Летопись Олекминской Спасской церкви (ныне собора) Якутской епархии. Часть 3.
Границы прихода Олекминской Спасской церкви были обозначены еще в 1773 году, от Олекминского комиссарства, вверх по реке Лене до Жиганской станции, а вниз до Малыкемской станции. В 1795 году по указу Якутского Духовного Правления, Саныхская и Малыкемская станции отчислены к приходу Покровской церкви Якутского окурга. В настоящее время приход ОЛекминской Спасской церкви, после отделения от нее двух приходов Кыллахского в 1859 году и Берденского в 1862 году, простирается вверх до 1-го Меитского наслега до 25 верст, и вних до Мархинской станции – 220 верст. Прихожане сей церкви разделены на два прихода: первый состоит собственно из городских жителей, крестьян Олекминских деревень и якутов Мальжегарского наслега, второй из крестьян, живущих по нижним станциям и якутов Кятчинского наслега, а часть и Мальжегарского наслега, живущих по нижней Наманинской станции, около 70 верст от города. Число душ обоих приходов простирается до 4450 обоего пола. Городские прихожане, кроме казаков, почти все заезжие и временно проживающие, то по службе, то по торговле, все они числятся в обществах других городов, как например – Киренском и Якутском. Кроме того, между прихожанами сей церкви – поселенцы и скопцы, сосланные сюда в 1861 году, число душ коих простирается в настоящее время до 300 человек, из коих некоторые поселенцы на реке Аллайке, на самой грани города, а само селение названо Спасским, некоторые живут по реке Олекме, в Троицком селении, а прочие на устье реки Чары. Они хотя и выставляют себя православными, но не бывают ни у исповеди, ни у св. причастия, и конечно, желали бы под личиной православия, исполнять все то, но священники, зная вполне совершенное отступление их от церкви, не дозволяют этого, а требуют торжественного отречения от своих заблуждений, по чину положенному для отпадших, тогда могли бы с любовью принять их в общество чад православной церкви Христовой. Со времени поселения их в Олекминском округе присоединено к православию только 6 человек. Кроме сего в марте месяце 1870 года присоединена к православию одна скопчиха лютеранского вероисповедания, через таинство миропомазания, совершенное настоятелем, священником Василием Поповым.
О наделении причтов сей церкви землей переписка начата в 1801 году, что видно из ордена Якутского Духовного Правления, от 16 июля, с препровождением копии с указа Иркутской Духовной Консистории об отводе ружным церквам, в число коих включена и Олекминская, земли хлебопахотной и сенокосной – 33 десятины, а равным образом права пользоваться с прихожанами рыболовными и выгонными местами по Высочайшей конфирмации, состоявшейся 1800 года 30 октября. План на землю составлен в 1805 году, копия с оного хранится при церковном архиве.
Архив сей церкви приведен в порядок только в 1859 году, настоятелем сей церкви, священником Михаилом Поповым, и имеет свое начало с 1781 года. Но к сожалению, не имеется весьма нужных документов, касающихся церкви и причта. Причиной тому небрежное отношение к нему причтов, вследствие отсутствия всякого надзора и попечения – дала не сшивались, а разбрасывались где и как попало.
По освящении Кыллахской церкви в 1859 году и Берденской в 1864 году, и отделении оных от Олекминской, штат причта сей церкви состоит из 2-ух священников, диакона и псаломщика.
Причт сей церкви пользуется жалованием, Высочайше утвержденным 10 марта 1849 года, а именно: священник получает жалования 200 руб., руги 160 руб.; диакон получает жалования 120 руб., руги 90 руб.; псаломщик – жалования 100 руб., руги 80 рублей.
Священно-церковно-служители не имеют собственных домов, а равно и не пользуются квартирами от прихожан, а живут в квартирах и платят за то дорого. Только в 1857 году местный благочинный живет в доме, пожертвованном в Спасскую церковь инородцем Степаном Ивановичем Идельгиным, купленном им за 2 тысячи рублей.
В приходском училище обучается до 30 человек, где закон Божий преподается безмездно о. благочинным священником Василием Поповым, им же открыта недавно церковно-приходская школа, которая по неимению помещения, равно и по малочисленности учеников, открыта в его квартире, где обучается 6 мальчиков.
Инородцы Олекминские, за не многим исключением, к обучению грамоте своих детей относятся очень равнодушно, так как грамота, по их понятию, не приносит материальной выгоды, а только портит их детей, которые якобы делаются вовсе негодными хозяевами и непокорными детьми, а равно и пьяницами.
