С. Ужур, Ачинского округа. Медицина.
Таковы уже свойства всякой наболевшей неурядицы, в том числе и деревенской, — что достаточно бывает малейшего повода, чтобы она обнаружилась перед вами во всю свою ширину и глубину, представляя вниманию наблюдателя остановиться на любой из своих частностей…
В начале февраля настоящего года в описываемом мной селе был пожар, — это грозное и вместе с тем обычное явление деревни, против которого, скученная в своих постройках из легковоспламеняющегося материала и обложенная кругом сеном, соломой, лесом, дровами и назьмами, — она беззащитна; сгорели – дом с надворными строениями, 2 лошади и 4 овцы. Захваченные пожаром в глубокую полночь, сами хозяева едва не сделались жертвами пламени; один из мужиков погоревшей семьи был сильно обожжен. Однообщественники, несмотря на обширную практику помочей для вывозки строевого леса, удивляются, когда их спрашивают, намерены ли они устроить подобную помочь погоревшему двору. – «У нас этого не водится»… Другого отношения к погоревшим трудно было и ожидать – раз в силу общих условий местной жизни помочи давно уже не мыслимы для местного крестьянина без взаимности и угощения. С другой стороны, фельдшер вместо того, чтобы взять этого обожженного и сделавшегося бездомным мужика в свою «лечебницу», отделался одним пустым советом. Последнее весьма понятно, потому что, хотя на «лечебницу» и расходуется из мирских сумм ежегодно 240 руб., но таковой в действительности вовсе не существует; существует лишь фельдшерская квартира, куда население иногда обращается за советом и лекарствами и, конечно, не даром, хотя на лекарства фельдшеру ежегодно выдается по 50 руб. (при жаловании 300 руб. и готовой квартире с «ходоком», — все на счет общества). Аптечка частенько не только не пополняется по целым месяцам в своих самых необходимых медикаментах, но и нередко остается совершенно израсходованной. Да и вообще само существование аптечки может быть подвергнуто большому сомнению, и деньги, которые иногда берутся от пациентов будто бы для приобретения для них лекарств, не дают пациенту ничего взамен. Вообще же фельдшер существует только для тех, кто может ему хорошо заплатить, и для кого угодно, только не для крестьян, на счет которых он живет. Я не стану иллюстрировать отношений фельдшера к последним; но чтобы дать понять, до чего доходят эти отношения, приведу один из многочисленных рассказов об одном из прежних фельдшеров, по словам его каким-то чудом уцелевших пациентов. Именно, — установлен был как бы обычай – платить фельдшеру прежде всего за его согласие лечить пациента. Последний, еще не видя фельдшера, передавал его жене 2 мешка пшеницы, вместе с ним униженно прося ее похлопотать у мужа, не согласится ли тот полечить его. Жена, спустя некоторое время, выносила резолюцию; «согласен, если дашь еще мерлушку»… (ибо по не долгом соображении супруги вспоминали, что у пациента есть прекрасные мерлушки). Уже только после этого предисловия, стоившего пациенту пяти руб., давался совет и лекарства; то и другое оценивалось особо. Да еще как оценивалось-то! При всем том, вместо лекарства нередко давался за немалые деньги просто кирпич, истолченный в порошок и тщательно завернутый в бумажку… Врачей же здесь никто никогда и не видит. Разве раз-два в год и на несколько дней, случайно или «по своему делу», заедет какой-нибудь из ачинских врачей. Вот другое дело, когда в 85-86 гг. Была чума, истребившая в одном Ужуре до 700 голов: тогда время было «интересное», — нужно было давать пропускные свидетельства целым транспортам зачумленных кож, и врачу в кругу «своих», т.е. всевозможных загребистых лап, можно похвастаться отменным гешефтом на счет этого народного бедствия. Вот другое дело, когда «поселенский сын», например, просит «по неспособности к работе» об освобождении от податей («выйти на пропитание»): тогда врач руководствуется размером суммы, предложенной ему просителем, а не безотносительными к этой сумме медицинскими данными освидетельствования, и, конечно, рад такой «практике». «Предложение» обыкновенно предшествует формальному освидетельствованию в присутственном месте. Иногда происходит торг: если, положим, мужик принес только пудов 10 пшеницы, требуется надбавка руб. в 5 (итого 15 руб.). Удовлетворивший аппетит доктора получает (если он совершенно здоров) подробное наставление о том, в каком месте в момент формального освидетельствования должна быть боль, когда и при каких условиях свидетельствуемый должен охать и т.п., и, конечно, всегда признается неспособным к работе. Действительно же больной человек, но не принесший к доктору предварительной дани, вопреки очевидной неспособности к работе, быстро, почти без осмотра, объявляется способным к ней… В Ачинском округе есть еще врач, но… он не скрывает своего недоверия к медицине.
