Сообщение Ровинского о поездке его по Ангаре и Лене. (Часть 3).
Есть еще один порог «бычок» с незначительным падением, но довольно опасный, потому что очень мелок: здесь подводная гряда проходит как бы через всю реку и множество камней торчит из воды, а другие едва прикрыты водой. Первый перед нами «тулумайский камень», на который иногда нарываются. Сами ворота обозначаются небольшой игрой воды, будто снизу что-то и всплескивает, и называется уткой. Налево впереди Конь, а направо Черный. Больше боятся Черного: «Конь стрелит и сбросит, а на Черном так и сядешь» пояснил нам лоцман.
После этих поров Ангара делается еще шире, разбивается на множество рукавов, так что совершенно теряется между островами.
Мы зашли прежде в с. Падун, чтобы там взять других лоцманов, потому что, по условию, из Б. Острога лоцмана идут только до Падуна, если не идут насквозь до Енисея.
Здесь нас уже ожидали. На берегу встретил нас старшина, тут же были лоцмана и целая толпа народа; время было воскресенье (31 мая).
Оказалось, что для спуска по падунскому порогу лодка, взятая из Острога, не вполне удобна: нужно сделать на нее набой т.е. на бортах нашить еще по доске, палубу нужно разобрать, чтобы сидеть можно было на самом низу, на дне, а не то пожалуй сшибет. «Да не угодно ли будет господам ехать не главными воротами, а в обход пойти – предлагали нам – потому что главными-то ходом покажется опасно с непривычки».
Мы решились идти тем самым путем, каким водят барки и это было через главные ворота.
В этом предложении нам идти в обход высказался взгляд простого человека на бар, которые, по его мнению, не могут иметь ни столько, как он, смелости, ни ловкости и терпения в опасностях, что конечно в большинстве случаев справедливо. У простого народа отвага бывает иногда удивительная, выражающая полнейшее презрение к своей личности, а выносливость и терпеливость русского народа также известна. Вот почему подобного рода оговорка по отношению к нам совершенно справедлива.
Покуда снова принялись ладить нашу лодку мы отправились на квартиру. Село Падун занимает далеко не такое выгодное положение, как Острог. Оно так прижато Ангарой к горе, что едва остается место для пашни и для луга. Меньшее благосостояние видно и по постройке; но и тут все таки имеется церковь.
В квартире примерная чистота. Являются самовар, чашки, ложечки польского серебра, чайник с отбитым носочком: «Извините, ваше благородие, сосочек-то у запарника отбили, так будет маленечко переливать» — оговорилась усердная хозяйка.
«А сливочек можно достать?» – спросили мы ее. «Коровушек-то у нас, батюшка, не людно, да и те все передойницы, так своего молочка и нету, а залезть можно, коли вам в требу, вот хоть у попадьи».
Залезли хозяйка у попадьи (заняла) или у кого другого, только явились и сливки.
Через час все было готово. В.А. Бельцов пошел с нивелиром по берегу, а мы в четвером поехали в лодке. Нужно было взводиться довольно далеко, пробираясь между островами, подвигаясь через протоки все больше к правому берегу.
Мы оттянулись вверх от селенья верст на 6, обошли три острова и еще взводились но над четвертым. На правой стороне от нас с берега острова торчала сосна, сильно наклонившись над водой.
«Вот от той поклонной сосны, мы пойдем на перевал» — сообщил новый лоцман, успокаивая наше нетерпенье скорее увидеть порог. С нами было только 2 гребца и один казак, да и тем привелось мало работать, за то оба лоцмана были на руле. Дойдя до сосны мы остановились.
«Садись, братцы!». Крикнул лоцман тянувшим. «Собирай тетиву! (бичеву, которой тянули), Молись, братцы! – Господи Иисусе! Возгласил лоцман громко, и остальную молитву читал шепотом, в то время как все также молча молились, и только под конец снова возгласил: «помилуй нас!». Все ответили: «Аминь!» и мы пошли на перевал. Когда мы подошли к другой стороне и пошли по течению, лоцман велел сложить весла: «тут на шабашах пойдем. Взохни, братцы немного; а там опять приведется отбиваться, пока своей водицы не заберем, а уж та нас прямо в жерло попрет».
Через несколько времени ходу по быстрой и мелкой воде, снова гребцы сели в весла и пришлось сильно работать, чтоб не поднесло ближе к левой стороне мимо ворот. Наконец мы попали в самый надбег, в котором происходило значительное волнение, местами крутило: а за тем снова выбились на гладкую струю, которая и понесла нас прямо к порогу.
