Условия земледельческого труда в Сибири. Часть 2.
Переходя к очерку обрабатывающей и добывающей промышленности, г. Петропавловский в своей монографии прежде всего замечает, что «рядом с грубейшей и безобразнейшей подделкой у каждого крестьянина имеется предмет, в котором видны чистота, вкус и техническая ловкость. Это только показывает, что приобретение такого рода вещей шло не зависимо от воли крестьянина. Привезена такая-то вещь на ярмарку и соответствует его карману, он приобретает ее; а если она не привезена или дорога ему кажется, — он обходился без нее, или заменяет ее произведением собственных неумелых рук. Таким образом, существование всех здешних производств ремесленных является чистой случайностью, также, как и происхождение их. Попадали случайно сюда какие-нибудь ремесленники – и в данной местности возникла промышленность, и если она совпадала с потребностями этой местности, то существование ее было упрочено».
Затем автор сказав, что сибирские заводы не имеют существенного значения для крестьян, ибо «принадлежат они городским жителям и держатся не коренными рабочими силами, а пришлым, по большей части, ссыльным элементом», переходит к вопросу о кустарных промыслах и говорит следующее: «Кустарные производства, напротив, поддерживаются самими сибиряками, хотя происхождение их не здешнее. По своему характеру эти производства делятся на два рода; одни из них еле влачат свое существование, не представляют оригинального развития местной техники, а являются лишь подражательными; случайность их возникновения несомненна; не подлежит сомнению и случайность из настоящего существования. Другие ремесла представляют выражение местной самобытной потребности, не зависят от ввозной торговли и по своей выгодности и прочному существованию не имеют ничего общего с первыми».
Как пример кустарного производства первого рода, он рассматривает подробно железные производства Тебенякской волости Курганского округа. «По естественным условиям, она мало чем отличается от всех остальных волостей этого округа, разве только тем, что земля здесь менее плодородна, леса реже и мельче, сенокосы не дают такого количества, как в других волостях. Но все это могло случиться не от естественных недостатков почвы, климата и пр., а оттого, что жители этой волости отвлекаются от земледелия другими занятиями, именно кузницами и слесарными заведениями, рассеянными в огромном числе по всей волости. Производство железных и стальных предметов в общем очень значительно; предметы эти расходятся на значительное расстояние – в Ялуторовске, в Кургане, в Ишиме, в Тюкале, в Туринске и Таре. Может быть, даже они заходят на крайний север. Во всяком случае, пожаловаться на отсутствие сбыта для изделий Тебенякской волости нельзя, тем более, что изделия эти не предметы роскоши, а предметы первой необходимости для крестьянского хозяйства: здесь делают кольца к дугам, кольца к хомутам, гвозди, шилья, петли, пробои, вилки, ножи, топоры, косари, замки, терки, шабалы и проч.»
«… Не смотря на разнообразие тебенякских изделий, все они крайне грубы и баснословно дешевы». Автор объясняет это явление тем обстоятельством, «что вся промышленность поставлена искусственно, случайно и основана на недобросовестности». «Прежде всего кустари, имеющее кузницы, закупают железо не сами, а через особых скупщиков, которых всего несколько человек на всю волость. Скупщики имеют сношение с уральскими заводами, откуда и берут железо. Но покупают его не наличными, а в кредит, вследствие чего цена железа, по которой они берут, всегда значительно выше действительной. Кроме того, по ограниченности кредита, скупщики еще искусственно поднимают цену железа, перебивая друг у друга благосклонность начальства уральского завода, пуская в ход и лесть и пресмыкание».
«Раздобыв таким путем железа, скупщики раздают его уже кустарям, конечно, также в кредит и с обязательством купить все вещи у кустаря, которые он делает из данного железа. Но так как кустарь берет в долг не только железо, но и деньги вперед, то цена на изделия зависит вполне от скупщика: какую он цену назначит, ту и должен взять мастер-кустарь. Последнему, в свою очередь, нет никакого расчета делать хороший предмет, иначе он умер бы с голода. Он работает над каждой вещью столько, сколько нужно для того, чтобы она походила на название, хотя он способен произвести и более удовлетворительные предметы, да и производить их, но затем, вероятно, раскаивается; его добросовестность и труд не окупаются, отнимая у него только кусок хлеба».
«Ясно, что все это дело случайно возникло, искусственно поставлено и поддерживается только благодаря традиции, слишком глубоко пустившей корни, чтобы по желанию бросить его. А было бы лучше, если бы тебенякские кустари бросили свое пропащее дело и перешли к другим занятиям. Теперь же они только отвлечены от земледелия, но и к делу выгодному не приставлены. Их земледельческое хозяйство ведется плохо. Нередко они покупают хлеб. Но заработки их ничтожные. Поэтому живут они хуже крестьян-немастеровых, работа их тяжелее, положение более зависимо».
Так заканчивает автор свой очерк производства Тебенякской волости, прибавляя, что эта волость единственная по такой кустарной деятельности, а это показывает, как думает г.Петропавловский, что положение и условия местной жизни не вызывают такого рода труда.
«Совсем в ином положении находятся производства, которые вызваны местной потребностью, оригинальные по своему характеру и избавлены от необходимости конкурировать с более развитой русской промышленностью. Общая черта их состоит в том, что они пользуются местным сырьем и не поставлены в необходимость выписывать его издалека. Пока предметы этих производств имеют только местное значение, но со временем они могут расходиться и на сторону. Примером нам послужит для иллюстрации этих положений пимокатство. Правда, сплошь, кажется, ни одна деревня здесь не занимается пимокатством, но общее количество пимокатов так велико, что значение этого дела для всех трех округов неоспоримо».