А между тем медицинская помощь, здесь настоятельно нужна. Эпидемии коклюша, кори, оспы (Даже на взрослых. Оспопрививание не помогает уже потому, что совершается неумело и небрежно, да и негодной материей. В оспопрививатели с грошовым жалованием выбирают, обыкновенно, мужиков не способных ни к какой другой общественной повинности), разгуливают свободно, унося сотни маленьких жизней ежегодно. Есть семьи, где один за другим рождалось и умирало по шести человек детей; семьи, которые половину народившегося своего молодого поколения считают в числе мертвых, очень часты. Трудно найти семейство, где не было золотухи; эта болезнь считается как бы обязательной для каждого ребенка. Горячки, чахотка, ревматизм, горловые и глазные болезни также обыкновенны. При существующем медицинском персонале и существующей организации медицинской помощи нет ни чего удивительного в том, что в случаях заболевания население обращается предварительно (и предпочтительно) к разного рода «бабушкам» и знахарям, и только если они не помогут и не уморят, к фельдшеру или какому-нибудь самозваному «дохтору», обыкновенно из ссыльных, умеющему только, например, при всяком удобном и неудобном случае «кровь пущать». Какого-нибудь нового человека, заявившего себя один-двумя удачными попытками лечения, пациенты будут просто осаждать, приезжая иногда из-за 60-80 верст. В таких случаях, чем больше этот лекарь похож на знахаря, тем больше будет к нему доверия (Интересующимся попыткой доктора Таирова я мог бы доказать фактами личного наблюдения, — что подобная попытка, например, в с. Ужуре имела бы еще более «блестящий успех», чем каким увенчался опыт г. Таирова. Большая зажиточность населения, большая нужда в медицинской помощи и меньшая предубежденность к барину, интеллигенту (у сибиряков-крестьян есть свой «барин»), — вот главные условия, на которых был бы основан подобный успех). Методы лечения «бабушек» и знахарей очень своеобразны (про деревенских повитух рассказывают ужасы, о которых было бы слишком долго распространяться). Отравление детей опием (маковыми головками) – обыкновенное средство против большинства детских болезней. Кроме того, детей «носят на зарю», чтобы прогнать «полунощника», не дающего спать ребенку; лечат «против озевывания» («озвал кто-нибудь», «сглазил»). Против опухолей, ран, — лучшее средство «очерчивание» больного места. Есть, впрочем, и более сложные методы лечения. Так например, один знахарь, пользующийся известностью на несколько десятков верст в окружности, следующим образом лечил 14-ти летнего мальчика, страдающего общим худосочием, и не по летам малорослого. Он поставил своего пациента к дверной колоде, над его головой просверлил в колоде дыру; затем, обрезав у мальчика ногти на обеих руках и крестообразно волосы, замял все это в кусочек воска и, залепивши им дыру, объявил, что пациент вылечен…
… А вот рядом с этим глубоким невежеством молодой, университетски-образованный врач из страшной народной беды делает себе недурной гешефт!
Карымов.
Опубликовано 5 ноября 1887 года.