О происхождении Северо-Байкальских бурят вообще и тункинцев в особенности. Часть 1.
(по чисто народным легендарным преданиям).
I.
По роскошным долинам южной части Иркутской губернии с незапамятных времен постоянно кочуют монголо-буряты, называющиеся в Сибири также «Братскими».
Что название наших «Бурят» было известно и самому идолу монголов Чингисхану, в этом, кажется, нельзя сомневаться. В летописи Сананн Сэцэна встречается (под 1189 г. по Р.Х.), правда краткая, но, тем не менее, интересная заметка следующего содержания: «Ой рад – бурятский правитель – именем Ороджу Шикгуши поймал подле, не имеющей бродов, реки Байкала какого-то ястреба утколова и представил его к божественному повелителю (Чингисхану) в знак покорности народа «Бурят».
Что за китайской границей кочует много монголо-бурят, как туземцев, так равно и сибирских перебежчиков временем пахабовских (В 1653-59 гг. Впрочем Миллер и Фишер говоря о том, что буряты бежали с Ангары в Монголию, не объясняют какую именно страну они подразумевают под этим именем. Между тем в то время южное Забайкалье и Тункинский край были еще в подданстве монгольских ханов и также назывались Монголией) – это тоже факт. Независимо уже от официального свидетельства; «что – хоринский род бурят с кочующими на северной стороне Байкала Баргу – бурятами составляет одно племя, да того же племени Баргу – монголы, состоящие в подданстве китайского Императора», — само наречие этих номадов неоспоримо доказывает, то все они когда-то составляли одну семью (Нельзя, впрочем, не заметить здесь, что юно-байкальские монголо-буряты книжники, любящие порисоваться, подчас честят своих северобайкальских братьев названием баргу-бурят и не образованных бурят).
Кочевья русских монголо-бурят к востоку начинаются почти с Горбицы и, распространяясь к западу по китайской границе на протяжении 1700 верст, оканчиваются у окинского караула, находящегося между отрогами Саянского хребта, на р. Оке, в нынешнем иркутском округе, подымающимися к северу от китайской границы до верховья реки Лены.
Монголо-буряты разделяются по местности. Те, которые кочуют в Забайкальской области, называют себя в официальных бумагах Байкал далай-ин урда бей-ин монгол-бурят, т.е. «монголо-бурятами кочующими на южной стороне Байкала»; те же, которые имеют постоянным своим место пребыванием степные пространства, лежащие в собственно Иркутской губернии, величают себя Байкал далай-ин хойту бэйе-ин бурят, т.е. «Бурятами, кочующими на северной стороне Байкала».
Затем монголо-буряты разделяются или, вернее выражаясь, отличаются чисто азиатской особенностью, именно – происхождением. Так Селенгинские восемнадцатиродные (Атаган, Ачигабат, Сартол, Табунагут 1-й, Табунагут 2-й, Табунагут 3-й, Удзон, Цонгол, Хатагин, Подгородный, Бабай-хурумчи, Чикойский харанут, Селенгинский харанут, Бурту-чино, Бгомал-готол, Алагой, Олзот, Галзот) и князь урульгинские шестиродные (Залайр-узон, Тукчин, Гуны, Балкягат, Сартол, Сарадул) величают себя настоящими монголами, чистейшей кровью чингисхановских кхукхе – монгол. А Залайр-узоны уверены, что они произошли от родного чингисханова брата Узона; Тукчины же (от тук – «знамя») говорят, что предок их был знаменосцем Чингисхановым. Но монголо-буряты Хоринско-агинские не навязываются в родство у Чингисханы и даже ни слова не говорят о своем свойстве с кем-нибудь из знаменитых его сподвижников; теи не менее и они, когда речь касается их происхождения, имеют своего конька, именно: одни из этих «кровных князей и княгинь» официально утверждают, что предок их, т.е. хоринско-ангинских монголо-бурят, был тумэтский князь Баргу, вельможа Алтын-хана, тот самый, о котором упоминается у Сананг Сэцена. Лицам коротко знакомым с монгольским языком, без сомнения не раз приходилось подслушать генеалогический рифмованный гимн хоринцев:
Хон шобун гарбултай,
Хосун модон сэркгэтэй,
Ширун сул эсэкгэтэй,
Алунг гова экхэтэй,
Хори-дой кгечи кхун и проч.
