Поездка в Кяхту. И по кругобайкальской дороге. (Окончание).
Из Троицкославска выехал я 21 Июня, с глубоким уважением к градоначальнику, которого могут не любить, не уважать только люди без сердца, люди неблагодарные.
Вместо того, чтобы отправиться по дороге спокойной, переехать Байкал на пароходе, — я вздумал пуститься кругом Байкала. Хотелось, видите знать, что у нас за дорога кругоморская? Ну, и наказан же я за это любопытство: горьким опытом убедился я, что дороги кругобайкальской у нас нет, к стыду нашему.
Из Липовской станции, которая в 18-ти верстах от Троицкославска, до Амаковской 154 версты ездят в повозках. Дорога большею частью користая. От Амаковской до Култукской, 174 версты, ездят уже верхом. Отсюда то начинаются лишения и страдания путешественника. То взбираетесь на страшные крутизны и густые облака несутся ниже вас; то спускаетесь с утесов почти отвесных, прибираетесь через болота, прыгаете через огромные каменья, переезжаете в брод потоки и речки, рискуя на каждом шагу упасть в пропасть, разбиться и каменья.
Нельзя не подивиться необыкновенной крепости, осторожности, навыку почтовых лошадей. Часто надобно было предоставлять себя инстинкту лошади, а то малейший неверный шаг – и погибель.
После дождей, речки и потоки наводняются, свирепеют, тогда по ним несутся деревья вырванные с корнем, огромные камни; и часто, очень часто, потому что дожди там беспрестанны, несчастный путешественник ждет убыли воды несколько дней, в месте совершенно пустынном, под проливным дождем, если не хочет рисковать жизнью.
— «Помилуйте», (скажут мне) «у нас там мосты через реки».
— Как же! Есть несколько мостов; но большая часть их разрушилась. Остальные ожидает та же участь.
— Скажут: есть гати через топкие места!
— Как же, — есть; но такие, что по ним не ездят, нельзя ездить: сломаешь ноги лошади, а себе шею: лучше ехать по болоту целиком.
На станциях не найдете решительно ни чего съестного, даже хлеба; нет и самоваров, этой необходимой принадлежности почтовых станций. Ямщики, все буряты, питаются отвратительным пойлом: в грязном котле варят кирпичный чай с солоделой мукой. Это на станциях, а в переезд ни чего не берут с собой. Не услышите русского слова, и на все ваши вопросы, если не будете знать бурятского языка, с самым досадным равнодушием ответят: «толмач угей», т.е. непонимаю.
С Алсаковской станции я пустился 22 Июня, под проливным дождем, который не перестал преследовать меня до Култука, куда я дотащился уже 27 Июня.
Дорога, или то что называется дорогой, совершенно уничтожилась; везде вода, потоки; на каждом шагу преграды, опасность. В 12-ти верстах от станции Нукендабанской, одна речка, к которой я приехал уже вечером, наводнилось, или как говорят «разыгралась» так, что надобно было ждать рассвета для переезда. И вот я и ямщик-бурят единственный проводник мой, расположились на берегу, на мокрой траве, устроили шалаш из березок, который однако ж нисколько не защищал нас от дождя. Об огне было нечего и думать.
Никогда не забуду этой страшной ночи. Она была совершенно темная. Кругом высокие горы. Речка грозно шумела, катила каменья и вырывала деревья с берегов. К шуму от дождя примешивался какой то гул в дали, необъяснимый, зловещий.
Несмотря на все это, мой бурят в своих мокрых лохмотьях, босой, всю ночь проспал свернувшись кренделем.
Станция Муринская на самом берегу Байкала. Тут сказали мне, что до следующей станции, Утулицкой можно плыть в лодке. И вот, часов в 7 вечера, я пустился по морю в маленькой лодочке, с двумя гребцами Бурятами, держась саженьях в 60-ти от берега.
Подвигались мы медленно. Пала темная ночь. Подул так называемый «култук». Море взволновалось, утлую ладью нашу закачало немилосердно. Мы скорее к берегу; но были еще саженьях в 20-ти от него, как сильная волна подхватила лодку, и прежде чем мы опомнились были уже с лодкой на каменистом берегу.
