Состояние колоний ссыльных лютеранского исповедания в шушенской волости, 1850-1865 г. Часть 1.

Состояние колоний ссыльных лютеранского исповедания в шушенской волости, минусинского округа 1850-1865 г. Часть 1.

С самого начала нынешнего столетия существует в Западной Сибири, в 180-ти верстах от областного города Омска, немецкая колония – Рыжкова. Эта колония служит сборным пунктом для лиц евангелическо-лютеранского исповедания, ссылаемых за неважные преступления в Западную Сибирь. Финны, эсты и латыши живут здесь вместе. Естественное и ближайшее следствие совместного жительства этих трех различных народностей в одной и той же колонии было то, что народная нелюбовь, существовавшая между этими племенами и на месте их родины, обнаружилась на первых порах, и не было заметно ни согласия, ни любви, которые, по видимому, должны были бы теснее скреплять единоверцев, подвергшихся одинаковой участи. Другое следствие такого скученья было, что эта колония в короткое время достигла до чрезвычайных размеров: земли для колонии отводились на далеком расстоянии, так что поселенцы увидели себя вынужденными воспользоваться предоставленной им в Сибири свободой переселения, и стали переселяться к русским деревням, на значительном расстоянии от своей колонии. Преимущественно населена была финнами и эстами деревня Чистая, в Колмаковской волости, верстах в 100 от Рожковой.

Между переселенцами был некто Юрий Кульдем, из Обер-Палена, вблизи Дерпта. Кульдем приыл в Тобольск в 1827 году, потом служил в работниках в Рыжковой, а в 1833 г. переселился в Чистую. Здесь, женившись, провел он 11 лет в постоянных трудах; его дом стал известен по благосостоянию, которое увеличивалось год от года. Однако, должно полагать, были обстоятельства, тягостные не только для него, но и для всего лютеранского населения, ибо когда в 1846 г. достигла сюда весть о приглашении начальником Енисейской губернии лютеранских поселенцев в Минусинский округ, с тем, что желающим будут отведены удобные земли, то на это, ни мало не медля, дал свое согласие первый Юрий Кульдем, а за ним еще четыре семейных финна. Но и в самой Рыжковой такое объявление Енисейского губернатора наделало много шума, и у многих родилось желание выселиться из этой колонии и найти более благодатную почву, нежели какую представляла Рожкова. Должно полагать, что было время, когда охота к переселению в Рыжковой сделалась всеобщей, потому что предписанием Тобольской Казенной Палаты Омскому Земскому Суду, копию с коего видел и читал пастор Косман, было приказано никого из Рыжковой не выпускать, потому Будто бы, что переселение из этой колонии воспрещено.

В Троицын день 1847 года переселенцы, в числе пяти семейств, тронулись с своего прежнего жилища и направились в Минусинский округ. Они вели с собой свой скот, поэтому следование их замедлялось. Не прежде конца июля месяца достигли они тех мест, которые были назначены для них, верстах в 200 ниже Минусинска, вблизи р. Енисея. Но в короткое время переселенцы эти увидели, что они, переселившись, не только ни чего не выиграли, но, напротив, много потеряли. На первых порах эти несчастные нашли голые, скалистые берега Енисея, испытали продолжительные бури над безлесной местностью, увидали тощую и негодную степную траву, убедились в недостатке удобной земли и строевого леса, словом после первого обзора местности, они пришли к тому убеждению, что им предстоит лишь возможность поддерживать свое жалкое существование единственно рыбной ловлей. Это обстоятельство вынудило путешественников направиться на юг, и, по кратковременном пребывании в Минусинске, они продолжали путь, следуя по течению Енисея до небольшой русской деревни, верстах в 100 от города, где наступившее холодное время года принудило из остановиться на зиму. Но здесь тоска и неизвестность не дали им покоя. Они долго блуждали по окрестностям, и к весне все пять семейств разбрелись по русским деревням. Но это-то разлучение по всей вероятности, возбудило в них пламенное желание вновь соединиться и заставило приняться с новой силой за осуществление заветной и любимой мысли – отыскать земли, где бы они могли поселиться и жить вместе. Первый шаг к такой попытке сделал упомянутый Юрий Кульдем, проживший, в свою очередь, в русской деревне около 2,5 лет и оставивший ее весной 1850 г. В это время он поселился в местности совершенно не обитаемой, при речке Суэтуке. Осенью того же года здесь уже стоял дом, и вместе с этим положено основание финской колонии – Верхний Суэтук.