Т.е. «у нас был отец Хоридой (коралловый хвост) носивший фамилию лебедя и имевший коновязь березовую, а мать – красавица Алун» и.т.д. Другие из этих «кровных князей и княгин», напротив того верят от всей души, что они в незапамятные времена произошли от Хоридой-я, воспитанника тункинского, пресловутого Буханойна «князя-пороза». И это утверждение имеет свои данные; но только данные эти опираются уже не на историю Сананг Сэцэна, а на непроходимую трущобу чисто-народных легендарных преданий! Оно имеет тесную связь с сказаниями северных бурят о своем происхождении, почему и приводим здесь целиком хоринско-ангинскую легенду о Хоридой-е, чисто шаманскую (Другая легенда о происхождении хоринцев, заключается в рассказе о Больжин хатун, но это уже новейшее произведение хоринских лам).
«В древнее незапамятное время, — говорят и подчас даже пишут хоринско-селенгинские легендисты, — когда благотворный луч шикгэмуниевской веры еще не коснулся монголо-бурят, обитавших в Восточной Сибири, когда мы, не зная грамоты, подобно слепцам, блуждали еще во тьме грубого невежества, — в это старо-черное время были ли предки наши подданными заграничных монгольских Богдо-ханов, — решительно не знаем. Неизвестно нам так же и то, как у наших предков назывались гиютэны (предметы поклонения); какие у них были религиозные верования, обряды, поверья и проч. Одно только, да и то в смутных рассказах передали нам прадеды, деды и отцы наши, что монголо-буряты в старину поклонялись тэгриям – небожителям, и онгонам – теням своих предков; что тегрии, обыкновенно витающие на небесах, владычествовали, между тем, над стихиями, горами, долинами, реками и лесами, а онгоны, большей частью жили на непреступных горах, на крутых скалах, в глубоких пещерах; что бурный Байкал с прилежащей к нему местностью был любимым местопребыванием онгонов, и, что Бэгдзэ (ламайский Джамгаран) повелитель онгонов, жил на острове Ойхоне (Остров Ольхон, на западной стороне оз. Байкал, заселен Бурятами, наз. «ольхонскими»), что на Байкале на непреступной, волнообразной горе Алтан-мундурга, т.е. в Саянских горах. К острову Ойхону благоволили онгоны потому, что на нем в незапамятное время делал привал, вышедший из стран девяносто девяти небожителей, славный герой Чингисхан, — оставивший гениям покровителям острова, в память своего божественного посещения, что-то в роде треножника с большим котлом, из которого изволил кушать мясо. А хребет или гору Алтан-мундургу онгоны жаловали потому, что она была местом пребывания Буха-нойна. Отца и воспитателя малютки Хоридой-я, прародителя хоринцев. Вот именно, что передается потомству, — продолжает легендист:
«У подошвы Алтан-Мундурги в доисторические времена раскидывались кочевья, восемнадцати Атагат и двадцати Хата-гит, монгольских выходцев. И Атагат и Хата-гит отличались доблестями; но всех их превосходила в этом отношении жившая около них Асой-хан-удаган (в просторечье: Одегон) знаменитая шаманка или, точнее, дакини, богиня летающая по воздуху. О, восклицает легендист, кто в состоянии описать эту сокровищницу душевных и телесных совершенств, — сокровищницу, пользовавшуюся высоким почетом и внимание между своими соседями! К сожалению у Асой-хан-удаган не было детей. А так желание иметь потомство врожденно всем одушевленным существам, то Асой-хан-Удаган день и ночь прибегала к Дзол-дза-ячию, божеству плодородия, с молитвой о ниспослании ей счастья сделаться матерью. Наконец, голос молящейся достигнул до ушей призываемого тэгрия! В один благополучный день прискакали к Атагатам и Хатагитам два табунщика и, кое-как собравшись духом, рассказами всем вообще и каждому порознь следующее: «Утром, при чрезвычайно ясном небе, забушевал юго-западный угол Байкала и дал образование огромной массе белоснежной пены. Прошло времени не больше вскипячения тогона – и из этой пены вышли три малютки оборотня (Хубилган); при чем раздался свыше голос, который говорил: да насладятся долгоденствием, здоровьем и богатством Булагат, Хоридой и Экэрит! Затем, когда эти мальчики-оборотни выбрались на берег, подле них очутилось два вола – голубой и пестрый. Дружелюбно обнюхав малюток, волы легли подле них на правый бок. Тот час старший брат (Булагат) подполз к голубому волу и начал кормиться у него, а средний (Хоидой) и младший (Экэрит) затем же обратились к пестрому волу. Всэ это, говорили табунщики, мы видели своими глазами».
