Анинский дацан. 5 июля 1886 г. Часть 1.
Анинский дацан находится в 10 верстах влево от почтового тракта из Верхнеудинска в Читу, в 150 верстах от Верхнеудинска. С аннинской почтовой станции к дацану две дороги: одна идет по ущелью, по которому протекает река Ана; но эта дорога не совсем удобна для колесной езды, как обросшая кустарниками и сжатая с одной стороны горами, а с другой – речкой Аной. Другая дорога к дацану идет через голые, безлесные горы, на это дороге нет затруднений для езды на телегах, поэтому мы ее избрали для поездки в дацан. День был ясный; солнышко пекло; но так как в здешних местах редкий день не бывает ветра, то жар, умеряемый им, не кажется особенно томительным. Когда мы поднялись на последнюю гору, с которой открывается вид на дацан, то глазам нашим представилась обширная дельта реки Аны, обрамленная синеющими на горизонте горами, внизу, верстах в двух от нас виднелся и дацан. На первый взгляд это какой-то муравейник, состоящий из множества маленьких домиков скученных на пространстве квадратной полуверсты, ближе к южному краю этого муравейника возвышалось каменное трехэтажное здание в китайском стиле, с железной крышей, загнутой по краям. Это и есть аннинский дацан, а домики около него – это кельи лам. Чем ближе подъезжали мы к дацану, тем больше и больше обрисовывались перед нами детали гордого капища. Вот уже ясно можно различить и части его, и остроту красок на карнизах. Все здание обносится в настоящее время глинобитной оградой, еще не оконченной постройкой. Кроме главного капища, в той же ограде помещаются еще два-три здания, но уже деревянных; в них хранятся разные священные вещи, как то: слон, колесница на которой возят бурхана Майдари кругом капища и т.п. Главное капище находится как раз посредине четырехугольника ограды, нижний этаж его имеет крестообразную форму; около среднего и верхнего этажей идут кругом галереи. Входные двери в нижний этаж – с южной стороны; потолок его поддерживаются четырьмя рядами колон, между которыми расположены седалища для лам, на которых они восседают, поджавши под себя ноги, во время идолослужения. Седалища эти – нечто иное, как широкие нары, положенные на толстых брусьях и покрытые сверху войлоками, а для более чиновных из идолослужителей, сверх войлоков, положены порядочные коврики. У северной стены капища, около средины ее, помещается небольшой, высокий стол; это жертвенник, где полагаются разные жертвы бурханам – чашечки с священной жидкостью, курильницы с благовонными порошками, русские конфекты, цветы в маленьких вазочках и т.п. А на самой стене висят картины с нарисованными на них изображениями разных бурханов. Потолок тоже расписан разными чудовищами. Из нижнего этажа в средний и верхний идет деревянная лестница с заворотами на известной высоте. В среднем этаже, тоже у северной стены, помещаются идолы, некоторые из них – в натуральную величину человеческого роста, большинство же меньших размеров. Вот, например, сидит бурхан – женского пола, это какая-то богиня, полная, дебелая, с венцом и вуалью около головы, одетая декольте. Все почти идолы сидят с поджатыми под себя ногами: так обыкновенно сидят в своих юртах сами буряты, а бурятки очевидно, что и бурханы их не имеют желания идти против житейских привычек своих поклонников. Не будем описывать других бурханов, потому что их так много что сам проводник наш лама затруднился иногда тот час же отвечать на наш вопрос относительно того или другого бурхана. Кроме идолов, во втором этаже, около боковых стен, на деревянных полках-этажерках, помещается гордость всякого дацана, это Ганяжур и Данджур (собрание священных буддийских книг, числом около 360). В третьем, верхнем этаже, кроме разных идолов, в нише перед жертвенником под занавесками, помещается, говорят, чета бурханов, которой молятся бесплодные бурятки, но идолы этой четы, говорят, изображают такие акты жизни, о которых срамно есть и глаголать. Обо всех же вообще идолах остается только сказать, вместе с покойным преосвященным Нилом, что в них массивность с уродством и аляповатостью