Выбор этой местности был весьма удачен. В окружности на 20-30, а на восток до 40 верст, лежала еще нетронутая, девственная почва. Чрезвычайное плодородие земли, роскошная зелень, соединение трех ручьев в небольшую речку, которая никогда, даже при сильных морозах, не замерзает и этим самым дает возможность поставленной на ней мельнице действовать в продолжении всей зимы, условия климатические (Колония эта до сих пор не испытывала сибирской язвы, часто посещающей Минусинский край), словом, все здесь соединилось, что только может обещать самую успокоительную будущность.

Выгодные условия местности не замедлили привлечь сюда, и других колонистов, рассеявшихся было по русским деревням, и семейство Томасовых, одно из упомянутых пяти, прибывших из Западной Сибири, первое подало, зимой 1850-51 года, прошение Енисейскому гражданскому губернатору об отводе для себя и товарищей узаконенного участка земли. Летом 1851 г. просьба эта была удовлетворена: им отведено было 2,766 десят., в том числе 2,638 десят. удобной и 128 неудобной земли, так что, рассчитывая по 15 десят. на душу, представилась возможность поселить на этом участке 176 ревизских душ. Но в это время число прибывших из Западной Сибири было только 19 муж. пола душ, так что, кроме них, можно было еще водворить 157 чел.

В 1851 г., во время следования для исполнения треб, эту небольшую колонию посетил бывший пастор Буцке. Он содействовал к увеличению народонаселения к колонии тем, что употреблял всевозможное старание, чтоб переселенцы из Западной Сибири, все еще рассеянные по разным русским деревням, прибыли в Верхний Суэтук, для совместного жительства с единоверцами. Но не смотря на все благочинное условия, Юрий Кульдем был вынужден провести здесь в прежнем сообществе полных два года, пока решились переселяться к нему единоверцы.

В 1852 г. пастор Буцке на обратном пути во внутренние губернии, еще раз посетил эту колонию. Тогда было построено уже 7 домов, в том числе один отдельный дом, образовавшийся через приращение семейства первоначальных выходцев и один – прибытием одного латышского семейства, которое проживало долгое время в какой-то соседней русской деревне. Встретивши и проведши среди этих людей по их обычаю праздник Рождества Христова, пастор Буцке, по исполнении духовных треб, оставил эту колонию, с обещанием по мере сил и возможности содействовать ее благосостоянию. И действительно, обет был исполнен в деле.

В 1853 году, к отведенному участку, вероятно по настоянию пастора, был примежеван еще другой, в 10,177 десят. На этой местности предстояла возможность водворить 641 душу, так что всей отведенной до сего времени земли достаточно было для поселения на ней 817 душ муж. пола.

По отъезде Буцке, наступило для колоний время испытаний, которое было тем тягостнее для лютеранов, что они лишены были духовного назидания. Надежда увидеть своих единоверцев, которые должны были к ним приселяться, оставалась мечтой. Явилась нужда в исполнении христианских треб, но этого сделать было не кому. Тогда переселенцы избрали из среды себя почтенного старца, который совершал таинство св. крещения, хоронил умерших и отправлял Богослужения, по мере предоставленного ему по положению права. Так прошло четыре года.

