«Незабытое» прошлое и настоящее киргизов. Очерки. (Посвящается М.П. Б-ной). Часть 2.
Считаю необходимым предупредить читателей, что настоящими очерками я не намерен вдаваться в какие либо подробности быта киргизов и их исторического прошлого. Цель этих очерков, по мере возможности, проследить причины той нравственной порчи киргизов, которая поражает теперь многих, сталкивающихся с ними.
Киргизы в прежнее время управлялись ханами и султанами, власть которых была наследственная. Правители эти были неограниченными повелителями своих подданных; но они ни сколько не выдавались из толпы ни умом, ни развитостью, ни жизнью. Они и народ, чтили установившиеся обычаи, идти в разрез с которыми редко решались и то только в исключительных случаях.
Но за то они хорошо знали слабые струнки народа и играли на них в совершенстве.
В числе противо-обычных распоряжений ханских с удовольствием вспоминается бедняками-киргизами приказ хана Ишима, жившего далеко ранее Аблая, целью которого было увеличение годных носить оружие. Безопасность народа, окруженного частью недружественными родами, управлявшимися самостоятельными ханами, частью же вытесненными из киргизской степи другими народностями, заставила хана Ишима позаботиться об этом. Но главной целью его об увеличении боевой силы – было поднятие значения управляемого им народа, распространение его влияния на соседей, а вместе с тем, конечно, и своего.
Обычай платы за невесту калыма, доходившего иногда до солидных размеров и который поэтому мало кем мог уплачиваться разом в срок, породил у киргизов необходимость высватать невест еще в раннем возрасте, даже в детстве. Обычай этот основывался на том, что к половой зрелости будущих супругов постепенно выплатится заботливыми родителями калым без особого ущерба состоянию. Но большей частью, вследствие, въевшейся в кровь и плоть киргизов беспечности, плата калыма затягивалась, приходилось, и не определенное время, молодому, полному физических сил и желаний поколению ждать нетерпеливо конца искуса.
Это обстоятельство при прежних нравах и обычаях, жестоко преследовавших за увлечение молодости, было, во 1-ых, тяжело для страстной вообще натуры степняка и порождало преступления против семейной нравственности, а во 2-х, не давало быстрого прироста в населении, даже и при обычном многоженстве, — роскоши богатых и счастливых наследников после умерших родственников.
Причины эти заставили хана Ишима прибегнуть к крайнему средству: он разрешил достигнувшим известного возраста киргизам брать из своего рода жен без платы калыма, чем и устранял безбрачие здоровой бедноты.
Под конец своей долгой жизни, убедившись, что цель его достигнута, годной для войны молодежи увеличилось до 1000 человек, хан Ишим отменил свое старое распоряжение, дозволив вместе с тем каждому усыновлять взятых во время набегов детей калмыков, сартов и других, а также и детей рабынь, наделивших своих господ «приплодом» (про хана Ишима сохранилось предание, что он был 19 четвертей ростом и что из всех ему известных лошадей его возить могли только две, на которых он и ездил).
Отсюда произошла помесь киргизов с другими народностями, прежде не допускавшаяся и понятия о «чистой и нечистой крови», «белой и черной кости».
Рабство у киргизов исчезло недавно. Еще в 1846 г. в Кокбектинском пограничном округе, по собранным официальным сведениям, было рабов: из калмыков 41, кара-калпаков 19, «тароутовцев» 9 и улановцев 2.
На ханах и султанах лежали как внутренние распорядки, поддержание спокойствия в народе, так и защита от внешних врагов, главное предводительство на войне и на набегах на враждебных соседей, если только отношения с ними обострились до необходимости употребить в дело все наличные силы. Вообще, безопасность народа от внешних и внутренних насилий, забота о расширении владений годными для скотоводства землями, сношения с соседями, — лежало исключительно на ханах и султанах.
Судебная часть принадлежала пожизненно избранным биям. На эти почетные по роду деятельности должности обыкновенно выбирались люди выдающиеся по уму, честности, характеру и знанию народных обычаев, а не отличавшиеся богатством или знатностью рода. Бии старого строя все время свое посвящали народу, так как во всем роде было их один, много два. Дел у них было настолько много, что им не возможно было заниматься собственным хозяйством, почему и было в обычае у киргизов помогать биям домашними услугами, в особенности при перекочевках. Неудобство этого обычая породило впоследствии и другой: взыскание с обвиненного десятой части с присужденной суммы в пользу решившего дела бия.