Выслушав табунщиков, весь мундугирский улус «сел на конь» и поскакал к Байкалу – посмотреть на чудо Тэгрия. Тогда, доблестная Асой-хан-Удаган вскричала: «стойте! Стойте! И я еду с вами, ведь это тегри плодородия, внял моим молитвам, воспроизвел для меня детей». Конечно, улусники согласились и взяли с собой шаманку. Прискакав к морю, они действительно увидели малюток-оборотней и должны были убедиться в справедливости слов табунщиков, а Асой-хан-Удаган подошла к мальчикам, нежно обняла их и, по туземному обычаю, усыновила при всем народе.
Воспитываемые заботливо-нежной Асой-хан-Удаганом, братья Булагат, Хоридой и Экэрит, по достижении юношеского возраста, всецело посвятили себя звероловству и, хояд туда и сюда на охоту, нажили огромное имущество, состоящее из разнородных звериных шкур.
Лет через двадцать после находки детей Асой-хан-Удаган переменила свою оболочку (т.е. скончалась). Вскоре после смерти своей восприемной матери, Булагат и Экэрит, придя в первоначальное свое местопребывание стали держать между собой такую речь: вот мы три брата собрали огромное состояние, а что в этом толку, не даром пословица говорит, что «одна головня не сделается огнем – один человек не сделается человеком» (т.е. как одной головой не вытопишь печи, так и одному человеку не воспроизвести общества), а потому следует нам разойтись на три разные стороны, жениться на избранных девушках и сделаться инородцами. Сказано, — сделано. Разделивши имущество на три ровные части, два брата, по обычаю, отломили от трехветвенного дерева две развилины и стали ожидать своего среднего брата. Спустя несколько времени явился и Хоридой. Рассказ о разделе имущества и решении братьев, сделанном без него, затронул и оскорбил его. Да ведь я такой же, как и вы, хозяин имущества, сказал Хоридой братьям с раздражительностью: зачем же вы без меня разделили наше общее достояние? Балагат и Экэрит представили ему свои резоны. Что же, воскликнул Хоридой, когда уж на то пошло, так возьмите и мою долю разных звериных шкур, и, окинув глазами горы, произнес: мэнду алтан мундурга («прощай золотая Мундурга»), ушел и поселился на Ойхоне, единственном остове святого моря Байкала.
В то время Ойхон в действительности мог называться настоящим царством птиц, — до такой степени он был переполнен дикими гусями, утками и другими видами птиц. Одинокий житель пустынного острова Хоридой вскоре однако почувствовал потребность в подруге жизни и начал тосковать. Но вот однажды, когда он лежал не в дальнем расстоянии от моря и любовался плававшими, мывшимися и нырявшими гусями, утками и чайками… Что за чудо!.. прилетел прелестно-белый лебедь (Хонг), сел на берегу моря и начал петь дивно-гармоническую песню. Еще минута и лебедь обратился в поразительно-прекрасную деву тегрия, которая сняла с себя блестящую, с украшениями одежду, и начала мыться и нырять в окраине моря. Ну, это не даром! – подумал Хоридой, скрытно подполз между камышом к берегу и украл сложенную на нем одежду деву-тегрия. Что же случилось? Намывшись и накупавшись в море, дева тегрия вышла на берег, осмотрелась… Одежда словно канула в море. Бедненькая! Несмотря ни на какие попытки, не могла уж подняться и улететь, Хоридою, при таком положении девы, броситься и поймать ее было делом одной минуты.
Таким образом Хоридой приобрел себе подругу жизни; подругу божественную, так как дева тегри, прилетевшая в образе лебедушки, была никто иная, как оборотень (Хубилган) несравненной Элун-говы, супруги дивного Хубилай-Сэцэн-хана, внука Чингисхана. Вот почему хоринцы и поют в своих торжественных гимнах, составленных в честь прародителей:
Хонг-шобун-гарбултай
Элун-гова экхэтэй.