скульптурной работы составляют все их достоинства. Впрочем, при посещении аннинского дацана, нас интересовали не столько религиозно-обрядовые стороны ламайского культа, сколько быт и социальное положение лам, как особой корпорации среди бурятского населения Не в первый раз приходилось нам быть в дацане: еще в 1869 году, точно также в первой половине июля, нам довелось быть в нем по случаю праздников, которые совершаются ламами в эту пору года. Но тогда при дацане не было десятка домиков келий, теперь же их будет никак не менее, если не более, двухсот. Каждый домик обнесен частоколом, говорят, в видах защиты от нескромных и любопытных глаз; в тех же будто бы видах самозащиты, т.е. чтобы не быть застигнутыми врасплох каким либо лицеем русской администрации, дацанские аскеты ставят на галерее верхнего этажа караульного, как у нас стоят часовые на каланчах полицейских частей. Предосторожность не лишняя, потому что нелегальное население дацана простирается, по крайней мере, до тысячи человек. Благодаря этой предосторожности, оно заблаговременно может разбежаться по ближайшим улусам (стойбищам бурят), или по ямам, выкопанным в окрестностях дацана. Спрашивается: почему же и кого боятся отшельники дацана? В том то и дело, что легальных обитателей мирной обители, по закону, должно быть очень не много (не более 13-ти), а все остальное народонаселение – сброд насельник, не имеющих узаконенных видов на жительство при дацане. Здесь проживают, сверх нештатных лам хоринского ведомства, не только ламы всех других ведомств Забайкалья, под предлогом изучения высшей философско-богословской мудрости тибетского ламаизма (секты сонит), но и проходимцы из Монголии: все здесь шито и крыто; разве только какой-нибудь шальной заседатель, в роде В.Ш., чувствуя нужду в мунгушках (деньгах), накроет порой мирную обитель, возмутит покой, но разумеется не надолго и, заручившись сотнями пятью-шестью, катит себе восвояси, в взбаламученная лужа дацана поараков (аракать – пить арак, молочное вино) между собой день-другой успокаивается до следующего набега.
При виде дацан в настоящем его положении, и при рассказах о злоупотреблениях, которые совершаются в нем, на глазах русской администрации, в уме нашем невольно вставали следующие вопросы: откуда и благодаря чему взялся этот необычайный прирост дацанского народонаселения в какие-нибудь десять лет? Как мог быть обойден закон, определяющий штатное число лам (13) при дацане? В чем проходит жизнь дацанских аскетов? Где берут они средства для праздной жизни? Какое влияние оказывают они на бурятское народонаселение ведомства.
Но прежде чем отвечать на эти вопросы, заглянем в историю отношений русской власти и ламской корпорации, начиная со времени появления последней в Забайкалье.
Буддизм или ламаизм, проник в Забайкалье из Монголии. Он встретил здесь, на всем пространстве Забайкалья, господствующею религию – шаманскую. Само собой разумеется, что первые шаги его ознаменованы были кровавой религиозной борьбой с шаманством. Шаманы, как представители религии местного бурятского народонаселения не сразу уступили ламаизму свои права над бурятами. Вот как преосвященный Нил характеризует эту борьбу двух религий. «Бедные шаманисты всюду были преследуемы. Ни леса, ни горы не укрывали их от мести лам, целыми стадами рыскавших по всему Забайкалью, и даже в окрестностях Иркутска». (См. буддизм, рассматриваемый в отношении к последователям его в Сибири соч. Нила архиепископа ярославского. Спб. 1858 г. стр. 253.). На первый порах и сами буряты, как говорится, руками и ногами старались отбиться от навязчивости проповедников новой веры, выставляли им на вид то, что полная вера не идет к их кочевому быту; потому что привязывает человека к одному месту (дацану). Но эластичность ламаизма сумела обойти это затруднение устройством кумирен в переносных бурятских юртах (кибитках). Много помогло пропаганде новой веры знание ее проповедниками тибетской медицины: проповедь и лечение шли рука об руку, взаимно помогая друг другу. По собранным сведениям, в конце первой половины прошлого