Как не сменяемые судьи, бии пользовались в народе громадным весом; они берегли свою репутацию, а потому были строги к себе, всегда правдивы, не виляли душой в угодничество кому либо не только при решении дел, но и в частной жизни; они были неподкупны. А потому ныне всем известное слово «взятка» прежде народом не понималась. Они были строгими охранителями старины и ее обычаев и этим поддерживали в народе уважение к ним и всем установившемуся строю жизни.
Деятельность биев настолько была важна для народа, что о замечательных из них до сих пор сохранились воспоминания, тогда как большинство ханов и султанов, в особенности же их деятельность, почти исчезли из народной памяти.
Бии представляли нравственную силу в народе, тогда как ханы и султаны физическую; влияние биев основывалось на уважении народа, тогда как влияние и власть султанов и ханов основывалась на традиционной боязни народа, привыкшего повиноваться им.
Султаны и ханы нисколько не заботились о мирном развитии благосостояния народа, вовлекали его в неприязненные отношения с соседями из-за чисто личных иногда целей, последствием чего всегда бывали разорения народа, грабежи и убийства. Да им и не выгодно было давать развиваться в народе мирным наклонностям, так как это повлекло бы за собой неизбежно упадок воинственности и предприимчивости, последствием чего было бы разграбление рода соседями, упадок его значения в общей жизни степи, и следовательно, и представителей их.
Бии же входили в мирные нужды народа, в мелочную его жизнь, посредством их поддерживалась в народе справедливость и имущественная безопасность; они поощряли мирную жизнь, к которой очень склонны киргизы.
Султаны и ханы воспитали в себе родовую спесь и высокомерие, хитрость и изворотливость, не имели с народом прочной нравственной связи, бии же выходили обыкновенно из народа, не отличаясь от массы ни богатствами, ни знатностью и выделялись только по способностям и нравственным качествам. Первые, за редкими исключениями, почти никогда не пользовались любовью народа, который в душе таил даже нерасположение к ним, вторые основывали свою деятельность на любви и доверии народа.
Одним словом, большинство султанов и ханов портили народ, воспитывали в нем и поощряли дурные качества, в том числе нерасположение к труду, любовь к праздной жизни и легкой наживе насчет соседей; бии же, карающими мерами за уклонение от народной нравственности, исправляли народ.
Народ воспитанный между двумя такими противоположными течениями, не мог, конечно, выработать в себе устойчивости взглядов, не мог плыть по средине этих течений, а потому в ущерб хорошим чертам характера, кроме двойственности его, в нем развились отрицательные черты, крайне не симпатичные: непостоянство в словах и действиях, лож и обман, пронырство, легкая измена сегодня тому, что вчера еще считалось святыней. Святого у них ни чего нет, они равнодушны даже к присяге, хотя наружно крайне религиозны. Они готовы всегда на всякую гадость, воровство, грабеж и проч., хотя также готовы и на раскаяние, добровольное возвращение украденного и ограбленного, даже еще с придачей своего. Преступной закоренелости в них нет, да при таком характере не может и быть; намеренных убийств ради корыстных целей у них не существует.
Нелюбовь к султанам и ханам, постоянно враждовавшим между собой и разорявших народ, желание спокойного образа жизни были причиной того, что киргизы почти с удовольствием перешли в русское подданство, так другие соседи их – китайцы, совсем не вмешивались в их внутренне дела, ссоры и разборы, ограничиваясь сбором ясака.
Отношения этих двух соседей, русских и китайцев к киргизам не лишены интереса. Для образчика, да извинят читатели за отступление, возьму два примера из нескольких мне известных по архивным делам Кокбетинского приказа.
Из-за киргизского рода Назаровцев, летних и зимовых стойбищ, еще до русского подданства киргизов, возникла непримиримая вражда между султанами соседних родов Ючиными и Хангожиными. Вражда эта усилилась между ними с тех пор, как русское правительство в 1832 году наложило на них властную руку, причем предпочтение было отдано султану Сарту Ючину, назначенному старшим султаном приказа. Понятно, что Сарт Ючин, а после его смерти Ишим Ючин, заручившись русской поддержкой, всеми мерами притесняли Хангожиных. Отношения между обострились настолько, что общее управление Омской области, 11 ноября 1832 г. за № 4138, предписало Ангузскому приказу (Коктебинский тогда еще не был основан) об учреждении около горы Бурле казачьего пикета между зимовьями Саванкула Хангожина и Ючиными.
Наконец, видя возможность борьбы, султан Саванкул Хангожин с родичами в 1834 г. откочевал в китайские пределы, за Таргобатай, где китайцы тотчас же отвели ему лучшие места по р. Эмиль (долина того же имени), в 35 верстах от Чугучака. По словам видевших его торговцев-татар, китайская администрация и султан в их ведении оказывали Сиванкулу большой почет и в последствии позволили ему переселиться еще далее от русской границы; на более лучшие места, к гор. Барлык и озеру Алакуль.