«Греби, ребята!» покрикивал лоцман, но не с удалью. «Влево то от нас мырца стоит, то камешки, и оттуль на лопатку бьет (обсыхающее летом дно, состоящее из плитняка). Нам перейти только один заливок», говорил он, обращаясь уже к нам.
Но много говорить уже не привелось больше. Лоцман скомандовал: «клади весла» и мы помчались. Крупная широкая волна то поднимала нас, то бросала вниз, так что лодка черпала воду носом. На корме была не управка и к лоцманам должен был стать еще третий из гребцов. Несколько раз мы будто выбивались на какое-то более спокойное место и потом снова попали в толчею. Волны, такие высокие, что перекидывались через высокие борта лодки, толпились со всех сторон, и трудно было разобрать их направление; то казалось, будто вона катится плоской горой от правого берега и сваливает нас в самую середину, так что лодка должна непременно перевернуться через левый борт, то она поднималась круто, острым гребнем с белой пеной и готова вылиться в нашу лодку, но мы успели вильнуть кормой; волна хлестнула под нее, а нос лодки тем временем успел разрезать волну спереди и шмыгнуть ей в разрез, а там опять интервал затишья. Этот спор волн производит то, что нельзя заметить идет лодка вперед или не идет, и кроме толпящихся волн вы почти ничего не видите вокруг себя и не сознаете. Сам порог мы проходили немного больше трех минут, но разнообразие положений, в которое ставило нас, а может быть, не совсем спокойное состояние духа, эти три минуты растягивали по крайней мере на 10. Трудно впрочем отделить сам порог от подпорожья, где также продолжается волнение, но уже правильнее, так что определенно видно направление течения по гряде волн. Оглядываясь с подпорожья назад, я увидел несколько камней, высунувшихся из воды, стоящих будто выше нас, да и сами волны, казалось, стояли над нами, будто мы действительно упали вниз, чего во время самого плаванья через жерло не было заметно. Жерло это по словам лоцмана в ширину больше 15 сажень не будет. Случается здесь иногда, пройти даже волну, сесть на сундук (плоский камень).
Пройдя порог мы пристали к берегу и возвратились в селение пешком. Бельцов еще не успел пройти всего пространства от селения до мыса, у которого совершенно прекращается падение, к нему на помощь присоединился Гакель; результаты нивелировки и точное определение, как характера самого порога и той породы, в которой он проходит, конечно будет представлено Бельцовым.
Заметим здесь только одно: левый берег отлогий, едва поднимающийся над уровнем реки, ровный только местами углубления, произведенные ледоходом, на который ясно указывает ободранная кожа на деревьях. Часто совершенно сломанные деревья, поваленный до земли кустарник и заваленный мусором, множество камней разбросанных по ровному пространству и принесенных туда льдинами.
Тут же мы увидели мельницу, стоящую у берега: она вся уснащена на камнях, а перед нею отгорожен досками кауз и падение столь велико, что водяное колесо устроено не подливное, а наливное. В ней участвуют три хозяина. Такие мельницы, конечно, не редко уносит, но она немного и стоит.
Возвратившись в село, мы должны были дождаться г. Бельцова, и этим временем отправились с г. Чекановским на палеонтологическую экскурсию, по сухому оврагу, идущему по песчанику, лежащему в горизонтальных плитах. Поиски был не напрасны: найдено нескоько отпечатков раковин и раков, а также зоофитов.
Через овраг этот идет мост: «А что, бывает здесь вода?» спросил я одного крестьянина. «Есть же, когда урал разыграется (саян и вообще высокие горы). Когда дурит, под самый подходит; а отдурит, вот, что теперь видите; еднова поднималась вон почитай до церкви» — отвечал он.
Все указывали, что однажды быд подъем воды сажень на 6, судя по тому, куда она доходила. Время этого наводнения, по всем показаниям, падает на 1819 г., чуть ли не об том же наводнении – дело в архиве Братского Острога. Из Падуна мы отправились обратно верхом и на другой день, побывавши в школе, оставили Острог. Все отправились на Николаевский железный завод, чтобы оттуда выехать на Московский тракт; а я, отделившись от них, отправился один на Илим, чтобы оттуда проехать на Лену.
Опубликовано в августе 1871 года
Сообщение Ровинского о поездке его по Ангаре и Лене. (Часть 1).
Сообщение Ровинского о поездке его по Ангаре и Лене. (Часть 2).
Сообщение Ровинского о поездке его по Ангаре и Лене. (Часть 3).