Покорение Иркутской губернии. (Историко-статистический очерк). Часть 1.

Завоевание Сибири, предпринятое по инициативе Строгановых, волжским казаком Ермаком Тимофеевичем, с несколькими сотнями таких же отважных товарищей, как и он сам, по неимоверным успехам повсюду сопровождающим его, не имеет ни чего подобного в истории новых и средних веков. Но предприятие было слишком отважно, средства завоевателей слишком ничтожны, и уже через пять лет, со смертью вождя, казалось должно рушиться все его дело: остатки его дружины решились вернуться назад в Россию, и покоренные им сибирские народы уже праздновали свое освобождение от иноплеменников, страшных казаков волжских. Не так судили в отдаленной Москве: слава о неисчерпаемых богатствах вновь открытой страны, о легкости покорения ее и добычи богатств, начали уже проникать в самые отдаленные уголки тогдашнего Московского царства; путь туда был указан, оставалось только, вооружившись запасом опыта из походов Ермака, следовать по нему: и вот в 1585 году русские, под предводительством воеводы Ивана Мансурова, вторично являются на Оби, и в том же году, при впадении в нее Иртыша, закладывают первый русский острог, или город в Сибири. Заложение этого городка положило прочную основу русскому владычеству в Сибири, и с той поры небольшие отряды смелых воителей, уже неудержимо следуют в перед к Востоку, собирая богатый ясак со всех народов попадающихся на пути, объявляя их подданными русского царя и закладывая, для утверждения русского владычества и более верного сбора ясака в будущее время, целый ряд острогов и городов; так в промежуток времени с 1585-1604 год явились: Тюмень, Тобольск, Пелым, Березов, Сургут, Тара, Нарым и Томск. В 1609 году русские проникают уже до Енисея, закладывают Туруханское и Инбацкое зимовья, а в 1619 году, значительно южнее, при впадении в Енисей Верхней Тунгуски (Ангары), Енисейский острог.

Таким образом в течении 34-х лет (1585-1619), или, если считать с первого похода Ермака (1578), в течении 41 года, русские покорили страну вдвое превышавшую своим пространством все тогдашнее Московское царство (Почти всю нынешнюю Тобольскую губернию, большую часть (исключая южной) Томской и часть Енисейской, до устья Верхней Тунгуски, — всего около 48 000 кв. миль; пространство же Московского царства до начала покорения Сибири не простиралось свыше 24 000 кв. миль).