Вот почему верующие люди из этого аймака и не стреляют лебедей.
У Хоридоя и жены его было одиннадцать сыновей: Галзот, Хоацай, Кубдут, Гучит, Шараит, Харгана, Худай, Бодонхут, Хальбин, Цаган, Батанай; от этих-то личностей и произошли нынешние одиннадцать хоринских родов.
Вы спросите – заключает легендист: чем же окончилось это супружеское счастье Хоридой-я? А вот чем: после рождения Батаная, Хонг, все еще прекрасная супруга Хоридой-я, стала тосковать и зачастую уходить на берег Байкала. Заметив перемену в Хонг, Хоридой просил ее открыть ему причину грусти. «С тех пор, как мы стали супругами, сказал Хонг, я подарила тебе одиннадцать сыновей-красавцев, а между тем ты все еще как будто не доверяешь мне – скрываешь первобытную одежду. Вот от чего грусть и съедает мое сердце». Чтобы развеять грусть и излечить разбитое сердце дорогой своей подруги, Хоридой пошел и принес из тайника ее бывшую одежду. В восторге облобызав и обнюхав свою девичью красоту, Хонг надела ее на себя, и в то самое время, как Хоридой ставил на огонь восьмиклейменную чашу, испустив звуки: ги! ги! кинулась в трубу (уркху). Бросив чашу Хоридой схватил было беглянку за ноги; но увы! – Силы изменили ему, Хонг вырвалась и улетела на Байкал. Не даром же видно, говорит народная пословица «жена это темная ночь».
Этим оканчивается легендарное сказание о Хоридое, но не оканчивается легенда о красавице Хонг. Так как Хоридой своими запачканными сажей руками замарал ноги улетевшей своей жены, то все лебеди из фамилии Хонг и имеют синие (темные) ноги. Не так ли?- спрашивает легендист.
Вот существенные черты, из разных вариантов народных легендарных преданий и происхождении Хоринцев, составляющих одно племя с тункинскими монголо-бурятами, нынешней иркутской губернии.
При переходе к монголо-бурятам, кочующим на южной стороне Байкала, для связи, следовало бы коснуться происхождения селенгинских 18-ти родов, чистых монголов и по языку и по житью-бытью, но тогда пришлось бы привести целиком еще несколько характеристических легендарных рассказов. А как это заняло бы много места и времени, то находим здесь достаточным сказать только, что 1) селенгинские монголо-буряты суть потомки Саин-ноиновских, Цэцэн и Тушету-хановских перебежчиков, к которым впоследствии примешалась часть тункинских Экэритов и 2, в подданство России увлекли селенгинцев, при грозном нашествии на Халку Галдана, распространенные рассказы между Халхасскими монголами, что «белые цари чистые бодигатвы (разумно-святые и примилосердные существа), а русский народ, при ангельской доброте сердца, до того богат, что лошадей своих привязывают к серебряным коновязям, — мало того – сам ест из золотых, а собак своих кормит из серебряных сосудов; соболиные меха подстилает вместо войлоков, а коровьим масло разжигает печи; даже мальчишкам, табунщикам рогатого скота, разрешается употреблять в игре овечьи курдюки, вместо обыкновенных монгольских мячиков. Вот какая благодатная страна – тейму дэлгэрэксэн оронов».
Итак явились в подданство России:
В 1665 г. Саин-ноиновские Атаганы;
В 1684 г. Саин-ноиновские Ачагабаты;
В 1630 г. Цэцэн-хановские Сартолы;
В 1719 г. Цэцэн-хановские Табунагуты 1-й род;
В 1720 г. Цэцэн-хановские Табунагуты 2-й род;
В 1722 г. Цэцэн-хановские Табунагуты 3-й род;
В 1690 г. Тушету-хановские Узоны;
В 1694 г. и 1696 г. Тушету-хановские Цонголы;
В 1690 г. Саин-ноиновские Хатакгин;
В 1700 г. Тушету-хановские Подгородные.
К слову о монгольских княжествах.
