шел в трапезу, и только потом, в прирубленное в верхней части стены окно, мало-помалу выходил наружу. Такой способ топки, от осаждавшейся на стены и потолок трапезы сажи, делал их совершенно черными – лоснящимися. Во избежание прохода дыма во внутренние отделения храма, имевшиеся в поперечной стене двери и окна, во время топки, наглухо закрывались. Когда, по окончании топки, дыма не оставалось в трапезе – куталась печка, открывались двери и окна; таким образом, нагревались остальные части храма. Окна эти имели еще другое удобство: находящимся в трапезе во время богослужения богомольцам давали возможность видеть свящедействующих, слышать их чтение и пение на клиросе. Собственно церковь не представляет ничего оригинального. Заслуживают внимания находящиеся здесь у клировсов массивные деревянные кресты с сделанными на них надписями. Кресты эти осьмиконечные, до двух сажень в вышину. На кресте утвержденном за правым клиросом на лицевой стороне написано изображение распятия Христа Спасителя, а на противоположной – Архангела Гавриила и Божьей Матери, с надписью: святый ангел хранитель человеков. Пред крестом стоит выкрашенный узорами деревянный же подсвечник; на нем надпись: 7193 г. февраля в 20 день. Крест находящийся за левым клиросом, имеет почти такое же изображение распятия, как и первый; на стороне его, обращенной к иконостасу, значится следующая надпись: 1683 апреля « » в день поставил сей святый и животворящий крест Господен стольник и воевода Илья Андреевич Змеов. Иконостас недавней работы, крашенный, от старого в нем ничего не сохранилось. В восточной части здания, как уже упомянуто было, без особой к главному корпусу пристройки, помещаются два алтаря. Размеры того и другого совершенно одинаковы. Один из них устроен во имя Введения во храм Пресвятой Девы, другой – во имя святителя чудотворца Николая. Поэтому и храм имеет два, стоящие рядом вблизи один от другого, купола, совершенно одинаковые с описанным куполом на Казанском храме. В прежнее время на куполах кресты укреплены были деревянные, обитые жестью, сохранившиеся при храме доселе. В настоящее время их заменяют железные позлащенные. Как на особенность храма, нужно еще указать на форму церковных окон за исключением немногих, имеющих обыкновенных вид, все остальные очень малых размеров и без рам, а извнутри прямо закрываются выдвижной доской. Здесь такие окна носят название волоковых. Храм обнесен небольшой оградой, в которой, по словам известного Щукина, автора «Поездки в Якутск», похоронен знаменитый амурский деятель Хабаров.
В 1707 г., в пяти верстах выше Илимска, на том же правом берегу Илима, устроен был четвертый храм во имя Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Храм этот, как и предыдущие, сохранился до нас в первобытном своем виде. Не понятно только, какие побуждения руководили строителями при выборе места под него. Он стоит совершенно одиноко, почти со всех сторон окруженный вековым лесом и чащей. Поселения нет и следа. Народная молва приписывает построение этого храма каким-то таинственным путникам, вышедшим с Лены. Путники эти, незнакомые будто бы, с волоком, при следовании на Илим, сбившись с дороги, долго бродили по тайге и, наконец, дали обещание, на том месте, где они выйдут, построить деревянную церковь. Далее, та же молва передает, что блудившие в лесу путешественники, по выходу из него, до того простерли свое усердие к исполнению обета, что единодушно решили устроить обещанный храм собственными силами, и вот они сами валят лес, сами носят бревна к месту его закладки. Более правдивости, кажется, имеет за себя следующее предположение, объясняющее повод к построению храма. Вблизи этого храма находится значительное количество хлебопахотной и сенокосной земли, искони принадлежащей илимскому причту. Отчего и сама местность до сих пор носит название Поповской заимки. При скудном обеспечении причта от прихода, каковое было в старое время, духовенству ничего более не оставалось, как только вплотную самому заняться хозяйством, в особенности хлебопашеством. Благо – земли было достаточно. И вот члены илимского причта, совместно с своими домочадцами, ежегодно в известное время кочуют на заимку и проводят там в жаркой работе