Но дойдя до Енисея, русские на время приостановились в своем движении на Восток. Пространство, пройденное ими в столь короткое время, было слишком громадно, чтобы русское владычество могло вполне прочно утвердиться на нем: беспрерывно вспыхивали в различных концах этого пространства возмущения только что покоренных (объясаченных) народов, мечтавших еще о возможности восстановления своей независимости, или доведенных до возмущения безмерно корыстными требованиями покорителей; к северу и югу от главного пройденного пути, оставалось еще много неисследованных мест, куда смело могли направиться вооруженные промышленники в верной надежде на богатую поживу; надо было думать о заселении пустынного края, о водворении в нем хотя первых начатков гражданственности и вообще многое, многое, оставалось сделать для того, чтобы владычество русских основалось в занятом крае на вполне незыблемых началах. До приведения же всех этих мер в исполнение, казалось не следовало бы и думать о дальнейшем занятии страны на Востоке. Но не так думали воеводы, сидевшие в Енисейске, и различные служилые люди, утвердившиеся пока на Енисее; правда, что до 1627 года они не предпринимали почти ни каких экспедиций за Енисей, а старались о распространении своего владычества вниз и вверх по этой реке, но с самого своего прихода на Енисей, они деятельно собирали все ходячие слухи о народах, живущих по ту сторону реки, по верховьям верхней Тунгуски и еще далее на восток. Слухи эти были большей частью темны, даже нелепы (Так рассказывали о каких-то больших колоколах, бывших будто бы у заенисейских народов, тогда как заенисейские обитатели до прихода русских, вероятно и не слыхивали о колоколах), и не давали почти ни какого понятия об истинном быте заенисейских народов; но все они все-таки приводили к одному заключению: что страны и народы, заселившие их по ту строну Енисея, столь же богаты, или даже богаче, пушной рухлядью, как и покоренные уже страны, — этого было достаточно чтобы отважиться на поиски за Енисей и дальше на восток. Более точные сведения о заенисейских народах можно было собрать от народов, живших в южных частях нынешней Енисейской губернии, потому что они были с ними в более частых сношениях. Так в 1609 году Васька Волынской и Михалко Новосильцов, донося царю Василию Ивановичу (Шуйскому) о принятии в «царскую высокую руку» Маторцев, Тубинцев и Десаров, живших по Абакану (не большой приток Енисея с правой стороны), ниже Минусинска, и посылая собранный с них ясак, оговариваются: что собрано его так мало потому, что перед тем взяли с них ясак приходившие туда «черные калмыки и брацкие люди (буряты)». В 1622 г. буряты в числе 3000 человек, снова пришли, но уже на реку Кан, тоже вероятно, с целью сбора ясака с живших здесь народов. Узнав о том енисейский воевода Яков Хрипунов, послал к ним казака Козлова для получения сведений о их военной силе, оружии и проч., и для того, чтобы склонить их к добровольному подданству. Чем окончилось это посольство – неизвестно. Сведения последнего рода не должны были располагать в пользу поисков за Енисей, так как по ним можно было заключить, что народы, обитавшие там довольно воинственны, что они будут твердо отстаивать свою независимость, и что объясачить их будет не так легко, как другие народы, жившие по западную сторону Енисея. Но корыстные замыслы и надежды на богатую поживу взяли перевес, и вот в 1627 году отправился из Енисейска Максим Перфильев с 40 казаками вверх по р. Верхней Тунгуске, для объясаченья живших на ней народов. Дойдя на судах до Шаманского порога (В 75-ти верстах выше устья реки Илима, где стоит теперь деревня Ершова. Шаманский порог есть первый наибольший порог Ангары в Иркутской губернии, считая снизу вверх), он пошел дальше сухим путем, вдоль реки до бурятских стойбищ и собрал добром и силою довольно значительный ясак с тунгусов, живших по В. Тунгуске и у устья реки Илима, вернулся весною 1628 года назад в Енисейск. Не доезжая 156 верст до Енисейска, на Перфильева напали кочевавшие тут тунгусы, и он потеряв в схватке одиннадцать человек раненными (в том числе и сам) и одного убитым, едва успел спасти ясачную казну. Так как за несколько времени перед тем те же тунгусы и в том же месте напали на другой отряд казаков, то решено было заложить здесь острог, названный Рыбинским. Постройка острога была поручена сотнику Петру Бекетову, окончив которую, ему приказано было идти с 30 казаками в поход против бурят, живших на Ангаре (Ангарою, как известно, принято называть верхнюю часть течения Верхней Тунгуски до устья р. Илима). Оставив большие суда в устье Илима, он на двух небольших лодках (стругах, каюках), начал подниматься вверх по реке, намереваясь проплыть через славившиеся у бурят своей недоступностью ангарские пороги; действительно ему удалось проплыть через Шаманский, Долгий и другие менее значительные пороги, но на самом страшном из них Падуне, разбилась одна лодка, причем потонул весь взятый с ними провиант; это однако не остановило Бекетова: на оставшейся лодке он поплыл далее, дошел до устьев реки Оки, собрал с кочевавших тут бурят ясак, и весной 1630 года вернулся назад в Енисейск, собрав по пути ясак и с тунгусов.

Между тем разнесся слух, что в земле бурят есть обильные месторождения серебряной руды; поводом к этому слуху послужили некоторые вещицы, найденные у бурят, и которые, как оказалось потом, они приобрели у монголов. Лишь только этот слух дошел до Тобольска, как приказано было енисейскому воеводе Якову Хрипунову, собрав значительное число людей из различных сибирских городов, следовать в землю бурят, и узнать во что бы то не стало месторождение серебряной руды: если же она не будет найдена в земле бурят, то идти далее на юг, в землю монголов и отыскивать у них серебряную руду. Вследствие этого приказания, Хрипунов двинулся весной 1629 года на 20 судах вверх по в. Тунгуске и доплыл до устья Илима. Оставив здесь суда и отправив отсюда 30 казаков на реку Лену – для поисков серебра у живших там бурят и тунгусов, он сам с остальными пошел сухим путем вверх по Ангаре и достигнул устьев реки Оки; но здесь преградило ему путь значительное скопище бурят: произошла кровавая схватка, и хотя Хрипунов остался победителем, но неизвестно почему вдруг повернул назад и расположился у устья Илима, где вскоре умер. Со смертью Хрипунова решилось предпринятое им дело и собранные для похода люди разошлись по домам. Однако сама мысль отыскать серебро у бурят, или монголов далеко не исчезла, и во всех своих дальнейших поисках к востоку от Енисея русские, собирая ясак, вместе с тем разыскивали мнимые серебряные рудники. Желание сыскать их увлекло впоследствии русских за Байкал и на Амур, в соседство монголов, от которых буряты, по их показаниям, получали серебро. Тобольское воеводство в своих наказах тоже беспрерывно поминало о поиске серебра, так что отыскание его сделалось одною из руководящих нитей дальнейших завоеваний на восток от Енисея.