«Пимокату-кустарю незачем обращаться к посреднику для покупки шерсти». «Затем, при сбыте своих изделий он не обращается также к посреднику-торговцу, а продает свой товар непосредственно потребителю». Кроме того, «пимокат-крестьянин работает только тогда, когда свободен от земледельческих работ, вследствие чего хозяйство его не падает, а улучшается». «Жаль только, что технические приемы здешний пимокатов, крайне не совершенны. Шерсть бьют они традиционной тетивой, катают ее больше силой мускулов. Кроме того, изделия их однообразны – одни пимы; другие предметы этого рода – валенные галоши, чесанные валенки, ботинки, туфли – ничего этого они не умеют делать. При известном усовершенствовании своего дела они могли бы сбывать свои изделии и в Россию, находясь в более выгодном положении, чем производители валенных вещей в России. Не смотря на разнообразие и наружную чистоту валенных изделий России они уступают в прочности и доброкачественности сибирским, да и при том же чуть не вдвое дороже последних. Таким образом, обилие сырого материала – первое условие, для того чтобы данная промышленность получила значение не только для здешней местности, но и для сбыта». Далее автор говорит о развившемся в последнее время производстве в Тобольской губернии – о добывании крахмала из картофеля. «Производство это по большей части находится в руках женщин, которые на досуге делают крахмал, но без малейшего знакомства с техническими приемами, по способам первобытным и крайне не выгодным». «Тем не менее, этого местного изделия картофельная мука хорошо разбирается, потому что вдвое, а иногда втрое дешевле привозной. Производство, несомненно могло бы быть прочным и выгодным. Обилие и дешевизна сырого материала – картофеля, работа на досуге, между делом, обеспеченный сбыт – все это сильно могло бы развить крахмало-заводство, если бы между его производителями были распространены какие-нибудь технические знания».
Упомянув далее о том, что выделка кож могла бы дать выгодный заработок для народа, что хорошо бы могли действовать салотопленные, мыловаренные и свечные заводы при лучшей их постановке, автор переходит к описанию собственно промыслов и констатирует прежде всего то явление, что здесь массовые отхожие промыслы совершенно отсутствуют. Из более или менее постоянных местных промыслов автор отмечает рыболовство и охоту. Когда-то эти промыслы давали значительный заработок для местных крестьян, но теперь с каждым годом эти промыслы падают.
Говоря об источниках крестьянской жизни в описываемой местности, г. Петропавловский пишет: «Промыслов и ремесел почти нет, по крайней мере главная масса населения не участвует в них. Случайных заработков много, и каждый крестьянин совмещает в себе множество специальностей. Это дает большое подспорье, но не может быть верным источником жизни, давая лишь только особую окраску жизни здешних крестьян – окраску обилия. Остается скотоводство, лесопорубки и земледелие». Но скотоводство, лесопорубки и земледелие, если в них не будет введена улучшенная культура, а все дело их будет вестись на прежних основаниях, представляют слабую гарантию для благосостояния населения и нужда, гнетущая бедность, стучится смелой рукой в двери сибирского крестьянина. «Крестьяне здешние до сих пор не знали, что значит покупать хлеб по пуду, не говоря уже о фунтах, а теперь в последние три-четыре года познакомились с этим перемоганием из недели в неделю».
Наконец задавая вопрос: «Какое же будущее трех округов (Ишимского, Курганского и Тюкалинского), этой огромной «житницы» западной Сибири? – автор отвечает: «Леса вырублены, озера пересыхают. Суровый, но ровный климат сделался вероломным. Для страны настало время периодических кризисов более или менее сильных, более или менее продолжительных. Засуха, ливни, морозы, в июле – это теперь уже неотъемлемая принадлежность здешних мест. Чем кончатся эти кризисы, трудно сказать, но кончатся они только тогда, когда фаталистическая культура уступит место другой, которая научит человека пользоваться всеми его силами, для удовлетворения большинства его потребностей, хотя бы вопреки его суровой природе». Но «во всяком случае, земледелие здесь сделалось очень тяжелым делом, настолько рискованным, что те, которые не выселились в другие места, отыскивают другие занятия в подспорье сельскому хозяйству. Это отыскивание сторонних заработков сделалось настолько распространенным, что невозможно ошибаться в важности последствий для него. И так как кустарные производства в стране почти не существует, а промысла сокращаются, то единственным подспорьем сельскому хозяйству является извоз, тесно связанный с торговлей; это обстоятельство, вероятно, впоследствии выдвинет другой класс людей, главное занятие которого сделается легкая нажива и кулачество всякого рода. За всем тем останется, как теперь остается, громадное большинство тех крестьян, которые живут землей и ради земли. Их недалекое будущее печально. Ни промышлять, ни торговать они неспособны; исконные земледельцы, они медленно приспособляются к новым условиям жизни; неповоротливые, они будут гнуться при первом повороте ветра. Это самый здоровый, честный и чистый класс в Сибири; жизнь их так проста, что большую часть ее потребностей они удовлетворяют сами, собственным умением. Но, повторяю, в недалеком от нас будущем этот класс должен будет вынести тяжелое испытание». «Железная дорога, вероятно, нанесет последний удар этой стране. Так как, кроме сырья, ей нечего будет брать здесь, то она сырье и вывезет; в несколько лет она вывезет весь хлеб, кожи, масло, сало, сожжет леса, вырвет с корнем из земли все, что можно вырывать, и совсем опустошит страну, не приготовленную встретить этого огненного вестника цивилизации. А взамен того, она пустить на беззащитный в культурном отношении край хищника, которому нечего делать на родине и который довершить опустошение. Тяжел будет этот кризис крестьянам».
Опубликовано 26 февраля 1887 года.