Покорение Иркутской губернии. (Историко-статистический очерк). Часть 2.
Влияние Балаганского острога не замедлило распространиться на окрестных бурят, и в год постройки его уже до тысячи семи сот бологат приняло присягу на верность. Так как часть бологатов платила прежде того ясак красноярцам, проникнувшим до их жилищ с Уды, то между енисейцами и красноярцами возник спор о том, кому владеть бологатами, и так как ни одна из сторон не хотела уступить, то спор окончился кровавой схваткой между спорящими сторонами, из которой енисейцы вышли побелителями и бологаты остались за ними. Успех распространения владычества Балаганского острога в первое время был столь силен, что Фирсов уже мечтал о распространении владений острога вверх по Ангаре до самого Байкала. Но присланный на его место Иван Похабов, посетитель Ургинского хана, своей жестокостью и крайним корыстолюбием до того раздражил бурят, что в 1658 году они восстали поголовно, убили пришедших за ясаком русских и бежали в Монголию. Присланный со 150-ю казаками на смену Похабова, Яков Тургеньев, разобрав жалобы, отправил Похабова под караулом в Енисейск; но дело тем уже нельзя было поправить: в течении 1659 года побег сделался до того общим, что не с кого было собирать ясак, тогда как прежде собиралось ежегодно больше двадцати сороков, а в следующем году пришедшие монголы увели и остальных бурят (Миллер и Фишер говоря о том, что буряты бежали с Ангары в Монголию, не объясняют какую страну они подразумевают под этим именем. В ту сторону, которая известна в последнее время под именем Монголии, они могли пройти не иначе как через Забайкалье, потому что через Саянский хребет, отделяющий Монголию от Иркутской губернии, и в настоящее время существует только несколько тропинок, кране затруднительных даже для одиночных пеших людей, и которые притом протоптаны уже вероятно в последующие времена. Предположение, что они бежали через Забайкалье в Монголию, или просто в южную часть самого Забайкалья, также называвшуюся Монголией, отчасти опровергается тем, что большая часть Забайкалья была в это время уже занята русскими, которые перехватили бы беглецов, или по крайней мере дали бы знать в Енисейск о месте, куда ушли буряты, — но ни того, ни другого не случилось. Остается одно предположение: что буряты ушли в Тункинский край; эта догадка кажется нам более верной, на следующих основаниях: 1) Тункинский край еще в первой четверти XVIII столетия был в подданстве Монгольских ханов и слыл под именем Монголии, 2) в этом краю и до сих пор живет несколько весьма значительных родов бурят (более 11 000 душ обоего пола) и 3) казаки, посланные Тургеньевым в погоню за беглецами и шедшие по их следам через низовья Белой и Китоя, потеряли этот след в низовьях Иркута, в долине которой лежит весь Тункинский край. Если наша догадка справедлива, то бежавшие от Балаганского острога буряты не навсегда ушли от владычества России). Казаки посланные отыскать беглецов, нашли только одни только брошенные юрты, но ни одной души бурят. После того уже не трудно было занять совершенно обезлюдевшую страну и русские прошли до крайних верховьев Ангары. Здесь в 60-ти верстах от ее истока при впадении в нее реки Иркута еще в 1652 –м году было заложено Похабовым, — виновником последних печальных происшествий и ознаменовавшим себя подобными же действиями и в Забайкалье, — зимовье, для более удобного сбора ясака с Иркутских бурят, объясаченных им же в 1646-м году. В 1661 г. тот же Похабов, успевший бежать из под караула в Илимске, и затем снова войти в милость, по приказанию енисейского воеводы Афанасия Пашкова, построил на этом месте острог, названный Иркутским, — положивший начало нынешнему городу Иркутску. С основания Иркутского острога, или с 1661 года, можно уже считать дело покорения нынешней Иркутской губернии оконченным, На всем пространстве ее был заложен ряд твердых опорных пунктов: остроги Братский, Балаганский и Иркутский на Ангаре, Удинский впереди ее, Усть-Кутский, Тутурский и Верхоленский остроги на Лене, и город Илимск на соединении Ангары и Лены. Кроме того во многих местах были устроены зимовья, как например Витимский, Чечуйский, Никольский погост (Ныне окружный город Киренск) и Илгинский на Лене, и русское население с каждым годом все более и более проникало во вновь занятый край, селясь преимущественно под стенами острогов. Без сомнения на огромном пространстве, занимаемом губерней, было еще много места, куда не успели проникнуть русские, но населенейшие части были пройдены, туземное население окончательно смирилось и уже без всякого сопротивления вносило наложенный на него ясак. Совершенно же независимым от русских оставался только Тункинский край, т.е. пространство между Тункинским и Саянским хребтом, по среднему течению и верховьям реки Иркута; эта полоска земли находилась под властью Саян-Наянского хана до начала XVIII столетия, когда, в 1709 году, пользуясь неопределенностью Нерчинского трактата (1689) относительно границы Китая с нынешней Иркутской губернией, русские, не смотря на протесты хана и просьбы его к Богдохану, заложили при устье речки Тунки острог, называемым Тункинским (В 1717 году Сибирский губернатор кн. Гагарин велел перенести острог из долины, где он был прежде построен, на косогор; селение же осталось на прежнем месте, где оно существует и до сих пор), поместили в нем 150 казаков гарнизона, и учредили вокруг острога селение в 21 двор. Вслед за тем русские, постепенно распространяясь вверх по Иркуту, заняли весь край и отодвинули границу еще далее у югу, до Саянского хребта.