С первых походов на Ангару русские увидели, что не легко будет привлечь бурят к подданству и платежу ясака. И действительно буряты, довольно воинственные сравнительно с другими окрестными племенами, долго думали противиться русским. Будучи ужу несколько столетий совершенно независимыми и преобладающими в окрестной стране, собирая ясак с тунгусов и других народов, кочевавших от них к западу, в средних частях Енисея, они увидели большое для себя зло в приходе русских, не только лишивших их прежде собираемого ясака, но намеревавшихся объясачить и их самих. Зная это, русские решили действовать на бурят более ласками, но стараясь в тоже время постепенно водворить между ними свое владычество. Так русские почти немедленно отпускали всех пленных бурят, приведенных в Енисейск, одаривая даже некоторых из них разными безделушками, еще не виданными бурятами. Для того же, чтобы твердою ногой стать посреди их кочевьев, решено было построить у впадения Оки в Ангару острог. С последней целью был вторично послан в 1631 году Перфильев с 30-ю казаками и двумя пушечками, а когда число людей оказалось недостаточным, то к ним присоединилось еще 50 казаков. С помощью их Перфильев выстроил в том же году, но не на указанном месте, а ниже – против Падунского порога, острог, названный Братским, по имени бурят, которых русские звали (и зовут до сих пор) братскими. Причина, почему Перфильев не построил острога у устья Оки – заключалась в том, что он боялся этим до крайности раздражить бурят, так как устье Оки находилось почти в центре их стойбищ, кочевавших в этом месте. Но русские не оставили своей мысли, и впоследствии два раза (в 1646 и 1654) передвигали острог, пока наконец не расположили его у самого устья Оки, на западной протоке ее (Довольно большое селение, лежащее в настоящее время на этом месте, называется до сих пор Братским острогом; в нем уцелели еще от бывшего острога две деревянные башни).

Пока Перфильев строил острог, окрестные буряты были спокойны и даже обещались платить ясак; но лишь только он уехал в Енисейск, как буряты объявили оставшимся сидеть гарнизоном в остроге 50 казакам, что они не только не намерены платить ясака, но что в случае требования его с них, или даже с тунгусов, они причинят сколько возможно вреда русским и изрубят всякого русского, который попадется в их руки. Когда дошла о том весть в Енисейск, то решено было сначала, для склонения к миру бурят, задобрить их подарками, тем более, что в это время не было в Енисейске лишних людей, которых можно было бы послать в помощь братскому острогу; но эти меры внушили только бурятам убеждение, что их боятся русские и они стали еще заносчивее в своих требованиях. В 1635 году Енисейск собрал наконец 40 казаков, и послал их под предводительством Дунаева к братскому острогу для усмирения бурят; Дунаев дошел до устья Оки и начал подниматься вверх по этой реке, но на 8-й версте от устья встретил огромное полчище бурят и после упорной схватки, пал со всем своим отрядом (52 казаками) под ножами бурят. Подобное, давно неслыханное происшествие заставило енисейцев принять энергические меры, и в том же году был послан Николай Радуковский со 100 казаками для наказания непокорных. Радуковскому удалась его экспедиция, буряты смирились, внесли ясак и в 1637 году казаки могли начать распространяться уже дальше вверх по Ангаре; обложенные в этом году ясаком, буряты, жившие по Ангаре от Братского острога до устья речки Уды (на пространстве почти 300 верст), пробовали отложиться в следующем году, но были снова усмирены в 1639 году сыном боярским Илеею Барламовым и дали ясаку два сорока соболей.