чуть не целое лето. Почему, при этих условиях своего быта, не могло в духовенстве родиться мысли о построении на своей заимке храма? Высказанное предположение тем более имеет здесь место, что оно обозначает, между прочим, причину отсутствия в церкви печи; надо полагать, что церковь предназначалась исключительно для летнего богослужения. По стилю своему Предтеченский храм одинаков с описанными Казанским и Введенским. Поэтому, во избежание повторений, мы ограничимся описанием только его особенностей. Первое, что обращает на себя внимание – это крытый ход (галерея), опоясывающий церковь (паперти, трапезы нет) с трех сторон: южной, западной и северной. Ход утверждается на особых столбах, на высоте двух арш. от земли. С южной и северной стороны он доходит до самого алтаря и им замыкается. Главный вход в церковь, по обыкновению, с западной стороны, с такой же лестницей, какую видели при Введенском храме. Кроме главного входа есть еще боковой ход, с северной стороны, он ведет в церковь непосредственно с галереи. Клирос в церкви один – правый. У клироса на пьедестале утверждено резное изображение на кресте Христа Спасителя, с таковыми же изображениями по сторонам Божьей Матери и евангелиста Иоанна. Иконостас самой простой работы, незатейливо сколоченный из досок и балок, на которых также просто укреплены местные иконы, писанные на холсте. Из икон останавливают на себе внимание – икона Спасителя по правую сторону царских врат и икона Божьей Матери по левую. Та и другая древней живописи, весьма схожей с нынешней, так называемой, суздальской. На св. престоле до сих пор сохраняется деревянная дарохранительница, с несколькими помещениями, крашенная. Как в алтаре пред св. престолом, так и в самой церкви пред местными иконами все подсвечники деревянные, сохранившиеся, наверно, с самого построения храма. Храм освещается семью небольшими окнами, в которые, вместо стекол, вделана слюда. Венчающий церковь купол, с утвержденным на нем крестом, устроен совершенно также, как и у предыдущих храмов. Для совершения божественной литургии при храме имеется св. антиминс, священнодействованный митрополитом тобольским Филофеем в 1704 г. Поэтому и основание самого храма нужно отнести, вопреки указанию клировых ведомостей, по крайней мере, к тому же времени.
Придерживаясь хронологического порядка во времени построения илимских церквей, мы должны будем теперь остановиться на описании Спасского храма, построенного вместо истребленного пожаром первого соборного в то же наименование. Время построении его клировые ведомости относят к 1787 г. нет сомнения, что необходимость в этом последнем храме, при существовании других, вызывалась крайней теснотой последних и удаленностью одних из них от города. Место под Спасский храм избрано было вблизи того, на котором стоял собор, немного к западу от него. Архитектура храма представляет сочетание особенностей описанных храмов с характером нынешних и составляет как бы что-то среднее между старыми и нынешними храмами, или, вернее, переход от первых к последним. Во внешнем же, однако, его виде современный стиль, можно сказать, преобладает. Он выразился здесь в значительности размеров храма, в высоте его, в куполообразной крыше и в четырех куполах, устроенных вполне по современному: один из них, стоящий под самой церковью, далеко высится над остальными куполами, устроенными над алтарями; тогда как характеристической чертой в устройстве куполов старого времени, как это мы видели, является постановка их на одной и той же плоскости, вблизи один от другого. Настоящий храм двухэтажный. Нижний этаж предназначен для зимнего богослужения, верхний для летнего, потому в последнем совсем нет печи. В нижнем этаже строго удержано деление древних храмов на трапезу, церковь и алтарь. При входе в первое отделение останавливают на себе внимание идущие во всю длину трапезы два ряда колон, укрепляющих потолок и ряды длинных для молящихся скамей, расположенных около стен и правого ряда колон. Трапеза отделяется от церкви собственно капитальной стеной, с теми же ее особенностями, какие указаны при описании Введенского храма. В церкви обращают на себя внимание стоящая за левым клиросом, в особо устроенном иконостасе, икона