О чудских городках и чудских копях в Минусинском крае. Часть 3.

Эти же могилы, небогатые дорогими металлами в сравнении с курганами тобольскими, иртышскими и обскими, служат также верными свидетелями того, что древние обитатели здешнего края не так богаты были золотом и серебром, как алтайцы и барабинцы, обитавшие у богатейшего в сравнении с Саянскими горами Алтая. Здесь напр. на Змеиногорском руднике, даже при разработке его русскими, самородного серебра, по преданию, было еще так много, что несколько работников употреблялось для того только, чтобы отбирать его простыми руками, и даже поставлялось в обязанность каждому из них набрать в сутки рукавицу чистого серебра. В течении 90 лет (1744-1835 г.), после вековой разработки рудников в Алтайских горах с глубокой древности, в период первоначального развития здесь русской горной промышленности, алтайскими рудниками доставлено 69,708 пудов серебра и 1900 п. золота, и большая половина этого количества приходится за это время на долю Змеиногорского, именно: 36,912 п. серебра и 1000 п. золота.

На основании сказанного, кажется, с достоверностью можно утверждать, что здешние древние обитатели, оставившие памятники своего горного промысла в копях, плавильнях, шлаках и разных подделках, занимались главным образом разработкой и выплавкой богатых медных руд; механическим способом добывали отчасти золото и серебро: но не вовсе безызвестна им была и обработка железа. Какие и с каким искусством они выделывали вещи из этих разных металлов, — увидим в последствии, при обозрении результатов раскопки древних могил. А здесь, в заключении обозрения чудских копей, скажем еще об искусстве древних соединять в известных пропорциях разные металлы для выделки из них разных вещей.

Мы выше видели, что, по мнению Палласа, здешние рудокопы для подделок не всегда употребляли чистую медь, а для крепости примешивали иногда в медь другие металлы, но какие и в каких пропорциях? – Для ответа на этот вопрос, воспользуемся исследованиями г. В. Струве, который подвергал химическому анализу несколько вещей, найденных здесь г. Радловым в 1863 г. при раскопке курганов на Усть-Еси, на левом берегу Абакана, в 15 вер. от р. Аскыза, на г. Уйтаг и при рр. Юсе и нижней Кии. Именно, г. Струве разлагал следующее присланные к нему предметы: по каталогу г. Радлова.

№98. Железный нож, на поверхности сильно пострадавший от ржавчины, длина 14 сантиметров, вес 45,5 граммов.

№ 142. Нож из красной меди, 13 сантим. длиной, в одном конце отверстие при ширине в 20 миллиметров, в другом конце ширина в 14 миллиметров. Вес 40 граммов.

№ 70. Нож, в разломе красного цвета, на поверхности потемневший вследствие окисления. На одном конце круглое отверстие. Длина 13 сантим., ширина 13 миллим., вес 23 грамма.

№ 34. Обломок ножа желто-красного цвета снаружи и в разломе, вес 9,5 грамм.

№ 39. Закругленный нож, в разломе желтоватый, снаружи потемневший от окиси; длина 16 сант., ширина 16 и 11 миллим., вес 42 грамма.

И № 139 Предмет наряда из бронзы особенного темного цвета, весьма твердый, но хрупкий. В разломе сплав мелкозернист и серого цвета, подобно, цвета серого чугуна. Вес 18,5 грамм. Относит. Вес 7,224.

Анализ их дал следующие результаты:

№ 98. Состоял из чистого железа (99,43 %), без примеси других металлов, с незначительным количеством только угля и кремния. В 5 других бронзовых древностях оказалось:

По мнению Г. Струве, № 142 оказывается состоящим из чистой меди, так как прочие количественно незначительные примеси должны считаться случайными. №№ 70, 34 и 39 суть настоящие бронзы, с самой не значительной естественной примесью железа. «Эти сплавы, говорит, конечно, оказываются различными от бронз с Алтая, исследованных Фр. Гебелем. Последние содержали более олова, именно, от 20 до 27 %, (а наши 6-10%); в тех же случаях, в которых их количество олова приближается к количеству олова в исследованных нами бронзах, видим мы эту намеренную примесь в сопровождении свинца, совершенно отсутствующего в наших сплавах. Что же касается до № 139, то он, состоя из сплава меди (89,70 %) и железа (9,10 %), с незначительной случайной примесью олова (0,63 %), представляется химику загадкой, заслуживающей особого внимания; потому что сплавы меди с железом в таких пропорциях не известны. Если на практике и употребляются сплавы меди с железом, последнее составляет в таком случае не более 0,9 % всего сплава; причем, кроме того, примешаны и цинк и олово и свинец. По значительному количеству железа, интересным представляется г. Струве нож, найденный на дне Женевского озера у Pierre a Niton близ Женевы. В нем, по разложении его Фалленбергом, оказалось:

— меди 87,97 %

— олова 8,66 %

— железа 3,37 %

Но в этом отношении особенно интересно приведенное г. Струве место из «Естественной истории» Плиния: «ваятель Аристонид, желая выразить на статуе Атамаса раскаяние, по низвержении им сына Леарха последовавшее за бешенством, смешал медь с железом, что бы ржавчиной его на блестящей меди лучше выразить краску стыда. Эта статуя доныне существует в Родосе. В этом городе есть и железный Геркулес, которого изваял Алкон, наведенный на мысль (употребить этот метал) терпением в трудах этого бога. «Этот одинокий факт отливки художественного предмета из сплава меди с железом, говорит г. Струве, мог бы показаться невероятным, что чувствовал и сам Плиций, сообщая его; и потому упомянул еще о другом факте, именно, о железной статуе Геркулеса. Весьма вероятно, что она была литая; потому что иначе трудно объяснить себе ее сооружение. – Что еще во времена Плиния предметы, составляли редкость, можно заключать из следующих его слов: «и в Риме в храме Марса-мстителя видим священные сосуды из железа». Без сомнения, эти сосуды составляли в то время редкость; потому что обратили на себя внимание автора «Естественной истории». – И так, заключает Струве, нам известны два народа, жившие вдали друг от друга, которые относительно знакомства и употребления сплавов меди с железом стояли на одинаковой степени развития и в этом отношении опередили даже наше время. Но и в другом отношении, говорит он, доисторические жители Енисейской губернии имеют связь с греками, именно, относительно составления бронзового сплава, назначавшегося для изготовления предметов, которые требовали большей твердости и крепости. У обоих народов сплавлялась медь с оловом и именно в пропорции 90 частей меди к 10 частям олова. Я считаю нужным, говорит Струве, обратить внимание на эти факты, но выводить из них заключения превышает мою задачу: предоставляю это специалистам историкам.

В дополнение к результатам анализа меди сделанного г. Струве, считаю не лишним присовокупить несколько замечаний Палласа о здешнем железе. В объяснение упадка Езагашского медно-железного завода купца Власьевского, он говорит: «при заводе была устроена домна для плавки найденной выше по Енисею железной руды, которая в верхних слоях хороша, но далее делалась медной, и потому ни для литья, ни для ковки не давала годной крицы. «Оттого здешнее железо пришло в столь худую славу, что почти совершенно прекратился сбыт его, который и без того был невелик по причине множества дешевого железа, выплавляемого сибирскими кузнецами в сыродушных горнах. Таким образом высокая печь и находящийся при ней литейный и фурновый дом сделались не нужными; потому что новой руды не открывалось». Интересно было бы узнать посредством анализа естественное количественное содержание меди в железе подобного рода, а также испытать нет ли в здешних рудах естественного соединения меди с железом, близкого к тому оригинальному их соединению, которое нашел г. Струве в здешних древних изделиях.

