Алтайские калмыки. Часть 3.
Калмык от природы мечтатель и своеобразный поэт, любит Алтай, как свою родину; побывав несколько времени по делам в городе, он возвращается оттуда молча, но лишь только въедет в горы, начинает поэтизировать и петь, что «он был в городе, обделал такие то дела, теперь возвращается в родимый край и радуется этому». Вообще, пасет ли он стада, или едет верхом по какому либо делу, взглянет на гору и запоет: «Гора высокая, на тебе растет зеленый лес, в лесу бродит пушной зверь». Посмотрит на реку и опять поет: «Быстра реченька, ты течешь в дальнюю сторону, незнакомую», и т.п. Привязанность калмыка к родине своей – чувство естественное: горы и скот ему дороже всего, там он хозяин; там ему живется привольнее и дышится свободнее. Заговорив о привязанности к родине, нелишне будет по поводу этого сказать несколько слов и о русских. Однажды случилось бухтарминсткому крестьянину заехать в деревни, расположенные на Чарышских степях; он был очень не доволен местностью и отзывался, что «тут однообразие, нет ни одной горки, а у нас (в Бухтарме) куда ни взглянешь везде горы, одна другой выше». Наоборот завезен был случайно в Бухтарминский край чарышский крестьянин; этот остался тоже недоволен, им и говорил, что «это за край, куда не взглянешь везде горы, ничего не видать, а у нас (на Чарыше) во всех сторонах необозримая даль и как будто дышится».
На праздниках и свадьбах калмыки также поют песни; сказки у них сказываются под балалайку, нараспев и в рифму; но не зная калмыцкого языка и не имея хорошего переводчика, эти песни и сказки понять трудно. Преданий у калмыков никаких нет. Калмык знает лишь, то время, в которое он живет, а что было при жизни его деда, или даже отца, он не знает; сохранилась однако о подданстве из России следующая легенда: Слишком сто лет тому назад у них был свой князь, состоящий в зависимости от Китая, которому калмыки и платили дань (вероятность этой зависимости подтверждается тем, что калмыки, как и китайцы, до сих пор бреют на голове волосы, оставляя на макушке заплетенную косу; соседи же их кузнецкие инородцы волосы подстригают в скобку, как и русские крестьяне). Последний князь был зятем китайского императора, но возгордившись перед тестем и сердясь за что-то на жену, перестал платить дань. Тогда разгневанный император отправил к зятю послов и заказал, чтобы он немедленно или уплатил дань, или явился к богдыхану сам с дочерью. Такой приказ, вероятно, сделан был с целью дочь отобрать, а зятя наказать. Но князь Алтая видно был не прост; он, приостановив послов, обрезал у жены грудь, велел мясо запечь в пирог и, отослал его к тестю, как гостинец, сказал послам, что Китай более от него ничего не получит. Оскорбленный такой жестокостью зятя, император послал на Алтай сильное войско. Трусливые калмыки, побросали свои стада, бежали куда попало. Случилось однажды так, что они, скрывались в горах, собрались на какой-то белок или сопку, и здесь китайское войско настигло их. Удобного спуска с белка не нашлось и калмыки, давя передних, спихивали их с каменистого утеса в пропасть. Таким образом погибло несколько тысяч калмыков; погиб вместе с ними и князь. Китайцы, забрав в добычу скот и проч., возвратились восвояси. После этого калмыки, боялись подобных нападений и на будущее время, просили Россию принять их в свое подданство. В это время, в России была кысикаак, т.е. девка-царь. Этим именем они называют Екатерину Великую и когда подскажут им: «Екатерина», они с радостью повторяют ее имя, говоря: чинь, чинь (правда, правда).
