Поверья и обычаи крестьян села Тунки. Часть 2.
Из животных обладает сверхъестественной силой сорока – «вещица». «Вещица» — это душа женщины под видом бесхвостой сороки, не много толще обыкновенной. Превращаясь в «вещицу», женщина оставляет свое тело – «тушку» под корытом во дворе или в бане, вообще «неблагословленном» месте. Если у такой «туши» отрезать часть тела, например, палец, то когда «вещица» и «туша» опять превратятся в женщину, отрезанной части не будет у женщины. В Тунке подобных случаев было много. «Вещицы» вынимают у беременных женщин ребят, а у стельных коров
телят и вместо вынутого ребенка или теленка кладут в «утробу» льдину, кусок дерева или что-нибудь подобное. В 1889 году бабы говорили, что в Тунке, у купца, продающего мясо, у коровы нашли вместо теленка паклю – это проделала «вещица».
К одной старухе, живой и по ныне, лет 40 тому назад прилетал «вещица». Дело было так. «Была я беременна в первый раз, на 4 месяцу. Вот, сижу вечером в избе с другой бабой, как вдруг «вещица» стала биться в окно — «чи-чи-чи» кричит и все в окна ломится. Я скорее, благословясь, схватила мужнин «гасник» (веревка, которой подпоясывают шаровары; теперь это слово выходит из употребления), подпоясалась, перекрестила все окна и выбежала во двор, у меня в ту пору были две коровы стельны, перекрестила их и опять в избу; сижу ни жива, ни мертва; так всю ночь и просидела, где уж тут спать». Прежде чем вынуть ребенка, «вещица» усыпляет женщину.
Той же бабе в детстве рассказывал один старик-солдат про «вещиц» следующий случай.
«Ночью спал он на печке, прикрывшись шубой, а на кровати спала беременная женщина. В полночь видит он, прилетели две «вещицы», помазали водой (из бутылки), принесенной с собой, глаза женщины и, выняв ребенка из утробы, стали советоваться меж собой, что положить в утробу».
«Если положим льдину, говорит одна, то она скоро растает, если кусок дерева, говорит другая, то сгниет». Вот это они думали, думали и положили «краюшку» хлеба. «Вещицы» после того улетели, а бутылку с собой позабыли. Тогда он (рассказывал солдат) слез с печки, взял «тую» бутылку и помазал вещи водой. Что помажет, то сейчас и вылетит в трубу, что помажет то и вылетит. Утром смотрят: все вещи кружатся над избой. Солдат узнал после тех женщин, что прилетали сороками, их отдали под суд. «Сам он был не лучше «вещицы», закончила рассказ старуха, где уж доброму человеку знать, что делать с водой». «Вещицу» ни застрелить, ни другим способом убить нельзя. На вопрос, есть ли теперь «вещицы», рассказчица ответила: «куда они делись, кто их съел».
Кожа «медведки» — крота «для скотины хорошо», если повесить во дворе. «Медведка» не любит красного солнца», как выйдет из земли на свет, «сей час пар вон», т.е. издыхает.
Под видом животных, например, свиньи, собаки, кошки, емана и прочих показывается клад. Вблизи Тунки, над ручьем Охаликом ночью часто видят собак и кошек – «клад выходит». В Тунке существует много рассказов о кладе, под видом животных, огня и проч. «Лет 50 тому назад или больше к ребятишкам одной вдовы, когда матери не было дома, стала приходить девочка. Дети рассказывали матери; она и сказала ударить им девочку «наотмочь». Те ударили – девочка «рассыпалась», а на том месте оказался клад». В том же роде и другой рассказ. Тоже к детям, в отсутствие родителей, стал приходить «еман» — козел. Как отец вернется домой, ребятишки рассказывают: «а мы ездили на емане верхом». «Ну, отец догадался, что это клад и приказал ребятишкам завязать на рога ямана нитку»; ребятишки так и сделали; вечером еман всегда уходил в подполье, ушел и на этот раз, но конец нитки остался над землей в подполье. Стали копать в этом месте и докопались до клада. На «песках», «где была война», часто находили раньше клад. «Лет 30 тому ребятишки играли на песках. Один мальчонка увидел железную крышку, открыл, а там клад горит. Но когда пришли старики, клад пропал».
Дети часто видят клад в избах под видом «огненного клуба», но лишь закроют глаза, он пропадает.
В полях и взрослые нередко видят «огненные клубы», но взять не могут. Клад нужно брать, «благословясь».
В Тунке клад не ищут теперь – «нет того заведения».
К рассказам про «давнишние времена» относятся легенды о богатырях, великанах и о «знающих» людях, обращавших «свадебный поезд» в волков или медведей. Люди.превращенные в волков или медведей, сейчас же убегали в лес. «Раз в Тунке один охотник в лесу смотрит, а напротив идут медведь и медведка (самка), он прицелился, а они ему кланяются, значит просят не стрелять – но он выстрелил в медведя. Медведь упал, а на том месте оказался жених. Медведку охотник не стрелял, а привел домой – она оказалась невестой. Ее целый год лечили и вылечили – опят ьстала женщиной». Теперь превращения людей в волков или медведей не бывает.