Разумеется, Саванкул Хангожин не остался в долгу Ючиных и мстил им частыми барантами, пощипывал и русские торговые караваны, переходящие Хабар-исуйский проход к гор. Чугучаку.
Русская пограничная администрация, по приказанию генерал-губернатора, хлопотала о возвращении Саванкула, с обещанием забыть прошлое. Пограничным отрядным начальником Нюхаловым, 3 июля 1835 г. за № 118, послано ему льстивое письмо, на которое Саванкул отвечал так: «и отец мой хан Хондма был близок к великому и белому царю и я тож намерение простирал, чтобы быть близким к царю и в знак приверженности пожертвовал 76 лошадей в фрунтовую службу; кроме же близости к царю я ничего не имею худого; когда же я пожертвовал 76 лошадей, тогда я остался далеким. Ючиных же детей, которые прежде вооружались огненным оружием с русской командой, те сделали близкими и я по той самой причине имел сердце на российское правительство. Дети султана Джусы угнали у меня 3325 лошадей (Количество скота едва ли было преувеличено. Ючины были также богачи. В 1833 г. у Сарта Ючина сгорело имущество в зимовье на 99 тыс. и все-таки он считался богачом) одну юрту разграбили, оного человека убили в присутствии русских, отняли летние и зимние кочевья. Обо всем этом были подаваемы прошения, но по ним ни чего не сделано. Вследствие всего этого, я принужден был удалиться на ту сторону Иртыша, к чему никто не помешал. При переправе много потонуло скота. Я в намерении своем не имел быть далеким царю, а ушел от наглости» (С перевода подлинного письма Саванкула).
Дело между Ючиными и Хангожиными тянулось с 1831-1835 г., исписано было 400 листов бумаги, но, по обыкновению, ничего «не сделано».
Султан Саванкул Хангожин, переманенный впоследствии в русские владения, сослан в гор. Тару, где и умер в 1841 году.
Китайское правительство награждало киргизских ханов и возводило в чины. Так один их Хангожиных был награжден чином и титулом «Ван». Этот титул переходил в наследство к старшему сыну султана. Ючины же имели титул «гунн». После смерти Сарта Ючина, в 1835 году китайское правительство прислало просить его 15-летнего сына Абдилду на ту сторону Тарбогатая для получения подарков, следующих представителю рода после смерти отца от китайского правительства, именно: 6 ямб, красный шарик с павлиньим пером и бумагу-диплом на звание «гун». Дело об этой самовольной отлучке продолжалось три года.
Род Таукивцев принял русское подданство в 1841 году. В 1845 году туда явились китайские чиновники с солдатами с требованием уплаты ремонта. На отказ и объяснение бывшего тут письмоводителя Федорова и принятии этим родом подданство России и не желании платить ремонт в количестве 8 лошадей, они увезли Федорова в Чугучак к Амбаню. Заседатель Кокбектинского приказа Думан, командированный с 20 казаками в эту волость и видя Федорова возвратившимся с китайскими чиновниками, — велел уплатить ремонт (донесение к приказу 25 сентября 1845 г. за № 198).
Этот ясак (В одних бумагах сбор скота назывался ремонтом, в других – ясаком, в третьих – алымом) уплачивался китайцам в продолжении 70 лет. После сказанного случая Таукинцами была получена бумага от Амбаня: «по прежнему порядку и в этом году были отправлены чиновники для сбора лошадьми алыма, но тут нашли худого русского, который расстраивал нас, признавая места своими и устрашая киргизов. Они всегда стояли в черте наших караулов. Если же киргизы по внушению русских и на будущее время будут отказываться от платежа алыма, то тогда выступит сам «батыр-Амбани» с собранным войском и всех родоначальников изгонит из границ караулов и на будущее время впущены не будут. Обо всем этом извещается 25 года, 8 месяца, 14 дня» (с подлинного перевода).
По рассмотрении донесения Думана и бумаги Амбани, пограничное правление уведомило, что Тауке кочуют в китайских пределах, почему ремонт требовался правильно.
И в данном случае приходилось служить двум господам, быть между двух огней: с одной стороны не любящие шутить китайцы, с другой – мягко стелящие русские…
Забытый.
Опубликовано 3 июня 1892 года.
«Незабытое» прошлое и настоящее киргизов. Очерки. (Посвящается М.П. Б-ной). Часть 1.
«Незабытое» прошлое и настоящее киргизов. Очерки. (Посвящается М.П. Б-ной). Часть 3.