Утверждая свое владычество на берегах Ангары, русские не забывали, лежащих дальше в востоку от этой реки. Уже в 1628 году был послан из Енисейска Василий Бугор с 10-ю казаками вверх по реке Илиму, для объясаченья живших на ней тунгусов; поднявшись по Илиму до устья речки Игирмы, Бугор перешел последнюю дальше перетащился с провиантом и боевыми запасами через горы на речку Тальмышан (В память трудностей, перенесенных при поплавке по речке Тальмышану, казаки Бугра назвали ее Мукой, — название сохранившееся и по настоящее время), построил на ней плоты и спустился дальше в речку Купу, из нее в Куту, а из последней выплыл на речку Лену. Построив суда, Бугор пустился вниз по Лене и доплыл до речки Чаи, откуда, с громадной добычей, собранной с кочевавших на Лене тунгусов, — вернулся в 1630 году в Енисейск, оставив, для сбора ясака, при устье Киренги четырех и у устья Куты двух человек из своей команды. На дороге присоединилась к Бугру часть казаков, из числа 30, посланных в 1629 году Хрипуновым на Лену, с условием делить добычу между собой на равные части. Громадное количество и необыкновенно хорошее качество привезенных Бугром соболей так поразило енисейцев, что они решились в том же году снарядить на Лену другую экспедицию. Послан был атаман Иван Галкин с 30 казаками и с наказом кроме сбора ясака, построить на Лене острог и собрать возможно полные сведения об этой реке и народах, обитающих на ней. На дороге Галкин узнал от тунгусов, что есть более ближайший путь на Лену, следуя по которому – можно избегнуть небольшие речки Игирму и Тальмышан (Муку), неудобные для плаванья; именно нужно было, не входя в Игирму, подняться дальше вверх по Илиму на два дня пути, и оттуда перебраться через горы прямо на речку Купу. По указанному пути Галкин послал десятника Илью Ермолина с 10-ю казаками, а сам остался в том месте, где надо было переволакиваться с Илима на Купу и здесь выстроил для ясачного сбора зимовье, названное Ленским Волоком, — вскоре за тем укрепленное и переименованное в Илимский острог (В последствии острог был перенесен ниже на 2 версты, где и стоит по настоящее время заштатный город Илимск; на первоначальном же месте осталась только небольшая почерневшая церковь погостом, на котором захоронен знаменитый амурский деятель Хабаров). Забрав двух казаков, оставленных Бугром у устья Куты, и два судна, Ермолин пустился вниз по Лене, дошел до устья Чаи, и, собрав некоторые сведения о якутах, живших ниже по Лене, вернулся зимою сухим путем на Илим. Четырех казаков, оставленных Бугром у устья Киренги, Ермолин не застал там, потому что, как ему сказали Тунгусы, они ушли с промышленниками, пришедшими из Туруханска, в землю Якутов. Весной 1631 года отправился на Лену сам Галкин, и у устья Куты заложил не острог, как ему было приказано, а зимовье, уже впоследствии возведенное в острог – Усть-Кутский (Нынешнее Усть-Кутское селение, лежащее в том же самом месте). С построением этих двух зимовьев (Илимского и Усть-Кутского) установился постоянный путь между Енисеем и Леной по речкам указанным Галкину тунгусами; этот путь был потом слишком целое столетие главным, и почти единственным, торговым сообщением с Якутским краем.

По возвращении Галкина в Илимск, вскоре на смену его прибыл известный уже по своим действиям на Ангаре сотник Петр Бекетов. Немедленно по приезде в Илимск, Бекетов начал снаряжаться в экспедицию к верховьям Лены, куда еще Галкиным были посланы четыре казака, которые успели привести в подданство тунгусского князька Липку, кочевавшего с своим родом по речке Тутуре, и получить от него ясак. Оставив в Усть-Кутске 10 казаков, Бекетов в 1631-м же году с остальными 20-ю поднялся вверх по Лене до устья речки Куленги (Почти 440 верст от Усть-Кутска, против города Верхоленска), где высадился на берег и двинулся в бурятские степи. На пятый день пути он увидел большую толпу бурят, бросавшихся при его приближении в лес. Сделав на всякий случай засеку, Бекетов послал к бежавшим бурятам тунгуса переводчика требовать от них покорности и взноса ясака, на что получил ответ, чтобы он подождал два дня, пока они соберут ясак. Действительно через два дня 60 бурят с двумя князьками пришли к стану Бекетова под видом взноса ясака. Им предложили оставить луки и стрелы и входа, и затем пустили в стан. Но когда вместо ясака они представили пять летних соболей и одну красную вылинявшую лисицу, то Бекетов, приняв это за оскорбление, начал им угрожать царским гневом. В ответ на это буряты вынули, спрятанные у них под платьем, ножи и бросились на казаков. Но казаки, к счастью уже приготовленные к тому, встретили их ружейным огнем, и после жаркой схватки, большинство бурят легло на месте. Со стороны же казаков было убито только три тунгуса (в том числе и князек Липка, присоединившийся к Бекетову), и один казак тяжело ранен. Но тем дело не окончилось; со всех сторон начали стекаться буряты, чтобы отомстить за смерть своих товарищей, и только пользуясь удалью своих казаков, Бекетов смог избежать верной погибели: сделав вылазку, он захватил столько бурятских лошадей, сколько было у него людей, и на них, его отряд проскакал без отдыху целые сутки вниз по Лене до речки Тутуры, к стойбищам тунгусов Липки. Услыхав о существовании дороги от реки Тутуры к верховьям реки Киренги, где жило несколько родов тунгусов и бурят, и для удобства сбора ясака как с тутурских тунгусов, так и впоследствии с киренских, Бекетов выстроил при устье Тутуры Тутурский острог (Нынешняя тутурская слобода), и, оставив в нем 10-ть человек гарнизона, с остальными отправился на зимовку в Усть-Кутск. Таким образом почти одновременно были воздвигнуты в четырех различных и отдаленных друг от друга пунктах нынешней Иркутской губернии, сильные опорные пункты: Братский острог, на Ангаре, Илимский на Илиме, Усть-Кутский и Тутурский на Лене. Пространство, охваченное этими четырьмя острогами, можно было уже считать закрепленным за русскими.