Еще одно замечание. По анализу г. Струве, в здешних сплавах свинца вовсе нет, а есть олово, иногда случайно попавшее (№ 139), между тем как в горах здешних свинец есть, а нет олова. Правда, по свидетельству Палласа, в одной шахте Карышского рудника находима была руда, похожая на оловянную; но эта олововидная руда, по точнейшему исследованию, оказалась настоящим железом. Если олова действительно нет ни здесь, ни по близости на Алтае, нет ни в чистом виде, ни в соединенных, то спрашивается: откуда здесь могли получать его и вообще как оно очутилось в сплавах здешних изделий? – основываясь на сведениях горного инженера Черниговцева об ононских оловянных приисках, Лерх предполагает, что «олово для находимых в Сибири древних орудий могло быть добываемо из ононских оловянных приисков в Иркутской губернии». Так как торговые политические сношения древних обитателей здешнего края со Средней Азией, как увидим яснее в последствии, не подлежат никакому сомнению; то предположение г. Лерха не заключает ничего невероятного: этим путем заходило сюда оружие, но могло заходить и само олово для подделок. Как бы то ни было, несомненным, кажется, должно признать то, что древним здесь небезызвестно было целесообразное соединение разных металлов для разного рода подделок.

Но им неизвестно было, кажется, более хитрое искусство отделить соединенные природные металлы. Мы не знаем, подвергал ли кто напр. здешнее могильное золото и серебро химическому анализу и какие при этом получились результаты. Но нам известно общее замечание Миллера о золотых и серебряных вещах, найденных в Сибирских курганах, именно, что золото в них редко бывает чисто, а всегда имеет примесь именно серебра, а серебро часто бывает смешано пополам с медью. Правда, Миллер это обстоятельство приписывает хитрости европейских мастеров, умышленным сплавом обманывавших татар. Миллер, зметим, вообще того мнения, что монголо-татары Чингиса, завоевавшие Среднюю и Северную Азию, Россию и часть Европы и всюду оставившие после себя могилы, для выделки награбленного серебра и золота употребляли европейских мастеров. Он говорит: «к деланию оных драгоценностей употребляли татары европейских серебряков. Ибо Рубриквис упоминает о французском серебряке Гильоме, который для Мангу сделал весьма искусную работу. Баты, завоеватель России, Польши, Силезии, Венгрии, также не мог иметь недостатка в таких художниках». Присовокупим к этом свидетельство Плано Карпини, посла в Татарию от паны Иннокентия IV, о том что в 1246 году у монгольского хана Куине (т.е. Куюка, 1246-1248 г.) он познакомился с одним русским золотых дел мастером, по имени Козьмой, который для хана сделал престол и печать своей выдумки и которого хан очень любил. Мнение Миллера, свидетельства Карпини и Рубриквиса, по видимому, гармонируют с одним фактом половины XIIIст. сведения о котором находим в исследованиях Гельмерсена об уральском горном производстве. Здесь в описании Силезии говорится, что город Гольберг (золотая гора) одолжен был своим названием древним золотым рудникам: что разработка их была так обширна, что в 1241 году 2,500 рудокопов принимали участие в сражении против татар; но что это самое сражение разрушило город и горные работы: многие из рудокопов были убиты, другие взяты в плен и отведены в Сибирь. Легко могло статься, что эти и другие европейские мастера, попадаясь в плен к монголо-татарам, продолжали заниматься выделкой для них разных изделий; что они, может быть, отчасти способствовали даже распространению и усовершенствованию горных работ в некоторых местах Азии, разумеется, только не наших: это было бы слишком далеко (Спасский, хорошо знакомый с Сибирскими курганными металлическими изделиями, отрицает влияние на них европейских мастеров. «Если даже и согласиться, говорит он, что ханы Мангу (Мунко), Куапе (Куюк) жили в соседстве с древними обитателями Алтая, что эти были подданные их, как полагает Миллер, можно ли заключать из этого, чтобы и все жители пользовались подобно владельцам их, работой европейских ремесленников? Когда уже оные предприимчивые народы умели отыскивать руды, обрабатывать их и даже изготавливать металлы, доказывают признаки плавленых печей и шлаки, находимые во многих местах; то почему не приписать им и того, что из полученных металлов делали они сами для себя вещи? Не показывают ли сами металлические произведения их всегда оную азиатскую? Один взгляд на вырытые из курганов вещи могут в том удостоверить»). Очень могло быть, что и сами азиатские мастера, имея понятие о сплавах из экономии или для собственной выгоды смешивали дорогие металлы с другими, менее ценными. Все это так. – Но с достоверностью можно предполагать и то, что в некоторых случаях эта смесь дорогих металлов происходила просто от неумения древних азиатцев отделять металлы друг от друга. Алтайское напр. серебро и золото не всегда существуют в чистом виде, но обыкновенно в соединении друг с другом. Из 1,000 пудов серебра, ежегодно ныне добываемых на Алтайских заводах, отделяется на монетном обыкновенно от 30 до 35 пудов чистого золота. Из природного также сребро-золота могли делаться золотые вещи, о которых упоминает Миллер. Говорим: природного: потому что, если бы древний мастер, из экономии ли, или для собственной пользы, не захотел употребить на подделку чистого золота, то наверное он смешал бы его не с серебром, а с другим металлом менее ценным. В частности о минусинском серебре известно, что оно большей частью попадается в соединении с медью, равно как в свою очередь и медь с серебром. Здешняя медь часто серебристая даже с виду, по дознанию Скороговорова, подтвержденному горными чиновниками гитпе-фервалтером А.Н. Таскиным и бергещворенса Мих. Ил. Рик, обыкновенно содержать значительнее количество серебра; у купца Родионова, имевшего богатые медные прииски по верхнему течению Чулыма, он видел в Ачинске слитки даже почти белого цвета и советовал ему, имевшему на Чулыме при д. Кобе свой склад до 50,000 п. медной руды, поучиться выгодному искусству отделения этого благородного металла от меди при самой выплавке.