О лицах служивших в приходе Олекминской Спасской церкви до 1870 года, нельзя собрать из дел архива сколь-нибудь верных сведений, как о времени их назначения, перемещения или смерти, как и о характере их служебной деятельности. А потому мы, чтобы показать вообще характеристику старого духовенства, возьмем для примера одно лицо, которое более других популярно – это Олекминской Спасской церкви священник Кузьма Никифорович Попов, проходивший свое служение между 1820-1850 годами, сведения служебной деятельности которого переданы мне стариками, как лично знавшими в молодости своей отца Кузьму, так равно ездившим с ним пономарем Василием Поповым, умершим в 1872 году в январе месяце, 84 лет от роду, и поступившим в означенную должность в 1801 году. Благодаря такой живой летописи, а равно и прочим очевидцам, мы намерены передать об одном из путешествий о. Кузьмы по речке Чаре для исправления христианских треб.
В начале сороковых годов текущего столетия, в первых числах ноября месяца, еще за долго до появления зари, по реке Чаре ехали на трех верховых лошадях три всадника, это 4–й причт Олекминской Спасской церкви – Отец Кузьма с пономарем Василием Поповым и проводником. Но не долго они сидели на лошадях. Трескучий мороз, бездорожица и сильный пронзительный ветер не давал им наслаждаться спокойным сидением на тихо переступающих с ноги на ногу лошадях. Они шли большей частью пешком. Если кто в это время пожелал заглянуть в личность этих путешественников, то это было бы не удовлетворительным любопытством. Толстый снега покрывал их одежду, а лица их укутанные в теплые меховые шапки едва можно было различить. Толстый слой сосулек на их шапках, усах, бороде и ресницах, скорее напоминал круглый ледяной со снегом шар, чем подобие человеческой личности. Но путешественники шли как люди опытные, бывалые, не унывали и хотя тихо, но все же шли и ехали вперед. Разговор между ними был не возможен, ибо каждый из них вел борьбу с морозом и холодным ветром упорно пронизывающим тело и старающимся проникнуть во все складки одежды и набить как можно больше снега. И шла ехала эта снежная масса целый день, то отряхиваясь от снега, то опять им укутываясь. Осилив примерно 30-верстное пространство, где шаг брали они приступом в войне с морозом, снегом и метелью, при вечерних сумерках доехали они до жилищ своих прихожан о существование коего сперва дали знать им собаки, а затем приятный дымок, вместе с вылетающими через трубу искрами огня. Какое приятное чувство испытывает путешественник в минуту приближения к отдыху, трудно передать словами. Чувство это только может понять тот, кто сам испытывал это на деле. Едва только лошадь Кузьмы подошла к столбку, к которому якуты привязывают лошадей, тотчас на помощь спешившемуся подошел хозяин дома, а за ним вышли и другие члены его семейства и начали рукавицей же отца Кузьмы очищать снег сперва с головы, а потом со всего туловища, кончая ногами, обутыми в оленьи камусы. Хотели было снять с головы о. Кузьму и лисью шапку; но это оказалось не возможным, так как лисица с бородой и усами крепко ухватилась от припугнувшего их мороза. За тем направились в юрту, но чтобы попасть в нее, тоже потребовалось преодолеть некоторую трудность. Так как двери у якутов бывают узкие и не высокие; то попасть в юрту высокому и толстому человеку, каким был о. Кузьма, да с прибавлением еще к его туловищу разных теплых шубных принадлежностей, то и эту трудную задачу о. Кузьма решил скоро и безошибочно. Он повернулся спиной к дверям юрты и просунул туда сперва свои камусы, за которые начали тянуть оставшиеся в юрте якуты, вместе с тем ухватились также и за кушак, и немного принатужившись, благополучно втащили сперва туловище, а потом и голову отца Кузьмы, уютно сидевшую в теплой лисьей шапке. Почувствовав теплоту лисья шапка постепенно высвободила из своих объятий все принадлежности головы о. Кузьмы, но по счастью жидкая борода его не столько примерзла, сколько усы, от которых вместе с ледяной сосулькой, кажется было выброшено значительное количество волос. Некоторые говорили, что прежде борода у о.