Казанской Божьей Матери. Надо полагать, она сохранилась от сгоревшего храма, очень древней живописи и необыкновенных размеров. В алтаре находятся два св. престола: по правую сторону во имя Рождества Пресвятой Богородицы, по левую во имя Алексия человека Божьего. В верхний этаж храма ведет довольно широкая лестница, находящаяся в пристроенной в зданию паперти, имеющей, принаровительно ко храму, также два отделения – нижнее и верхнее. Последнее из них имеет по сторонам два открытых выхода на устроенные вдоль внешних северной и южной сторон верхнего храма открытые ходы, идущие вдоль до алтаря. Ходы довольно узки и укреплены на высоких столбах, утвержденных на земле. Назначение ходов непонятно. Верхний этаж не имеет такого деления, как нижний: он заключает в себе, подобно нынешним храмам, только церковь и алтарь. Потолок и все стены церкви, покрыты изображениями из библейских сказаний. Стенную живопись можно разделить на четыре равных яруса. В первом из них, считая сверху, изображены события из райской жизни Адама и Евы, во втором – события из последних дней жизни Спасителя, в третьем – сказания из истории ветхозаветной, следовавшие после потопа, в четвертом и последнем представлено в изображениях учение И. Христа, сказанное в причтах, о блудном сыне, милосердном самарянине и о семени сеятеле. Последнее изображение, по словам очевидца, подверглось строгой цензуре бывшего священника о. Попова. Об этом обстоятельстве передают так: ожидался приезд в Илимск преосвященного Михаила II, священник Попов, почему-то находя помянутое изображение не вполне соответствующим цели и месту, сделал распоряжение об уничтожении его, что и было приведено в исполнение. Что о. Попову показалось тут неприличным, неизвестно. Сказывают, что на картине вместе с святителем изображен был дьявол, разбрасывающий плевелы, — вот он-то, надо полагать, и соблазнял священника. Украшение храма произведено был она средства местного купца Авима Козлова, о чем свидетельствует надпись на южной стене алтаря. Вот эта надпись: «росписано в храме сем усердием купца Авима Козлова с сыном 1815 г. писал А.С.» Из икон замечательны здесь: 1) икона казанской Божьей Матери, в медной ризе, стоящая за правым клиросом, в особом кивоте, весьма широких размеров, 2) Нерокотворенного Спаса, в серебряной ризе, сделанной в 1799 г., находится в общем иконостасе по правую сторону царских врат, тоже значительных размеров. Обе эти иконы старинной живописи, и едва ли не уцелели еще с первого собрного храма. Алтарь обыкновенный, с св. престолом во имя Нерукотворенного Спаса. Колокольня стоит отдельно от храма, с юго-западной стороны его (все описанные нами церкви г. Илимска отличаются крайней бедностью, за исключением главной – Спасской, все они не имеют, ни утвари, ни ризницы; о вещах ценных и помину нет). Ровинский в своей, упомянутой уже нами, статье, касается несколько наших церквей, поразивших его своей бедностью и не сохранивших нам ничего ценного от времен древних, не допускает мысли, чтобы во времена оны, в период важного значения города, не делаемы были приклады людьми сильными и богатыми. Отсюда естественно приходим к убеждению, что богатства эти расхищены были корыстолюбивым духовенством старого доброго времени. В подтверждение своего предположения кладем факт похищения ценных икон одним архимандритом киренского монастыря. Предоставляем читателям судить самим, насколько основательны обобщения и выводы г. Ровинского. Мы же, в свою очередь, не прочь от части и согласиться с ним. Достаточно припомнить громкие в этом отношении имена Платковских, Лебратовских, Феованов, чтобы прикусить язык в ответ на представляемое обвинение. Среди илимских прихожан и теперь не редко можно слышать рассказы о том, как один из власть имущих до того, назад тому несколько десятков лет, простер свое печалование о благосостоянии одной из ленский церквей, что приказал с илимской колокольни снять два колокола и отправить их в упомянутую церковь за несколько сот верст. Где, при таких порядках, гарантия неприкосновенности церковного имущества? Если такое бесконтрольное хозяйничанье в церковном достоянии происходило, можно сказать, на наших глазах, то что было назад тому лет полтораста и более?...