«Богатыри – такие люди, сажени две или более ростом. Они всегда ездили верхом и много вреда делали крестьянам; за это Господь их заклял и они окаменели. На гольцах (тункин. Белки) много есть таких окаменелых богатырей. Они, окаменелые, сидят верхом на окаменелом коне, ноги которого вросли в горы. Раньше старики находили те места, где стояли окаменелые богатыри». «Если бы богатыри жили теперь, то много беды наделали бы, потому народ наш стал хитрее».
Один солдат служивший на Амуре, рассказывал, что, проезжая по Амуру, сам видел около реки на сопке окаменелого богатыря, в несколько сажень высотой. Внизу была прибита доска с надписью, за что богатырь заклят, но теперь забыл».
«Великаны» жили за морем (за Байкалом), «но как стал родится русский народ, они все со страху повходили в пещеры, там и умерли». Теперь там находят только их кости огромной величины, например, «одна лытка весила 2 п.».
В заключение легендарного отдела нашей статьи считаем необходимым дополнить вышесказанное двумя, вновь записанными нами легендами: новым вариантом легенды о «Миколае» и легендой о «фаровонах».
«Прежде св. Миколай находлся в мунгалах. Вот они и хотели его уничтожить. А у них был конь, такой конь, что в одну выть (в один раз) съедал сорок пудов сенаи 40 п. хлеба. Ну, значит, взяли они Миколу, привязали его под брюхо коню и пустили, чтобы он его растепал. Конь побежал и прибежал прямо в Тунку. Как прибежал, так и пропал, а Микола остался на пне. Пришли люди, видят лик божеский; кинулись церковь строить. Где строить? Бросили жребий, жребий не выходит. Ну, принялись строить по средине Казачьего (село, соединяющееся с Тункой). Навезли леса, начали работу, а бревен никак поднять не могут. Вот с пня принесли Миколу, поставили, Смотрят, на утро он опять на пне; опят ьпринесли, а на утро он опят ьна пне. Ну, тогда стали строить церковь на том месте, где пень. Этот пень и теперь под церковью. Трапезники говорят, что «бывает шум доспеется, начнет скрипеть»; ну, а Миколу вознесли на верх (на иконостас). После, когда мунгалы побили наших, вышел Микола, образ у него совсем человеческий и в руке тросточку держит. Мало вас осталось? – спрашивает. На тыщу человек один пойду – говорит. Как пошел, да тросточкой на 4 стороны помахивает, никто ему противиться не может. У мунгал руки отнялись. Идет, помашет жезлом, они и пропадают. Тогда они покорились и сделали уважение Миколаю».
Да чего доходит иногда смешение христианских преданий, доказывает еще ниже следующий рассказ. «В море-океане плавают фаравоны – голова человеческая, хвост рыбий, вместо ного – хвост. Фаравоны раньше были люди. Значит был на земле апостол, праведный человек; люди стали его гнать; ну он и ушел через море-океан, а люди тоже погнались за ним. Перед угодником море расступилось, а как вошли люди, что гнались, скрылось. Вот они и остались в море. Фаравоны часто выплывают на верх воды и спрашивают матросов; скоро ли будет светопреставление? – значит Господь заклял их до светопреставления». Рассказ занесен в Тунку солдатами, служившими на Амуре, которым передали матросы.
Современные обычаи мною записаны значительно полнее, чем местные легенды и рассказы про старину; последние не поддаются наблюдению, подобно первым. Обычаи записаны мной только те, которые практикуются местными уроженцами, а не пришлым населением из России.
Все сельскохозяйственные работы (кроме молотьбы) начинают «благословясь», т.е. вся семья сначала садится, потом встает и «молится Богу» — крестится. В это время должны гореть свечи перед иконами, а на столе под иконами лежит целая коврига хлеба и стоит солонка с солью.
Перед началом жатвы первую горсть сжатого хлеба надо заткнуть за пояс, «чтобы спина не болела». Молодые не всегда исполняют это.
Когда кончают жать хлеб, в углу поля завязывают пучок хлеба узлом, с востока на запад и покрывают маленьким снопиком с запада на восток; это называется «Миколькиной бородкой». Ее «ставят Богу». «Которая девка пошевелит Миколькину бородку та, в том году замуж выйдет, а если кобыла съест – жеребца родит».
Чтобы исправить семена, нужно незаметно взять несколько зерен из сита во время обхождения священником изб с иконой на Светлое Хр. Воскресенье. Перед приходом священника на столе под иконами ставят одно или два сита с зерном, в которое и вставляют икону. Вынимая икону из сита стараются захватить в горсть зерна, но так, чтобы хозяева не заметили. Кроме сита с зерном на столе должны стоять пасха и блюдечко с чухонским маслом.