Заграничные монголы разделяются на внутренних и внешних. К внутренним принадлежат монголы, кочующие между китайской великой стеной и гобийской степью; а к внешним, между прочим, причисляется Халха, русская соседка. Халха в свою очередь разделяется на четыре княжества: северное, восточное, западное и среднее. Северное состоит под управлением Тушету-хана (корпус Хан-алин, из 20-ти дивизий). Восточное под управлением Сэцэн-хана (корпус Кэрулун-бар, из 23-х дивизий). Западное под управлением Дзасакту-хана (корпус Бидуря-нор, из 19-ти дивизий). Среднее под управлением Саин-нора (корпус Цицирлик, из 24-х дивизий).
Не лишне также сказать, что, суды по сведениям Палласа, в самый разгар монгольской эмиграции в княжестве Сэцэн-хана считалось до 100000 ч. мужского пола; в Тушету-хановской орде, которая кочевала против селенгинской границы, было 30000 ч.; во владении Саин-хана (по нынешнему Ноин-хана), который стоял лагерем около озера Засакту-хана) кочевавшего близ алтайских гор, состоял из 5000 ч. Урунхай-татар (не урянхайцев ли?), кочевавший против Селенгинских гор, на северном склоне их насчитывалось до 5000 человек.
Вот это и есть, наконец, монголо-буряты северной стороны.
Так как независимо уже от общепринятого убеждения тункинцев, что, будто бы, на степях их явились прародители настоящих инородцев иркутской губернии – китойских, аларских, балаганских, идинских, кудинских, капсальских и других еще ведомств бурят, не зависимо даже и от легенд селенгинских и тункинских монголо-бурят, что и сами хоринцы, будто бы вышли с Ольхона – тункинской колонии, — хоринские монголо-буряты начинают перечень северных бурят почти всегда с тункинского аймака; то поэтому и следует принять за основу сказаний о происхождении здешних номадов историю происхождения тункинцев.
Народные легендарные предания о происхождении этих номадов, вообще имеют двоякий характер: quasi – исторический, официальный, и чисто-мифический.
Сущность первого предания, извлеченного из разных вариантов и частью соображенная с русскими летописями может быть такая.
За несколько сот лет назад, у подошвы величественной горы Алтан-мундура, на равнине, к востоку от так называемой «Бычьей горы», неизвестно откуда взялся дивный своей силой и красотой богатырь именем Буха-ноин (князь пороз ). Он был человек, как будто, монгольской расы и имел в супружестве неописанную красавицу, конечно в монгольском вкусе, именем Буданг-Хатум (что значит туманная госпожа), которую считали и считают княжной, дочерью Элетского (калмыкского) хана. Вот почему – говорит один знаменитый хоринский легендист – и вышел монголобурятский язык не то что чисто монгольский, не то что чисто элетский. Какими подвигами прославился Буха-ноин, неизвестно, известсно же только, что он имел от своей красавицы-жены одного только сына Булагана или Булагата (соболь), да усыновил еще приемыша Экэри или Экэрита, найденного на берегу Байкала. У Балагата было двое сыновей: Хори, иначе Хорит, и Бурят; а у Экэрита – восемь (нельзя не пожалеть, что монголо-бурятские легендисты далеко не согласны между собой на счет имен и числа тункинских праотцев. Между тем, как одни из них говорят, что у Булагата было шесть сыновей, друге утверждают, что их и всего-то было только двое. Также относительно сыновей Буха-ноина встречаются противоречия – признак глубокой древности предания. Так одни говорят, что у этого героя было три сына: Булагат, Хоридой и Экэрит, другие считат Булагата единственным сыном Буха-ноина, Экэрита – найденным, а Хоридоя – сыном Булагата). Прошло несколько сот лет и тункинские, китойские, аларские и т.д. степи покрылись юртами потомками Буха-ноина; а Ункгуйские долины огласились даже именем Буха-ноинова сына Булагата, т.е. стали называться Балаганскими. Мала того: плато около Бычьей горы получило от Бурят замечательное название Улукгуй-я «колыбели» всех северных монголо-бурят. Все эти факты и факты столько же неоспоримые, сколько неоспоримо существование Балаганских братских, которые в «Сибирской истории» И.Е. Фишера названы именно бологатами, и сколько общеупотребителен у шаманистов молитвенный гимн в честь Булагата:
Кхукху Буха-йн боркгюдугхун-огхо гариан… т.е. происшедший из рытвины голубого быка (то место на земле, которое улежал и удавил рогатый скот, называется боркгюдугхун) и в честь Экэри:
Гутар экхэ-тэй,
Эркги эсэкгэ-тэй,
Эркгит соло-той.