Весной следующего (1632) года, Бекетов спустился вниз по Лене в земли Якутов и построил там, с согласия самих туземцев, Якутский острог. С этого времени до 1640 года внимание русских в Восточной части Сибири было почти исключительно обращено на Якутский край. Богатство и миролюбие обитателей сделали этот край столь привлекательным для русских, что из-за вопроса, кому править якутами, возникла даже кровавая распря между енисейскими и мангазейскими казаками. В течении этих восьми годов русские из Енисейска, Мангазеи, Туруханска, Томска и других городов, исходили Якутский край по всем направлениям, достигли Ледовитого и Берингова морей и начали уже собирать слухи о богатом Амурском крае; страны же, лежавшие в верховьях Ангары и Лены, занимавшие собой дотоле Енисейск и Тобольск, были оставлены почти в совершенном забвении.

На пространстве нынешней Иркутской губернии, в течении этих восьми лет, случилось только два замечательных происшествия: в 1639 году открыта близ Усть-Кутского острога промышленником из Сольвычегорска Ерофеем Хабаровым соляная варница (Где до настоящего времени существует Усть-Кутский казенный солеваренный завод), отобранная в 1641 году якутскими воеводами в казну; и в том же году сделаны розыски по реке Витиму уже известным Максимом Перфильевым, который, с 36-ю человеками казаков и промышленников, летом 1640 достиг устья реки Ципы, откуда, вследствие недостатка съестных припасов и в виду громадных порогов, он вернулся назад, привезя ясаку около двух сороков соболей, собранных с кочевавших по Витиму тунгусов, и довольно полные сведения о верховьях Витима. Надо еще заметить, что к этому времени относится начало хлебопашества в Иркутской губернии, чему пример показал тот же Хабаров, распахав несколько клочьев земли в окрестностях Усть-Кутска и при устье реки Киренги.