Оставляя в стороне неудоборазрешимый без точных химических исследований вопрос о том, умели или нет древние обитатели здешнего края отделять металлы, всегда ли сплавы были умышленные, или в иных случаях они были даны самой природой, обратимся к общим выводам касательно их горного промысла, основываясь на вышеизложенных данных.

1) Не должно подлежать сомнению, что минеральное богатство здешних гор, состоящее главным образом в меди и железе, а отчасти в серебре и золоте, известно было здесь еще в глубокой древности. Здесь повсюду встречаются следы горных работ (шурфы, шлаки) – и на восточной стороне Енисея (по рр. Луазе, тубе и др.), преимущественно на западной: здесь можно сказать, нет ни одной горы, где древние не порылись, так что все почти рудники позднейшего времени открыты были русскими по следам древних копей.

2) но не смотря на многочисленность этих работ, они доказывают младенческое состояние горного искусства древних. Золото и серебро добывались не посредством выделения из других металлов, с которыми они часто бывают соединены, а просто механическим способом, из россыпей и мягких пород наносами. Их ямы для отыскания медной руды идут обыкновенно только на поверхности, преследуют руды мягкие и прекращаются там, где начинается твердая порода. Причины таких поверхностных работ, видимо, заключались в незнании употребления пороха и несовершенстве горных орудий, обыкновенно медных и каменных, и только в незначительной мере железных, да и то, по всей вероятности, не у всех племен и во времена, может быть, уже более поздние.

3) Подобно добыванию руд, главным образом медной и выплавка их не отличалась совершенством, а состояла в самых простых приемах: производилась в небольших печах и даже на степи в летучих горнах; оттого в выплавленных ими рудах даже простым глазом можно было отличать оставшийся металл.

Но, 4, по всем данным, им известно было соединение металлов, напр. меди с оловом и железом, для придания ей большей твердости, — серебра, золота, из экономии или по другим каким причинам, но отделение металлов, напр. серебра от меди, золота от серебра, меди от железа, кажется, было неизвестно, и потому соединение этих металлов, замечаемое в их изделиях, в некоторых случаях могло быть дано самой природой.

Н. Попов.

Опубликовано в июне 1873 года.

О чудских городках и чудских копях в Минусинском крае. Часть 1.

О чудских городках и чудских копях в Минусинском крае. Часть 2.