Кузьмы была густая, но так как он почти во все продолжение своей жизни путешествовал по рекам Таре и Олекме, то нет сомнения, что большая часть ее растительности подверглась той же участи, которая как мы видели, постигла его усы. После шапки сняли ошейник, доху, теплую беличью шубу, потом куртик из беличьих черевок, и все это было вытрясываемо, и просушиваемо у камина, и наконец симметрично развешано подле лавки, которую убрали для отдыха о. Кузьмы. На лавку постлали сено, на которую набросили новую медвежину, по верх коей положили оленью шкуру и что-то в роде подушки. Пономарь Василий сопутствующий во всех миссионерских путешествиях о. Кузьме, живой и развязный старичок, распоряжался втаскиванием дорожной клади и разных переметных сум и постельных принадлежностей причта. Радушный хозяин распорядился принести из амбара бычье стенно для ужина. Готовый ко всевозможным услугам камин, далеко выбрасывая искры по направлению гостей, весело трещал и жарко грел лучистой теплотой весь передний угол юрты, занятый причтом. Пономарь Василий развязал суму, из которой вынул дорожный чайник, который подхватили несколько услужливых рук, а один счастливец удостоился налить в оный воды и поставить кипятить в камин. Старушка – хозяйка дома, одетая в кожаную телячью шубу, поверх синей дабиной рубахи, проворно поставила варить к чаю молоко. Немедленно оповещены были и окрестные жители о прибытии причта, чтобы на другой день собирались для удовлетворения своих духовных нужд. Поставленный на горячие угли медный чайник, уже давно выбрасывавший из своего носа пары с горячим кипятком, был вынут и о. Кузьма собственноручно всыпал в оный заложку байхового чая. Затем чайник последовал обратно и был поставлен подальше от огня на шесток камина. Из пшеничной муки о. Кузьмы и собственного масла старушка грязными руками месила тесто и приготовила к чаю оладьи, запах коих и треск кипящего масла содействовал оживлением усталых путников. И вот, под влиянием таких приятных впечатлений, ожился и о. Кузьма. Он сделался разговорчивым, шутил и мирячил старуху, толкая ее под бок. Тоже самое проделывала и старушка, смотря на которых все хохотали до упаду. Пономарь Василий смеялся больше всех. По всем видно было, что причт Олекминской Спасской церкви уже давно забыл свои труды, свою упорную борьбу с морозом и ветром, которые им довелось испытать в минувший день. Продрогший до костей причт принялся за чаепитие с большим аппетитом, прикусывая горячими, хотя и не совсем испекшимися оладьями, которые приглянувшись на первых порах под конец начали уже противеть причту, так как стали своим вкусом напоминать клейстер. Причт до тех пор пил чай, пока в чайнике не осталось ни одной капли, а начали выпадать оттуда только одни выварки. О существовании самоваров тогда еще не знали в этих местах. Хозяйка дома увидя, что не досталось ей отведать чайку, решилась по старой конечно привычке подойти к старичку – о. Кузьме, и попросила у него чайку на засыпку, которую, хотя и получила без затруднения, но за то в самой ничтожной дозе. Перед ужином последовавшим незамедлительно после чая, заявился и пономарь Василий, который имел нескромное обыкновение втихомолку обозревать содержащиеся в амбрах прихожан, в те времена не знавших замков. На этот раз он увидел в амбаре стерлядь около 30, сотни три белок и одну красивую лисицу. Все эти сведения ему были необходимы к завтрашнему дню, в который он надеялся вознаградить некоторой прибылью свои труды по утомительной дороге. После ужина о. Кузима вышел по обыкновению своему на двор для совершения вечерней молитвы под открытым небом. После молитвы, по заведенному порядку все тамошние подходили под благословение к о. Кузьме и уходили спать по своим чуланчикам. Остался только один молодой парень возле лавки о. Кузьмы раздел его, сняв камусы, чулки и прочие принадлежности обуви, а затем по просьбе о. Кузьмы начал сказывать якутскую сказку, послушав которую, вскоре, усталый о. Кузьма уснул крепким сном. Примеру его последовал пономарь. Прекратились и сказки. В юрте воцарилась тишина, изредка нарушаемая постукивание чашек, ложек и прочей посуды убираемой хозяйкой дома.
Кыллахский священник Стефан Попов.
Остров Кыллах, 22 апреля 1887 года.
Опубликовано 29 августа 1887 года.
Летопись Олекминской Спасской церкви (ныне собора) Якутской епархии. Часть 1.
Летопись Олекминской Спасской церкви (ныне собора) Якутской епархии. Часть 2.