Между тем не видя почти целых восемь лет русских, не только буряты, но и тунгусы, жившие в верховьях Лены, перестали вносить ясак и зажили прежнею независимой жизнью. Это продолжалось до 1640 года. В этом году ехавшие из Москвы через Илимск первые якутские воеводы, Петр Головин и Матвей Глебов, обратили свое внимание на верховья Лены, и послали туда пятидесятника Василий Витязева с 10-ю казаками, наказав ему склонять тунгусов и бурят к платежу ясака дружелюбными обещаниями, а в случае неуспеха этого способа, устрашить их великой силою новых воевод. Витязев успел снова склонить всех тунгусов к платежу ясака, но буряты после отказались от того под возможными предлогами. Тогда воеводы решились послать значительные силы для приведения их в покорность; для похода было выбрано 100 человек и, не смотря на жестокие морозы, они в начале 1641 года двинулись к бурятским стойбищам на лыжах, под предводительством боярского сына Василия Власова. Провожаемые тунгусами, они дошли в три недели, напали врасплох и захватив значительную добычу и много пленных, повернули назад. Оправившиеся от первого страха буряты, собрались в числе двух сот человек, бросились в погоню за русскими и успели настичь их, но в жаркой схватке были совершенно разбиты. Эти две победы имели важные результаты для русских: буряты смирились и один из значительнейших князьков их, Куршум явился в русский стан для принятия присяги на подданство. Но для прочнейшего утверждения русской власти над бурятами, необходимо было выстроить посреди их жилищ острог. Местом постройки было избрано устье речки Куленги, и летом 1641 же года казацкий пятидесятник Мартын Васильев с 50-ю казаками и со всеми необходимыми материалами поднялся вверх по Лене; но верховья реки до того обмелели, что даже на небольших лодках нельзя было дойти до устья Куленги, а потому Васильев, не доходя четырех верст до Куленги, выгрузился, и построил на высоком восточном берегу Лены острог, названный Верхоленским (Нынешний окружный город Верхоленск). Спустя шесть лет (1647), острог был перенесен к первоначально назначенному месту, т.е. к устью Куленги. Сильно не по душе пришелся Верхоленский острог бурятам, и они решились употребить все усилия, чтобы заставить русских удалиться из него. Три раза подступали в 1644 году буряты к острогу, и каждый раз все с большими силами; но Верхоленский управитель пятидесятник Курбат Иванов, с 50-ю казаками, твердо отсиживался в остроге, не решаясь конечно со столь малыми силами на какие-нибудь предприятия вне острога, даже на сбор ясака с окрестных покорных тунгусов. В следующем (1645) году, проезжавшие через Илимск новые Якутские воеводы, узнав о бедственном положении Верхоленского острога, немедленно отправили к нему на помощь сына Алексея Бедарева, с 130 человеками, частью казаков, частью промышленников, вызвавшихся добровольно идти в экспедицию. На половине пути к Верхоленску Бедарев встретил 500 человек конных, хорошо вооруженных (луками, дротиками, саблями, а некоторые и в панцырях) бурят. Русские поспешно выстроили из своего обоза вагенбург, и, засевши в нем, смело встретили натиск бурят и заставили их отступить, однако потеря русских в этом деле доходила до 50-ти человек, т.е. более трети отряда. На дальнейшем пути к Верхоленску Бедарев уже больше не встречал сопротивления, и, подкрепившись частью Верхоленского гарнизона, он начал опустошать бурятские улусы, встречая однако не редко сильный отпор; в 1646 году Бедарев переходил даже за Ангару, но при переправе назад едва не погиб со всем своим отрядом от стерегших его здесь двух тысяч вооруженных бурят.

В 1648 году поднялось уже всеобщее восстание Верхоленских бурят: разорив только что поселившихся под острогом крестьян, они были намерены срыть Верхоленский острог, затем двинуться у Усть-Кутску и даже самому Илимску. Вряд ли удалось бы устоять Верхоленскому острогу, но зимовавший в этом году в Илимске Якутский воевода Дмитрий Франсбеков, узнав о случившимся, послал к нему немедленно на помощь 200 вооруженных промышленников, под начальством московского дворянина Василия Нефедьева, которые не только спасли Верхоленск, но произвели еще несколько удачных поисков в бурятские улусы и за Ангару на речку Унгу (Ниже города Балаганска). Однако нескоро еще совершенно успокоились буряты и только благодаря удали Верхоленского гарнизона, ходившего, не смотря на опасность, беспрестанно в разъезды для обложения различных дальних бурятских улусов ясаком, удалось постепенно водворить спокойствие в окрестном крае. Буряты наконец сознали невозможность отстоять свою независимость и часть их хотела даже в 1655 году бежать за Байкал к своим одноплеменникам – монголам, но рассудя, что там будет не лучше, они остались на прежних местах и решились беспрекословно платить ясак русским.

Пока Верхоленск вел беспрерывную одиннадцатилетнюю борьбу с бурятами, кочевавшими в верховьях Лены, русские успели уже проникнуть гораздо южнее, именно на знаменитое озеро Байкал. Первым появился тут пятидесятник Курбат Иванов; всего с 75-ю человеками, большей частью промышленниками, он проник в 1643 году из Якутска до острова Ольхона (Крайне интересно бы знать путь, по которому следовал Иванов, так как в настоящее время нет никакого сообщения между Якутском и Ольхоном; но к сожалению не сохранилось о том никаких сведений), собрал с живших на нем бурят ясака, и, отрядив 36 человек под начальством казака Скорохода для следования вдоль берега Байкала к верхней Ангаре (Впадающей в северо-восточную оконечность Байкала; в отличии от нее иркутская Ангара называется нижней.) и объясачанья живших там тунгусов, он с остальными людьми пошел в Верхоленск, куда был назначен управителем. Скороход с легкостью покорил совершенно диких вернее-ангарских тунгусов, двинулся далее к реке Баргузину, где кочевали степные, более цивизованные тунгусы, и построил там зимовье; но вскоре пришлось ему поплатиться за свою излишнюю отвагу: окрестные тунгусы внезапно напали на него, перебили часть его людей, а остальных заставили запереться в зимовье и высидеть в нем, не смея тронуться за порог его, от Рождества до Пасхи; только двум из них удалось на легких лодках перебраться через Байкал и избегнуть таким образом жалкой участи своих товарищей.

