Письма из Ачинска. Часть 2.
В ознаменование коронации Государя Императора, в 1883 году, наша Дума, по предложению бывшего городского головы г. Никифорова, постановила: открыть в г. Ачинске женскую прогимназию с наименованием ее «Мариинской», для чего по росписи ассигновала отчислять каждогодно из городского капитала 1,000 рублей. Ходатайство об утверждении этого решения было отправлено к губернатору, где нашли, что 1,000 руб. на содержание прогимназии недостаточно, а потому было предложено Думе: не изъявит ли она желание, вместо открытия женской прогимназии, дополнить трехклассное училище четвертым классом, или увеличить ассигнованную сумму вдвое? Но… г. Никифоров сменился, место его занял другой голова, остыл благородный пыл, а вместе с ним и благие начинания! Дополнение четвертым классом уездного училища – отвергнуто; прогимназия забыта; да и вообще городские дела пошли к упадку: поправка улиц, площадей, на которых прохожие вязнут по колено в грязи, оставляют калоши, возложена на зиму, которая, мол, все поправит, даром; на обрушивающуюся набережную во 2-м квартале махнули рукой. Вся забота обращена на сооружение нового каменного гостиного двора, вместо существующего деревянного, к слову сказать, — еще прочного, могущего простоять десятки лет с легким ремонтом.
Так вопрос о прогимназии и оставался на точке замерзания до приезда графа Игнатьева. Теперь, благодаря участию, принятому в этом деле супругой графа, открытие прогимназии в Ачинске осуществляется, так как к сумме, ассигнованной Думой, графиня предложила ежегодно дополнять из своих личных средств необходимый денежный недостаток на содержание прогимназии. Недавно уже произведены выборы членов попечительского совета. После долгих споров и пререканий, решили: чиновников, состоящих на государственной службе, и их жен не выбирать в члены попечительского совета, а лишь только лиц, принадлежащих к купеческому и мещанскому сословиям. Что город – то норов, что деревня – то обычай! Но, как бы там, ни было, выборы состоялись.
Все окончилось прекрасно,
Как нельзя было и ждать,
Выбор сделан нами гласно,
На кого же тут пенять?
Судебные ревизоры покончили свое дело тихо, спокойно, между прочим, заметив полицейскому управлению, что оно решает неподсудные ему дела, приговоры по которым, впрочем, всегда беспрепятственно утверждались губернским начальством, и изумившись, что у земских заседателях дела производятся чуть не десятки лет. Носятся слухи о причислении, будто бы, кое-кого из полицейского персонала к лику званых; но есть и противоположные слухи о том, что ревизоры остались вообще довольны нашими властями, а, вот, последние-то недовольны ревизией и добровольно оставляют свои места, занявшись на последок евреями. Как так? – спросит читатель. Сейчас объясню.
В проезд через Ачинск графа Игнатьева, евреи, которым воспрещено проживание в городах, обращались к графу с прошением о разрешении им свободного проживания повсеместно. При подаче прошений они уверяли, что они самый скромный и безвредный народ, и что начальство напрасно выгоняет их из города. Желая проверить сделанную евреями о самих себе аттестацию, граф, обращаясь к стоявшим во дворе городского головы Максимова гражданам, спросил: «Какого вы мнения о просителях-евреях?» — Воры, укрыватели, ваше сиятельство! – был ответ. Услышав это, граф приказал исправнику составить список всем заподозренным в кражах лицам, вписать в него евреев, не имеющих определенных занятий и права на проживание в городе, и распорядиться немедленно высылкой их в места причисления. Списки были составлены довольно подробно, никто из сомнительных лиц разных исповеданий пропущен не был и быстро началось изгнание евреев из земли Ханаанской в землю Халдейскую через полицейскую чижовку. Сначала, покуда евреи не опомнились, высылка шла правильна, т.е. не было делаемо никому ни поощрений, ни уважений, ни исключений; но скоро все наладилось по нашему, по-сибирски, и сыны Израиля спокойно считают в Ачинске свои расходы, измышляя как бы по живее пополнить их.
Погода с 21 августа установилась хорошая, а это для простолюдина и крестьянина лучше всего. Закипела работа; пошла уборка хлебов; Чулым вошел в свои берега. Катастрофа и страх миновали. Одна почтовая дорога остается убийственной. На половине пути от села Чернореченского до дер. Козульской, т.е. на 11-й версте по московско-иркутскому тракту, стоят подставные лошади для проезжающих по подорожной. Почтовые ямщики выбиваясь из последних сил, едва подтаскивают пассажиров на своих измученных лошадях до этой «новой» станции-стоянки под открытым небом, придуманной крестьянами для спасения проезжающих; здесь последние, за невозможностью продолжать путь, останавливаются и, помимо подорожной, нанимают вольных обывательских лошадей, чтобы докончить свое путешествие по топкому болоту большой дороги, употребляя 9-10 часов для проезда 22-верстного расстояния до дер. Козульской или до села Ченореченского.
Всем и каждому известно, что в 1860 г. заботами г. Зыбина эта же самая дорога доведена была до такого состояния, что лучшего желать нельзя. Хорошо поддерживал тракт и г. Айгустов. Когда же после них явились новые администраторы: гг. Лавровский, Измайлов, Кишкин, Лягота и т.д. до Знаменского, а дорожным заседателем поставлен г. Безруков, то московско-иркутский тракт делается все хуже и хуже и ныне дошел до невозможного состояния. Теперь на исправление дороги потребуется много и весьма много рабочего крестьянского труда и денег. Но крепка шея сибиряка.
Носятся слухи, будто бы по вышеописанной дороге ползет из губернии громадных размеров пакет, за тремя печатями, весу до шести пудов. В пакете заключается секрет к развязке вопроса об уравнении обывательской гоньбы между всеми волостями Ачинского округа. Если слухи верны, то десятилетнее ярмо спадет с Покровских крестьян. Я уверен, что не один благодарственный молебен будет отслужен тому великому чудотворцу, который помог развязать этот гордиев узел. Только как бы тяжесть и объем пакета не помогли дорожной зыби и топи затянуть его в свои пучины.
Терпигорев.
Ачинск, 27 августа.
Опубликовано 5 сентября 1885 года.