столетия, русское правительство с изумлением увидело, что за Байкалом существует уже 11 дацанов, со 150 ламами. Немедленно же были приняты меры к воспрепятствованию дальнейшему распространению ламаизма между забайкальскими бурятами. Но как оказывается, это были меры чисто бумажные, потому что через 15 лет после этого (1756) лам насчитывалось уже 324 человека. В объяснение этого по-видимому, непонятного обстоятельства, считаем необходимым привести здесь отзыв преосвященного Нила о местных исполнителях мероприятий высшей власти: «взгляды на ламаизм местного в Сибири начальства, говорит преосвященный Нил, не всегда отличались дальновидностью. Благодаря этой недальновидности одному из лам (ширетую зайяге) удалось добиться достоинства бандиды (1764 г.). Это сосредоточение сил ламаизма в одном лице еще более сплотило корпорацию лам и придали ей новую энергию, доказательством чего служит то, что через девять лет после этого насчитывалось в Забайкалье уже не 324, а 614 лам, число их непрерывно возрастало с каждым новым десятилетием, так что в 1822 году русскому правительству известно было 2532 человека лам и 19 дацанов. Но бумажные меры не в силах были остановить умножения числа лам и дацанов и на этой цифре. По сведениям собранным в 1842 году оказалось в Восточной Сибири 120,035 душ муж. Пола исповедующих ламайскую веру и 5545 лам. Что же делало в виду этой наглой пропаганды ламаизма и прогрессивного возрастания корпорации лам русское правительство? Высшая власть, разумеется, как всегда смотрела на свои распоряжения, клонившиеся к прекращению зла, как на дело серьезное. Но местное сибирское начальство не всегда имело желание также серьезно входить в виды высшей правительственной власти. «Были годы, говорит преосвященный Нил, в которые выходили открытые предписания сибирского начальства в пользу буддийской пропаганды.
Правда, по предписаниям с выше составлялись штаты капищ и лам, при них командировались особые чиновники для изыскания мер к пресечению злоупотреблений ламства; проекты штатов и донесения командированных чиновников иногда предлагающих собственные проекты обычным порядком поступали на предварительное рассмотрение сибирского начальства, а затем выходили (хотя и не всегда) на рассмотрение высшего сибирского комитета в С-Петербурге. Но мертворожденные детища канцелярий по необходимости хоронились в полочных гробах архивов, с обычной канцелярской эпитафией: — Дело о том-то, на стольких листах и т.д. Наконец, заботы русского правительства об упорядочении дел ламаизма завершились действующим доселе «Положением о ламайском духовенстве Восточной Сибири», составленным при покойном Генерал-губернаторе Графе Муравьеве Амурском. С утверждением этого положения Государем Николаем Павловичем 15 мая 1853 года, казалось, злоупотреблением и пропаганде ламаизма положен конец, потому что штатами, приложенными к положению, дацаны и ламы поставлены в строго-определенные рамки. Число дацанов ограничено 34-мя, при каждом дацане положено предельное число штатных лам (например, при аннинском 13). Но составители положения, должно быть, тоже не отличавшиеся дальновидностью взглядов на ламаизм, не усмотрели самой малости, а именно: простых аскетов буддизма, каковыми должны быть ламы по его идее, они возвели в касту жрецов, и наделили эту касту разными привилегиями, например, все штатное ламство избавляется от всех повинностей, а бандидо-хамба, ширетуй и лама от телесного наказания, для хозяйства дацанов велено примежевать из прилегающих к ним земель: Бандидо-хамб 500 десятин, каждому ширетую 200, каждому ламе 60, банды 30 и хувараку 15. А как велик, читатель, надел земельными угодьями причтом православного русского духовенства? (55 десятин). Сравните и подумайте насколько выше православного духовенства поставлена в этом отношении новосозданная иерархия ламаизма. В настоящее время эта иерархия составляет крепкую привилегированную корпорацию и, не смотря на штаты, с каждым годом все множится и множится в своем числе. Значит, ничего не ново под луной.
Опубликовано 18 октября 1886 года.