Нижнеудинская пещера (начало)
Однажды случилось мне быть, по званию чиновника особых поручений, в Нижнеудинском округе. Дела службы завлекли меня в разные уединенные его пункты. Мне сопутствовал один из тамошних чиновников, живший в Нижнеудинске лет тридцать и пользующийся на закате дней своих общим уважением, И.И. Чемезов. Нам хотелось посетить детей природы, ясачный Ашехабатского рода, и вот мы отправились. На пути редко встречался кто либо из проезжих, особенно когда мы углублялись в дремучий, непроходимый бор, следуя верхом в сопровождении шестерых проводников; но в замен того глухой шум по сторонам, нередко возвещающий нам близкое присутствие не совсем гостеприимных обитателей этого бора. За плечами висели у проводников добрые винтовки, ручавшиеся за нашу безопасность.
Река Уда, от которой городок Нижнеудинск получил название, течет из Саянских гор долго между отрогами этого хребта. Я слышал, что находится там примечательная пещера и мы решились направить к ней свое путешествие. Оно сопряжено было с трудностями, преодоление которых достойно самого смелого туриста, особенно охотника – как видно будет из последующего рассказа.
Для возможно полноты его, я опишу путь от Нижнеудинска до пресловутой пещеры, чтобы познакомить несколько читателей с тамошнею дикою природою и девственностью самой страны.
Был июль месяц 1832 г. Прекраснейшее утро возвещало хорошую погоду. Проехав верст шесть по ровному месту, инде холмистому, на пространстве которого расположена была березовая роща, мы достигли Устьрубахинского селения, раскинутого по небольшой равнине; подле селения – струилась речка Рубахина. По миновании этой скромной деревушки, встречаются на левой стороне речки две мельницы: шум от них, журчание источников здесь протекающих, живописные окрестности и светлая Рубахина, водами своими орошающая кустарники – все это рисовало прелестный ландшафт. Более часа принесли мы в жертву этим красотам природы, потому что они невольно привлекали наше внимание.
Проехав несколько верст трудною дорогою по мостикам и гати, кое-как сделанным, мы стали подниматься на высоты; березовая роща начала редеть и заменяться высокими стройными елями. А когда мы достигли оконечности первого возвышения, то представилась обширная равнина, испещренная разнообразными цветами; всюду виднелись богатые пажити и показались горы, рисуясь в синеющейся дали. Дорога так была дурна, что мы с трудом по ней пробирались; напоследок поднявшись на высокую гору, с которой тянулся крутой спуск, шедший в различных направлениях; пред нами виднелась деревня Абалакова, где считалось 46 душ, расположенная на возвышении. Уда смиренно протекала около деревни и образовывала островки. Наслаждаясь этою картиною, мы расспрашивали местных жителей об окаменелостях, которых находится довольно в реке, хотя они и не столь замечательны, как например, встречаемые в р. Кане, Енисейской губернии.
В двенадцати верстах от Абаковой, находятся Бурятские стойбища, от которых дорога идет далее ровным местом между крупных сосен и берез, спускается в луг и потом неприметно поднимается. Достигнув высокой и крутой горы, мы взглянули на окрестность, и увидели равнину на необъятном пространстве; Уда, довольно здесь широкая, протекала изгибами, то скрывалась, исчезая в зеленеющих пространствах, то снова показывалась. По обеим сторонам представлялись богатые пашни, доказательство трудолюбия поселян.
В час по полудни достигли мы жилища инородцев, вообще называемых, по принятию грекороссийкой веры, ясачными. Они под странным наименованием Нижнеудинской землицы, (в числе 225 душ), с давнего времени озарены светом Христианского учения. Жилища их расположены на спуске небольшой горы, у подножия которой струится Уда далеко не столь широкая, как у города Нижнеудинска, — и местами не глубже двух аршин. Быстро протекая между камней, река предавала настоящей картине большую прелесть. Почти все дома в стойбище Бурят выстроены на подобие русских; одежда сохранила прежний свой тип, с небольшими изменениями (У ясачных волосы совершенно черные и всегда растрепаны; у Бурят, напротив, они заплетены в косы. Некоторые из первых носят русскую одежду). Промышленность главнейшее заключается в звериных промыслах, но ясачные не забывают и землевозделывания, этого первого источника народного богатства.