Переходим к описанию башен-часовен. До настоящего времени уцелели только две башни; первоначально их было четыре. Они служили сторожевым и оборонительным пунктом от нападений тунгусов, и в тоже время для казаков-завоевателей и первых промышленных людей были местом общественной молитвы. Поэтому само устройство башен принаровлено было к двоякому их назначению. Обе существующие башни четырехугольные, имеющие в основании своем в длину и ширину до трех с небольшим сажень. Мы берем для нашего описания ту из них, которая сохранилась до нас в своем первобытном виде, именно башню Спасскую. Она имеет четыре этажа. Неизвестно, какое назначение имел нижний этаж. Можно думать, что он заменял нашу прихожую. В него ведут двое довольно высоких дверей: одна из них – восточная – вела в свое время в крепость, и друга западная дверь – за черту той крепости. Во второй этаж ведет лестница, утвержденная прямо на земле первого отделения. По ней входите в довольно обширное помещение, находящееся от земли на высоте трех сажень. С восточной и западной сторон этого помещения, во всю ширину башни, на особых выдавшихся от нее наружу балках, независимо от самой башни, сделаны пристройки, крытые сверху и по сторонам тесом. А с лицевой стороны имеющие открытые окна. Вот эти-то пристройки и служили местом удовлетворения религиозных потребностей набожного русского населения илиского острога. В них до сих пор сохраняются месточтимые иконы Спаса Нерукотворенного, св. Николая и др.; отчего и сами башни носят названия Спасской, Никольской и др. Жители г. Илимска и теперь усердно чествуют находящиеся в башнях иконы. При осмотре башен я имел приятный случай убедиться в этом: пред иконой Николая чудотворца, находящейся в Никольской башне, в простом, сделанном из дерева и неокрашенном даже подсвечнике, стояло несколько обожженных свечек из белого воска, очевидно было, что горожане все еще не забывают подражать доброму примеру своих славных прадедов. Не могу здесь не высказать предположения, что появление башен-часовен во всяком случае предшествовало построению храмов. На первых порах, когда еще не могло быть лагоприятных условий к мирному образу жизни казаков и промышленного люда, когда каждый шаг их заставлял призадуматься о своей безопасности, — им, в особенности при отсутствии средств, нельзя, конечно, было и думать о построении храмов, а между тем набожность их, их религиозное чувство требовали себе удовлетворения. Вот и явилась счастливая мысль у них, при построении башен – этих операционных пунктов, озаботится о другой высшей, духовной цели, приноровить эти здания, между прочим, и к удовлетворению чисто-религиозных потребностей, вот и явились башни-часовни, с названиями, какие обыкновенно усваиваются храмам в память тех святых, во имя которых они основаны. Затем, когда уже время опасности миновало, когда уже население успело ориентироваться, уже начало владеть кое-какими средствами, явилась, без сомнения, мысль и о построении храмов, которые, кстати сказать, основаны были на память о тех именно святых, именам которых ранее сего посвящались башни. Со второго этажа башни лестница ведет в третий. Здесь сразу бросается в глаза особенность, которая, с достоверностью можно полгать, обуславливалась чисто-стратегическими соображениями опытных в схватках с дикарями казаков. Особенность эта заключается в том, что на высоте около полутора аршин от пола венцы бревен клались как обыкновенно, выступов в стороны, увеличивающих объем башни, или уменьшающих его, не допускалось, а тут вдруг, противно правилам строительного искусства, венцы из бревен увеличиваются, образуя значительные со сторон выступы; от чего образовались до пол аршина в ширину щели, дозволяющие наблюдать человеку, не рискующему быть замеченным с земли, все, что только может происходить у основания башни. Расчет, повторяем чисто стратегический и основан, по нашему соображению, на том, чтобы, в случае нападения неприятеля и оцепления им башни, была полная возможность вести более или менее правильную оборону, не подвергаясь в тоже время опасности попасть на стрелу нападающего. Кроме щелей в описываемом этаже находятся еще другое отверстия разных величин, отчасти, как кажется, для наблюдения за ходом действий неприятеля, отчасти для удобства вести оборону против него огнестрельным оружием. Находящаяся здесь третья лестница приводит в самое верхнее, очень не большое помещение. Здесь из окон, прорубленных во всех четырех стенах, открывается весь город и окрестность его в полном виде. Не остается сомнения, что будка эта служила в свое время сторожевым пунктом, откуда обозревалась окрестность сторожившими тут солдатами и, в случае опасности, сейчас же давалось ими знать о том укрывавшимся в стенах башни казакам, для принятия мер, предупреждающих опасность. Башню и доселе венчает весьма искусно сделанных из дерева российский двуглавый орел.
Опубликовано 29 января 1883 года.