Т.е. «налим (рыба) был его матерью, берег – отцом». «А почетное название было Эркгит».
Но что, же стало с героем Буха-ноином? – Прародитель северных монголо-бурят, которого «Всеобщее землеописание» по Клейдену, Штедлеру и др. географам называет, конечно, по ошибке, Бухо-Рояном, по смерти своей сделался божеством, обитающим на высотах Саянских гор. Это одинаковое, общее мнение всех северных монголо-бурят, вошло и в европейскую географию. О Хори, сыне Булагановом, от которого, по убеждению Тункинцев, произошли хоринские монголо-буряты (Хоринская чернь прошлого столетия считала себя потомством Буха-ноина. Это видно из ответов, данных бывшей Ондинской конторой нерчинско-заводсткому начальнику Барботу де Марни. Но новейшие вельможи этих инородцев в тридцатых годах, настоящего столетия, оставили легенду о происхождении своем из Тумета), первоначально, в самом деле, кочевавшие на острове Ольхон, мы не будем распространяться, потому, что это повело бы нас опять в Забайкалье и, пожалуй, в ставку Бубэйбатур-хана, кочевавшего у Солонов.
Наконец, когда, после бесчисленных перекочевок, расплодившееся благословенное семя Баха-ноиново начало наслаждаться полным благоденствием, тому, лет за двести назад, разнесся на тункинских и торских степях слух, что на реке Ангаре явились в больших лодках какие-то белые люди (саган олот) с огромными бородами, которые, владея ужасным оружием, издававшим огненные звуки: «бобо» и «тур-тур» перебили бездну Бурят, кочевавших по р.Оке (Первые проходы русских в 1627 и 1630 годах и заложение Братского острога). Начались тревоги, суждения. Но не успели еще тункинцы хорошенько определить, что за пришельцы обыкновенные ли смертные, или плотоядные мангусы, — как целые сотни, тысячи их братьев Булагат и проч… побежали через Тунку к Халхаским саин-ноиновским монголам; причем беглецы с ужасом рассказывали о беспримерных жестокостях орода (русских) вообще и хана их Багаба (Ивана Похабова) в особенности (Фишер в «Сибирской истории» пишет, что Похабов своими жестокостями довел (1656 г.) Булагатских бурят до бунта. Жестокости эти состояли в разных изуверствах, упоминающихся в песнях и теперь еще).
Видя участь своих братьев Булагат и напуганные рассказами их, Тункинцы рассуди за благо и самим убраться. «Если белые большебородые мангусы (иначе, ракшасы, злые гении, необыкновенной величины и силы, враги людей, кровожадные и плотоядные) доберуться до торы и тунки, то, пожалуй, и с нами случится тоже самое, что случилось с Булагатами, — говорили они».
Таким образом, вслед за балаганскими беглецами, собрав свое имущество, стада и оплакав родные места, поднялись Тункинцы м потянулись вверх по реке Зонмарину (стало быть зимой). Это случилось около 1660 года. Халхасцы, как и можно было ожидать, приняли своих родственников радушно, выказали несказанное сочувствие к их несчастьям и, не говоря уже об одежде и пище (что давалось бесплатно каждому нуждающемуся), подарили беднякам мужчинам: кому овцу, кому корову, кому лошадь, кому верблюда; а женщинам иной шелку, иной дабы, иной почанку, иной кхиб и проч. Отвели своим гостьям хорошие места для кочевания, с полным правом – жить и управляться по обычаям, водившимися с установившимися у них – прибайкальских северных монголо-бурят, и, что всего важнее, на веки веков даровали всем пришельцам совершенную свободу от туземной дани. Вот как – заключает легендист – были рады нам Халхасцы! Что же касается до достопочтенных монгольских лам, то это были – мало сказать люди – настоящие тегрии, боги; так как, по своему несказанному добросердечию, бесплатно пользуя больных наших предком, готовы были отдать им последнюю горстку риса.