Таким образом власть русских утвердилась в Иркутской губернии в течении 34 лет (1627-1661), т.е. почти столько же времени, во сколько они прошли от Уральских гор до Енисея; но не надо забывать, что в течении этого же времени русские заняли весь Якутский и Забайкальский край, проникли на Амур и до Берингова моря, т.е. овладели почти всей Восточной Сибирью. Припоминая же средства русских для занятия страны и громадность пространства (около 15000 кв. миль), приходится только удивляться столь быстрым успехам покорения даже одной Иркутской губернии, независимо от остального занятого в тоже время пространства. Успехи эти могут быть объяснимы только чрезвычайным моральным влиянием русских на туземное население, косневшее в самом диком шаманстве, превосходством, неслыханного еще в этой стране огнестрельного оружия, и наконец недостатком связи между туземцами, разделенными на несколько племен и множество родов, часто враждебных между собою.
Из сделанного очерка видно, что способы и цели русских при занятии Иркутской губернии, были одинаковы с теми, какие употреблялись и в других частях Сибири. Путями вторжения служили почти исключительно реки, — пути, проложенные самой природой и около которых притом группировалось туземное население, — а постройка острогов и оставление в них хотя бы самого не значительного гарнизона, служило самым верным средством сохранить за собой вновь занятые части страны, держать в повиновении объясаченные народы и распространять завоевание, на все окрестные страны.
Главной руководящей мыслью всех этих небольших казачьих отрядов, которыми была завоевана страна, равно и посылавших их, было без сомнения не покорение страны, не приобретение сколь возможно большей и лучшей добычи. Сами завоевания были произведены не только без ведома Москвы, но и почти без ведома главного Сибирского воеводства – Тобольска, — единственно по инициативе воевод, казаков и различных служилых и промышленных людей енисейских, красноярских, томских, мангазейских и проч.; в Москву же только уже по совершении завоеваний отписывалось, через Тобольск, о присоединении новых громадных земель к Московскому государству; приведение в подданство русского царя покоренных туземцев и сбор с них ясака в царскую казну, служило только прикрытием главной побудительной цели, да не редко и сам царский ясак не доходил по назначению, оставаясь либо у самих собирателей, либо во вторых и третьих переходных руках. – Даже на покоренные страны и туземцев, населявших их, завоеватели смотрели как на свою личную собственность, и из-за вопроса, кому должно принадлежать право владения той, или другой страной, между казаками и промышленниками различных городов возникали споры, оканчивавшиеся иногда кровавыми схватками. Но, считая занятые страны собственностью лишь временной, овладевшие ими старались получить из них все, что только было возможно, прибегая для этого даже к таким мерам, которые вызывали собой поголовное восстание вновь объясаченных народов, и заставляли их наконец бросать несколько столетий занимаемую ими землю и бежать далеко от своей родины, в те страны, в которые еще не успели проникнуть безмерно корыстные завоеватели.
Кроме казаков, этих присяжных завоевателей, покорению страны весьма много способствовали разного звания частные люди, известные в сибирских летописях и сказаниях под одним общим именем промышленников. Эти люди, увлекаемые уже исключительно одной целью наживы, проникали в страну иногда вместе с казаками, а чаще далеко впереди их, нередко пробираясь небольшими партиями в такие страны, которых казаки достигали уже спустя несколько лет после. От этих промышленников была двойная польза: они служили для усиления поисковых казачьих партий, — иногда же снаряжались воеводами партии исключительно из одних промышленников. Они, проникая в неизвестные дотоле страны впереди казаков, приготовляли народы, обитавшие в них к приходу казаков, окончательно уже приводивших их «под царскую высокую руку» и налагавших на них определенный ясак.
Общая цель, к которой стремились как казаки, так и промышленники, действительно была достигаема большинством их. Не даром Сибирь скоро получила прозвание золотого дна, недаром в нее в обетованную землю, бежали из России целыми толпами: вновь открытая, девственная, страна, скрывала в себе столько различных источников богатства, что нужно было только уметь пользоваться ими. Между новыми пришельцами и особенно служилыми людьми, разлилось неслыханное между ними на их родине довольство и богатство; различные прихоти, пышность в одежде и жилье, дошли до таких размеров, что приходилось даже царскими указами предписывать воеводам удерживать от того жителей и советовать им обращать избыток богатства на более полезные вещи (Грамота Енисейскому воеводе 27 Октября 1697 года «о пышности служилых людей, Якутской особенно области»)
И долго еще после покорения Сибири страна эта представляла для русских пришельцев неисчерпаемый источник богатства долго еще ездили в нее воеводы и губернаторы на кормление, так что правительству беспрерывно приходилось указами удерживать их и подначальных им служилых людей от излишней корысти, неправд, прицепок и придирок к ясачным и даже казнить чрезмерно корыстных правителей (В 1721 г. казнен в Петербурге Сибирский губернатор князь Гагарин, а в 1736 г. Иркутский вице-губернатор Жолобов).
Но какие бы цели ни влекли вперед покорителей Сибири, какими бы законными, или незаконными средствами не было достигнуто покорение, — отдаленные потомки должны быть навсегда благодарны этим вооруженным промышленникам, приобретшим для России страну, в полтора раза превышающую своим пространством весь материк Европы и усеянную такими богатствами, которыми с избытком просуществуют еще несколько тысячелетий много миллионов людей.
В. Чудовский
Опубликовано в 1865 году
Покорение Иркутской губернии. (Историко-статистический очерк). Часть 1.