Одежду, как у мужчин, так и у женщин, — составляет шуба, носимая зимой и летом. Хотя некоторые калмыки и имеют черные зипуны, в роде простой тальмы, с отброшенным красным, стеганным воротником, называемые здесь чекменями, но они надеваются лишь в ненастное время, для предохранения шубы от дождя и снега; с шубой же не расстаются и в знойное лето, и в зимний трескучий мороз. Эти шубы большей частью бараньи и нагольные; есть, впрочем, и дорогих мехов: лисьи, горностаевые, и др., покрытые дорогими же китайскими материями, так что у много богатого калмыка такая шуба стоит около трехсот рублей. Замужние женщины шьют и надевают сверх шубы сарафаны, без рукавов, из разных материй, называемые чигибек. Рубахи у мужчин и женщин спереди не зашиваются; кальсоны синие, дабиные. Женщины носят их обязательно, и, как рубахи, так и кальсоны, не моют до тех пор, пока не износят. На ногах летом кажанные, а зимой из звериных лап кысы (род бутылов с острыми носками), на головах шапки острые и загнутые вперед, с лентами позади. Других кроек платья, равно и рукавиц, калмыки не носят. Упряжи для лошадей никакой нет, а все необходимое возят они вьючными лошадями, даже дрова таскают под стременем, арканом. Седла своей работы, и стоят не дороже пяти рублей со всем прибором. Калмык – не щеголь, в пище неразборчив и не охотник до лакомства. Богатые едят постоянно мясо и из ячменя делают талкан, который пьют с чаем, как в накладку сахар. Талкан, — все равно что мука, только ячмень они не имеют, а просто толкут в деревянных ступах. Чай пьют без исключения все богатые и бедняки и пьют много. Чай и трубка у них первое угощение. Когда придут в юрту, или встретятся дорогой, калмыки непременно угостятся сначала закуренной трубкой, а потом уже начинают говорить о деле. Бывает, что если на праздниках, или сборах, съедутся до ста человек, то, не разбирая звания зайсан ли, богатый или бедный, или даже подсудимый, по обычаю, сначала все угостятся трубками. Юрты для жилья делаются так: ставят жерди конусом и покрывают их – состоятельные кошмами, а бедные древесной корой; вверху оставляется отверстие, для выхода дыма, так как посреди юрты теплится постоянно огонь.
Убийств намеренных нет, а бывают они, и то редко, при ссорах; грабежей и других важных преступлений тоже нет, зато часто случаются кражи лошадей. Нередко бывает так: калмык, укравши лошадь, назавтра же сознается хозяину, что украсть ему велел шаман, так как лошадь такой масти требовалась для принесения в жертву. Тогда этот проступок укравшему прощается, не смотря на то что под таким предлогом бывает и действительное воровство.
Как в кражах, так и в других маловажных проступках, дела калмыков решаются по своим обычаем и решения их постановляются безапелляционно. Заявивший претензию, или жалобу должен рассказать судьям (общественникам) все обстоятельства подробно и объяснить доказательства; затем, спрашивается ответчик, иногда не по порядку, для того, не мешается ли обвиняемый в показаниях; далее призывают свидетелей и, если есть вещественные доказательства, приглашают экспертов. После спроса всех начинается разбирательство дела и потом постановляется приговор, который тотчас приводится в исполнение: не успеет еще писарь написать этого решения, виновного уже порят розгами. Так делается потому, что ежели после разбирательств пропустить час времени, то истец, по врожденной жалости, вновь будет просить, чтобы уменьшить наказание ответчику, или простить его вовсе.
У калмыков нет никакой грамотности, поэтому они, если потребуется подписать какую бумагу, берут перо и, вместо рукоприкладства, чертит им тангу в виде лука с наложенной на тетиву стрелой, или изображение луны и т.п.; таких изображений насчитывается до семи. Принявшие православие калмыки ставят кресты. Дети их обучаются по русским буквам в миссионерских учебных заведениях. В 1885 года, как мы видим из отчета за этот год, в пределах миссии было 25 училищ, в которых детей обоего пола, выключая 106, обучавшихся в Кузнецком округе и Киргизской степи, было собственно в бийском Алтае 489 человек. Училища содержатся на средства миссии. Кроме центрального училища в Улале, есть в Бийске училище катехизаторское. На алтайском наречии миссией напечатаны различные книги, например, о житии Св. отцов и проч.
Выборы зайсанов, димичей, шуленгов и аргамаков, наем писарей и оспенника, подряд ямской гоньбы и проч. производится обществом. Ранее зайсаны были родовые или наследственные и, пользуясь правом несменяемости, мошенничали сами, или укрывали мошенников; поэтому, с распоряжения начальства, зайсаны стали служить по выборам обществ на трехлетие, и их переименовали родовыми старостами. На эти выборы ни исправники, ни заседатели не имеют никакого влияния. Преимущество в выборах отдается крещенному.
Ясачная подать и прочие повинности платятся в казну, в размере 2 р. с души; общественных расходов, как то: на писаря, оспенника и содержание калмыков во время больших сборов издерживается около одного рубля; за ямскую гоньбу плата бывает не ровна: в одном месте немного более рубля, а в другом и до трех рублей. Неравенство это происходит от того, что калмыки кочуют около одной станции в большом количестве, а около другой в меньшем. Ямщикам (по-калмыцки, сотникам) платится также не ровно, потому что это чисто зависит от состоятельности родов старост, при которых находятся сотники. Например, в прошлом 1886 году, в 3 и 4-й дючинах, на 40 верстах, устроены были две станции; старосты, взяв гоньбу за себя, собрали с калмыков по 3 р. с души. Во 2-й же дючине, к отправке гоньбы, с земскими квартирами на четырех станциях и на протяжении двух сот верст, заподряжен был русский ямщик и платилось с души ровно по 1 руб. 50 копеек.
Бийск
Ф.Б.
Опубликовано 12 июля 1887 года.