Следующие за тем отряды появлявшиеся на Байкале, были отправляемы из Енисейска. Так в 1644-м году отправлен туда со 100 казаками атаман Василий Колесников с наказом более всего стараться отыскать в каком бы то ни было месте серебро и серебряную руду. Ограбив в устье Илима русских же купцов и промышленников, шедших на судах для торговли в Якутский край, Колесников следовал далее вверх по Ангаре, достигнул зимою того же года, речку Осу (Выше Балаганска) и при устье ее выстроил, для зимовки и сбора ясака кочевавших тут бурят, острог, который в следующем же году по удалении Колесникова, не оставившего в нем ни одного человека гарнизона, был срыт бурятами до основания. В следующие два лета Колесников прошел вдоль северного берега Байкала, объясачил несколько живущих тут тунгусских родов, и в 1647 году достиг верхней Ангары, где и выстроил Верхнеангарский острог. Проведав за тем о имеющемся будто в большом количестве серебре у монголов, живущих по близости озера Еравны, он отправил туда четырех казаков, привезших ему в подарок от монгольского князя Турукая несколько серебряных и золотых вещиц, купленных последним у китайцев. Послав к Турукаю вторично четырех казаков с просьбой провести их до самых серебряных рудников, Колесников, не дожидаясь ответа, уехал в том же (1647) году с радостной вестью об отыскании серебра в Енисейск и оттуда в Москву. Так как до приезда Колесникова в Енисейск не было получаемо об нем никаких известий, то еще в 1646 году был послан на смену его боярский сын Иван Похабов с 84 казаками. По дороге к Байкалу, Похабов пробовал, но безуспешно, собрать ясака с бурят, живших на Осе, построил против устья этой речки на острове Ангары острог (Тоже вероятно вскоре разрушенный бурятами, так как об нем более нигде не упоминается), обложил ясаком бурят, кочевавших в зимовьях реки Иркута, и в 1647 году перебрался по льду Байкала на южный берег его. Тут он вскоре сдружился с тем же Турукаем, который пред тем одарил Колесникова, и, через его посредничество, Похабову удалось поехать в Ургу, столицу Сецен-Хана, правителя Монголии, у которого буряты, по их словам, покупали серебро. Следствием этой поездки Похабова, было первое посольство от Сецен-Хана, отправившееся в 1648 году в Москву и послужившее началом дипломатических сношений между Россией и Китаем.

Вслед за Похабовым было послано из Енисейска еще несколько отрядов на Байкал, так 1648 году сын боярский Иван Галкин с 60 человеками, в 1650 г. вторично Василий Колесников, в 1652 году Петр Бекетов и проч.; но главной целью всех этих отрядов было уже покорение Забайкалья, так как северо-западный берег Байкала, прилегающий к нынешней иркутской губернии, был объясачен еще в 1646 и 1647 годах Василем Колесниковым.