Во время посева нельзя петь песни и полы мыть. Лет 50 тому назад не пели от начала посева до окончания жатвы. «Грех петь – хлеб не будет родиться». «Все мы хлеб едим, зачем врага тешить, песня ведь к Богу не идет». «По настоящему, доброму человеку никогда не следует петь». «В старину, во время посева, даже столов не мыли, — это теперь народ вольный стал». Если мыть, хлеб будет травянистый.
Когда провевывают хлеб, а ветра нет, то насвистывают, призывая ветер. Мужчины относятся к этому скептически; это больше проделывают бабы.
Коров почти всякая хозяйка, при входе во двор, встречает словами: «боярыни, сударыни вы мои», чтобы смирно стояли, когда будут доить. «Известно, ласково слово скажешь и человеку, все ж лучше будет».
Спустя 3 дня после рождения теленка, на него надевают ошейник – «будто крест на ребенка», а корову окуривают богородской травой или вереском или той и другой вместе и омывают водой, чтобы молоко было чище. До окуривания коровы нельзя пить молока.
Весной выгоняют первый раз коров и лошадей, «благословясь» и при этом смазывают им «хрясло» — спину дегтем, чтобы «поветрие не пристало».
Чтобы узнать, померзнет ли осенью несжатый хлеб, нужно, на «сочельник» — канун Крещения, повесить мокрый платок на ночь во дворе. Если высохнет, то хлеб не померзнет.
Если на Крещение в Иордане вода будет выше льда, то год будет мокрый, ниже – сухой.
Если перелетные птицы: утки, гуси и т.п. прилетят жирные – год будет урожайный. Тоже, если рыба весной жирна.
Чтобы узнать, какой посев, ранний или поздний, будет лучше, взвешивают три первых яйца начинающей нестись впервые курицы. Если первое окажется тяжелее двух других яиц, то ранний посев будет лучший, второе – средний, третье – поздний. Обыкновенно весят одна, две хозяйки в селе и сообщают остальным. Разногласья быть не может.
Когда сеют репу, то приговаривают: «репа репу подвигай, а репа по хлебной чашке родись». Если же хотят, чтобы репа у кого не выросла, то говорят6 «вырасти репа не густа и редка и все сурепка». Кто знает этот приговор, тот не может сам сеять – не вырастет у него.
Чтобы червяк не ел овощей, нужно набрать червяков в горшок, залить женской мочой и поставить горшок в огороде.
Если скотину желает кто очень купить, то лучше продать6 «все равно пропадет».
По злобе иногда выжинают хлеб с одного или нескольких углов нивы, а иногда, кроме этого, на выжатом месте оставляют восковую свечу, обожженную с двух концов. Выжинают с наговором – «стало быть с наговором, без наговора что будет?». Зерно с такой нивы не годится на посев: хлеб будет травянистый.
Лить воду наотмочь – грех, «так только покойников обливают».
Если поп умрет, значит в той местности «год будет легкий», «воздух легкий»; тоже если умрет целомудренная девушка.
При умирающем надо ставить чашку с водой, «чтобы душа могла окунуться». «Как только человек умрет, сейчас вода всколыхнется». «Как только человек умрет, сейчас вода всколыхнется, значит душа окунулась». Душа – «как пар».
«Если встретишь попа или соборованного, то лучше вернись домой – не будет фарт». А если змею увидишь на дороге, то ее нельзя ни обойти, не переступить – с ума сойдешь, нужно вернуться.
Когда «месяц родится», то нельзя на него взглянуть – «не будет прощения душе на веки». К этому поверью относятся все скептически. «Старые люди говорят – должно быть не правда».
Гадания происходят только в «страшные вечера» (от нового года до Крещения). В избе на «посиделках», «вечерках», ставят по средине пола блюдечко с водой, возле него зеркало, свечу и кольцо с хлебом. Если парень гадает, то выпускают из под печи петуха с курицей; а если девушка, то петуха, иногда, впрочем и курицу. Если петух или курица съест хлеб – выйдет за муж или женится в том году, если петух напьется воды – муж будет пьяница; если петух станет бить курицу – муж будет бить; петух или курица посмотрят в зеркало – муж или жена будут «фарсить». С «посиделок» парни и девки выходят на «расстание» по одиночке и ложатся на землю. Если услышат, что «доски чешут», значит гроб делают – смерть; в какой стороне собака лает, туда и замуж выйдет; если старая собака – то за старого, молодая – за молодого, то же относительно парней. В самую полночь смотрят в зеркало, кого увидят за того и замуж выйдет или женится; при этом, нельзя оглядываться, чтобы не «случилось», на это не всякий решается, так как тогда «нечистая сила кружится». Рано утром девушки выходят с сором на «расстание» — кого встретит, за того и замуж выйдет, например, крестьянина, казака, ясачного, солдата и проч.
С «посиделок» выходят на двор с зеркалом, которое наводят на луну – сколько «месяцев» в зеркале будет видно, столько детей будет у девушки.
Опубликовано 3 ноября 1891 года.