После обеда, осмотрев окрестности мирного их жилища, стали мы приготовляться к дальнейшему походу. Затем, в три часа по полудни мы отправились, не позабыв запастись сетками, чтобы защититься от мошек, которых было здесь чрезвычайнейшее множество. Один из проводников ехал вперед указывая дорогу.
Поднявшись на ближайшую гору мы окинули глазами всю окрестность: пред нами необозримая равнина; поля пестрели, щедро одаренные флорой; промеж цветов изредка был виден молодой березняк; всюду являлись богатые сенокосные луга, а прохладный ветерок в продолжении пути нашего, уменьшал нестерпимый жар солнца.
Следуя верст с двадцать доброю рысью, мы заметили, что местоположение начало изменяться: мы то спускались в глубокие долины, то поднимались на высоты и наконец въехали в густой лес из сосен и лиственниц, между которыми проглядывали маститые кедры.
Лес становился крупнее. Посреди него мы увидали две огромные лиственницы, стоявшие рядом. На каждой из них снята в овальном виде кора и сделана надпись – на одной: «1817 года, Сентября 25,» а на другой: «с нами Бог». Над сими словами какая-то фигура. Спутники сказали нам, что эти надписи сделаны бывшим исправником Лоскутовым (Нельзя при этом умолчать о биографии сего замечательно Сибиряка. Он был употреблен к заселению главного Московского тракта, Нижнеудинского уезда ссыльными – и известен своею неутомимою деятельностью, твердым характером и особенным умением, приучить к оседлости народ, составленный из преступников. Памятники сего водворения и вообще цветущего состояния поселений – поражают зрителя при самом вступлении его в Иркутскую губернию: прежде непроходимые леса были – можно сказать – наполнены разбойниками и приводили в трепет каждого проезжающего; теперь, напротив, не только не встречает ни какой опасности, но смотрит с удовольствием на совершенно благоустроенные селения, слышит утешительные слова: что люди, утопавшие в пороках и разврате, наслаждаются теперь довольством и изобилием.), который, будучи побуждаем любопытством, отправлялся для обозрения пещеры. Ясачные прибавили еще, что вместе с Лоскутовым ездил один Грузинский князь, удивлявший всех ловкостью и быстротою верховой езды, так, что когда нужно было ему перескакивать рвы, или взбираться на крутизну, он делал это с таким проворством, что оно невольно поражало его спутников.
Сцена вскоре начала изменяться: густота рощи исчезла и заменилась прелестными полянами. Мертвое безмолвие этих мест нарушалось журчанием источников которые, однакож не были видны, хотя и казалось, что находились вблизи: высокая густая трава скрывала их от взора. Такие ручейки-невидимки неоднократно встречались на нашем пути, Потом засинели хребты Саянских гор, предмет нашей поездки; по мере приближения горы становились виднее – и как бы возрастали. Между тем стало вечереть; но мы твердо решились провести ночь на берегу Уды, хотя мысль о виденных медвежьих следах, несколько нас и тревожила. Померяться с одним из таких соперников днем мы бы не отказались; но ночью близость их была бы не очень утешительна; поэтому мы ехали скорее. Предметы чуть-чуть виднелись; за всем тем смело скакали вперед; наконец достигли реки (От жилищ ясачных до подножия пещеры считается 40 верст; но мне кажется, гораздо больше. Мы ехали почти нигде не останавливаясь, около семи часов, и местами следовали скоро. Может быть, выходит сорок верст семисотными саженями, в старину употребляющимися.).
Теперь представилась взору картина, достойная кисти Вернста: облака были подернуты как бы черным крепом; пред нами восставала из мрака, подобно грозному великану, гранитная скала; при подошве ее быстрая Уда пробиралась между огромными камнями, единообразным шумом своим нарушая романтическое безмолвие, окрест царствовавшее.
Мы поместились под одной ветвистою черемхою; услужливые проводники натаскали сухих древесных сучьев, разложили пребольшой огонь и стали приготовлять походный ужин.
Иркутянин
Опубликовано 17 апреля 1858 года