Сто делать? Повернули мы лодку дном к верху, для защиты от дождя, и уселись ждать утра.
Долго, долго не было рассвета. Каждая минута казалась часом.
Рассветало; море утихло; мы отправились далее. Оставалось версты 4 до Утулика, речки, которая течет в море и на берегу которой станция; но что это? В море совершенно спокойное, гладкое, несутся с берега с шумом и гулом, огромными каскадами, две широкие белые полосы, резко отделяясь от синего моря? Это речка Утулик. Устье ее, верст на пять кругом, было усеяно деревьями, обгорелыми пнями, разбитыми лодками; все это остановилось в море, и черные пни, погружаясь и выплывая, казались чудовищами.
Станция Утулицкая близко, но как попасть туда? От сильных дождей Утулик разлился двумя рукавами и станция очутилась на острове, образовавшемся между ними.
Переправиться через рукав Утулика невозможно: унесет в море, размозжит о деревья. Осталось одно средство: ждать. И вот мы опять на берегу, опять под лодкой, мокрые, окоченелые, голодные.
Огонь был бы благодеянием, но как достать его? Однако ж ухитрились: нашли сухой обрубок, раскололи его и терли до тех пор, пока загорелось.
В каком восторге мы были, когда запылал огонь под лодкой! Он согрел нас, высушил. Целый день мы блаженствовали, грелись и сушились; и если б было чем утолить голод, я назвал бы себя счастливым. Как мало надобно человеку!
Буряты мои уснули у огня, так сладко и крепко, что не чувствовали как подошвы их голых ног дымились от жару.
Прошел целый день. Вечерело. Дождь не переставал; но Утулик как будто поуменьшился: ревел не так громко.
Старый ямщик долго, внимательно смотрел на реку, на море, потом торопливо столкнул в море лодку и повелительно сказал, чтоб я садился и сидел крепко.
— Что ты хочешь делать?
— Плыть через Утулик на станцию – был ответ.
— но как же плыть? Ведь погибнем: смотри как скачет река, и какие бревна несутся в воде!
В ту минуту я едва узнал своего бурята, до того времени покорного и робкого. С какою то особенною важностью он сказал, коверкая русские слова и помогая слову жестами: «Знаю что делаю и что надо делать. Бог поможет. Не умирать же здесь голодом».
Решительность его понравилась мне, и не говоря ни слова, я уселся в лодку.
Старик взял гребли, другой ямщик за весло, и выждав минуту когда не было по реке лесин и корней, пустились через реку по страшным скачущим волнам! Ужасная минута! Малейшая неловкость, и мы погибли. Гребец собрал все силы свои, и вот мы перескочили реку, Мы на острову; но и остров-то весь залит водою. До станции сажень с 200-ти.
Старик, обвязав меня поперек веревкою, взял концы ее и пошел вперед. Мы шли в воде почти по горло, спотыкаясь, падая, на силу добрели до станции.
Потом надо было переправляться со станции через другой рукав Утулика, но возможности переправиться я ждал сутки, в обществе бурят-ямщиков.
33 версты, который оставалось ехать до Култука, я ехал без особенных приключений. Дождь, который лил как из ведра, и ужасная дорога мне были уже не почем: ко всему можно привыкнуть.
Можете представить с какою радостью я приехал в Култук, красивое русское селение на самом берегу Байкала, и услышать русскую речь. Когда на мой вопрос: есть ли самовар? Есть ли молоко? Хозяйка почтового дома ласково отвечала: «есть, все есть», — я бросился обнимать хозяйку старуху!..
Вот какими путями идет у нас сообщение с Забайкальем, Кяхтою и Амуром в продолжении 4-х месяцев в году, т.е. во время замерзания и вскрытия Байкала. Бедная же почта ходит этой дорогой постоянно. Между тем, говорят, есть полная возможность устроить всегдашнюю удобную дорогу, даже для провоза больших тяжестей.
С 1781 года, т.е. 77 лет, идет переписка, только сочиняются проекты и проложении дороги в Забайкалье; за проекты раздавались награды, дороги же все нет. А как необходима она, особенно теперь когда Забайкалье столь важно как в торговом, так и в политическом отношении.
Невольно вспомнишь Американцов…
-др-
Опубликовано 13 ноября 1858 года.