В то самое время как русские из Верхоленска делали набеги (1646 и 1648 г.) на бурят, живших в средних частях течения Ангары, туда же приближались русские с двух других сторон: красноярцы с запада и енисейцы с севера. Красноярский острог (нынешний город Красноярск), построенный в 1628 году, благодаря привольному положению, скоро разросся до того, что вступил в соперничество с самим Енисейском. Окрестная Красноярску страна совершенно подчинилась ему и для утверждения своего владычества в 1640 году был построен красноярцами на реке Кане Канский острог, а в 1642 на реке Июсе Ачинский острог. Но еще раньше того, в 1629 году, первый красноярский воевода Дубенский хотел простереть власть Красноярска дальше к востоку – на бурят, живших по реке Уде (Приток верхней Тунгуски (Ангары)), хотя попытка оказалась тщетной, но мысль о том не переставала занимать красноярских воевод, и в 1645 году воевода Петр Протасов снова отправил против удинских бурят партию казаков, вернувшихся впрочем тоже без всякого успеха. Тогда Протасов прибегнул к другому способу действия: он отправил к бурятам из Канского острога казака, с поручением уговорить их покориться добровольно, выставив в пример других инородцев, которые как ни сопротивлялись, в заключение все-таки должны были покориться русским. Посольство было вполне успешно, и в 1647 году бурятский князь Иланко прислал несколько своих родовичей в Красноярск для принятия присяги, а вслед за тем и сам прибыл туда с той же целью, и чтобы просить заложить в его земле, для защиты от набегов монголов, русский острог. Последняя просьба была конечно принята с восторгом, и в 1648 году выстроен в верховьях реки Уды острог, названный сначала покровским городком, а потом переименован в Удинский острог (Нынещний окружный город Нижнеудинск). Но уже в 1649 году удинские буряты при нападении на них монголов, решились свергнуть с себя русское владычество: они убили удинских казаков, присланных к ним для ясачного сбора, и, собравшись большим скопом на реке Ия (приток реки Оки), ждали нападения русских. Большого труда стоило привести их снова к покорности, что окончательно удалось только в 1652 году племяннику краснорского воеводы Кириле Бунакову, рассеявшему их скопища в нескольких стычках.

Мы уже говорили, как неприязненно было встречено бурятами построение Братского острога; но, видя невозможность противостоять русским открытой силой, буряты прибегли к другому средству: они удалились от острога вверх по реке, и, выйдя таким образом из под надзора русских, не только не платили ясак, но делали еще набеги на земли вновь поселившихся в окрестностях острога русских хлебопашцев. Поэтому в 1651 году был послан туда енисейским воеводой Афанасием Пашковым с значительным войском, строитель острога, и хорошо известный тамошним бурятам по прежним походам Максим Перфильев. Ему удалось одним своим влиянием, не употребляя вооруженной силы, успокоить бурят, уговорить их вернуться назад и исправно платить ясак. Через три года после того (1654), острог был наконец перенесен на первоначально назначенное место, к устью Оки, сыном боярским Дмитрием Фирсовым. Окончив переноску Братского острога, Фирсов немедленно отправился вверх по Ангаре, где ему велено было воеводой Пашковым же построить другой острог. Место для второго острога было выбрано Фирсовым в шести верстах выше устья речки Унги, среди живописнейшей местности. Построенный в том же (1654) году этот острог назван Балаганским (Нынешний окружный город Балаганск), по имени одного из бурятских родов (бологотов), кочевавших в этом месте (Мнение, сохранившееся до сих пор между жителями Балаганска и встречающееся в некоторых сочинениях, что имя Балаганска произошло от Балаганов (род шалашей), в которых жили казаки во время постройки острога – ошибочно. См. «Сибирскую историю» Фишера.)

Мы уже упоминали, что в окрестностях Братского острога было поселено несколько семейств русских хлебопашцев. Распаханная ими земля дала в первые два года такой урожай (Из 5-ти пудов ячменя родилось 50, т.е. урожай сам десять, что в настоящее время считается в Иркутской губернии весьма плохим для вновь распаханной земли, или новины, как ее называют здешние крестьяне. Сколько нам известно, обыкновенный для Иркутской губернии урожай бывает сам-третей, сам-четверть, сам-пять и сам-шесть, так что выше этого, начиная с урожая сам-семь, считается хороший урожай, хотя бы и со вновь распаханной земли), что родившийся хлеб, в диковинку послали в Москву. Это подало надежду, что южнее по долине Ангары хлеб должен родиться еще лучше, и поэтому возле вновь построенного Балаганского острога было поселено шестьдесят русских крестьянских семейств, с тем чтобы они засевали столько хлеба, сколько может понадобиться на содержание всех отдаленных гарнизонов. Но вследствие несогласия с острожными казаками, занявшими все лучшие земли и по неплодородию пещанистой почвы, эти крестьяне, кажется, не долго оставались здесь, а перешли на реки Зиму и Оку. Кроме того в окрестностях Балаганска была отыскана железная руда, уже давно разрабатывающаяся местными бурятами. В 1653 году был даже прислан в Балаганск енисейский купец, чтобы научиться у бурят плавить чугун из руд. Вернувшись назад, он обучил тому же своих сограждан, и с его легкой руки енисейцы вскоре превзошли в искусстве рудоплавления все окрестные туземные народы, славившиеся тем еще задолго до прихода русских.

Покорение Иркутской губернии. (Историко-статистический очерк). Часть 2.