Но к несчастью всех пришельцев, а равно и Тункинцев, по монгольской пословице, они «избавившись от воды, попали в огонь»! Сперва между Халхасцами пронеслись смутные слухи о том, что между монгольскими племенами явился Галдан бошокту-хан, личность с умом, характером и приемами Чингисхана. А затем, года через два, три все саин-наиновское княжество, было в смятении, так как Галдан, в видах соединения всех монгольских племен под своей державой, сокрушив своих зунгарских противников и рассеяв монгольские полчища, с 1680-го года начал громить и непокорные халхаские княжества.
В виду того, что Галдан был главной причиной возвращения Тункинцев из Монголии, да и сами Селенгинцы частью Галдану же обязаны своей перекочевкой в русские пределы, не лишне будеи сказать, несколько слов об этой знаменитой в свое время личности. Галдан, Бошокту-хан, был сын знаменитого калмыкского законодателя, Батура-Хунг-тайджи. Родился около 1645 года. Обреченный отцом в духовное звание, Галдан был отдан Далай-ламе, на воспитание и получил обширное, в ламайском духе, образование. В то время, как Галдан носил уже звание Хутукты (1671 г.), дошли сведения до Тибета об умерщвлении брата его, Елетского хана Сэнгэ. Как ближайший наследник престола, Галдан, с дозволения Далай-ламы, сложил с себя духовное звание, и поспешил возвратиться в отчество; женился на вдове убитого брата, отмстил ханоубийцам, провозгласил себя ханом. А потом в видах – ослабления возрастающей маньчжурско-китайской империи, начал помышлять о соединении под своей властью всех монгольских племен. Первый военный дебют Галдана (1673 г.) был очень не удачен. Разбитый на голову в сражении с Шюкюром тайджи-ханом, он принужден был искать спасение у своего тестя. Но через три года Галдан, собравшись с силами (1676 г.), в одно и тоже время напал на Шюкюра и на своего тестя, поразив обоих. В 1679 г. взял Бухарские города Турфан и Хамил. Разделавшись с Бухарцами и Киргизами, Галдан в 1680 г. напал на Халку и, рассеяв монгольские войска, такой навел страх на Пекинский двор, что китайский Богдыхан Кан-си обратился с просьбой к Далай-ламе о посредничестве. Конгресс в Халху 1687 г. не принес ожидаемой Кансием пользы. В 1688 г. начались военные действия в Монголии, и Галдан еще раз поразил и рассеял соединенные войска своих противников. Кан-си однако же оказался не таковским человеком, чтобы решиться, не изведавши всех средств, изъявить покорность. Напротив, выставил свои войска в поле, он как достойный ученик иезуитов, прибегнул к классическому, самому верному средству против всякого врага, т.е. подкупу. Вследствие этой радикальной, веками испытанной политической меры, против Галдана был восстановлен Арабтан, родной его племянник, восстановлены ламы и многие влиятельные Елетские фамилии; наконец были куплены галдановы войска. При такой подготовке дел, имея вперед все шансы на победу Кан-си лично командуя войсками, начал компанию в 1695 г., и конечно, подавил своего противника. Оставленный большей частью своих войск и окруженный маньчжурами, китайцами и монголами между Толой и Куруленом, Галдан, как рыцарь, все-таки принял битву; но истощив весь приобретенных им десятками лет военных знаний и опытности, — бросаясь сам в схватки, как лев, был разбит. Проиграв в сражение, Галдан ускакал в Жунгарию и там, во избежание позорного плена – а могло случиться и позорной смерти, в 1697 г. принял яд и умер как герой. Кан-си, вообще скрытный, как иезуит, обнаружил однако же, по свидетельству европейских историков, неимоверную радость по получении известия о смерти Галдана.
Из всех героев древности, Галдан поразительно близко похож на Ганнибала. Та же заклятая ненависть к маньчжурам, та же проницательность, те же военные способности, та же жестокость относительно побежденных, та же смерть. К тому же: Галдан, подобно Ганибалу. Имел один только глаз, и потому назывался Гамса нюдутэй батур.
Опубликовано в 1881 году
О происхождении Северо-Байкальских бурят вообще и тункинцев в особенности. Часть 2.