1-го января 1857 г. прибыл в верхний Суэтук назначенный на место Буцке пастор Косман. Трудно было бы выразить словами радость колонистов по этому случаю. При виде его, все их желания и просьбы, до того затаенные, были явно высказаны: они желали, чтобы все ссыльные лютеране назначались в их колонию; они просили учителя для обучения детей грамоте, учреждения молитвенного дома, школы и проч. Известно, что до 1857 г. сосланные в Сибирь за преступления лютеране размещались по разным местам ссылки; но при таком положении ссыльных было трудно, даже невозможно, одному дивизионному проповеднику всех из посещать по одиночке. Поэтому пастор Косман принял на себя ходатайство перед местным начальством о соединении, по возможности, всех лютеран, рассеянных по разным местностям, в упомянутую колонию, куда должны были, для большего удобства духовного назидания и совершения духовных треб, приселяться все ссылаемые в Восточную Сибирь преступники лютеранского исповедания. Вследствие личного объяснения по этому обстоятельству г. Косман с начальником Енисейской губернии, 25-го марта того же года прибыла в Верхний Суэтук первая партия ссыльных лютеранского исповедания, к неописанной радости их единоверцев…

Но и этот сбор лютеран в одном месте встретил много затруднений, отчасти вовсе не предусмотренных. Пока достаточно было девиц в небольшой колонии по числу женихов, то о недостатке женщин никто не думал. Вскоре, однако же, оказался излишек мужского пола перед женским. Переселенцы нашлись в необходимости сами себе готовить пищу, доить коров – словом, им не доставало помощниц, в чем ощущается и в настоящее время крайняя потребность. К этому должно присовокупить жалобу пастора Космана, что девицы находящиеся в услужении в Минусинске и скитающиеся по русским деревням, на его приглашене, решительно отказались прибыть к своим единоверцам в колонию с благим намерением сделаться матерями и хозяйками. Для наглядного обзора числа прибывших ссыльных обоего пола в колонию, с 1857 г. по август месяц 1861 г., представляем следующие данные:

Из этих данных видно, во-первых, что в 1859 г. число ссыльных, прибывших в колонию, было весьма мало. Причиной этого может быть или то, что по какому либо исключительному обстоятельству действительно так мало сослано в Сибирь преступников лютеранского исповедания, или же гораздо скорее то, что местные начальства не исполняли, в течении этого периода, в точности предписание губернского начальства; во-вторых, что, с другой стороны, 1860 г. отличается весьма значительным числом ссыльных, прибывших в колонию, ибо за исключением женщин и детей, последовавших за своими мужьями и отцами, все еще остается 174 преступника; в-третьих, что за вычетом из всей суммы настоящего населения колонии 34 замужних женщин, прибывших с мужьями и с семействами, остается всего 53 взрослых девиц, а за 34 отцов семейств, остается 405 взрослых мужчин, и следовательно, численность женского пола к мужскому будет относиться, как 1 к 8, и почти к 9-ти…

В 1857 году собралось в колонию уже небольшое число латышей. В 1858 г. они предложили основать свою особую колонию, выставляя к этому разные, более или менее уважительные, поводы, а главное, имея в виду местность, удовлетворяющую всем их ожиданиям.

Спустившись с возвышенной верхнее-суэтукской местности вест на 20 к востоку, и проследовав около восьми довольно крутых подъемов с более отлогими спусками, путешественник достигает долины, о которой уже было упомянуто, где несколько речек изливают свои воды в Енисей. Один из этих притоков, по соединении с Оей, есть Кебеж.

У этой реки латыши основали в 1858 г. свою колонию – Нижнюю Буланку. В первое лето принялись они за постройку 12 домов. В 1861 г. включая сюда несколько землянок, выстроено было на этом новом месте до 30 жилищ. На плане этой деревни, составленном по приказанию начальства, обозначена, между прочим, площадь в 100 саж. длины и 75 ширины, на которой сос временем должна быть построена церковь и жилище для причта, равно как значится отведенной в участке для будущего пастора 120 десят. удобной земли.

Не смотря на незначительное отдаление этой латышской колонии от финской, климат здесь гораздо умереннее. Это можно заключить из того, что в Нижней Буланке растут огурцы и арбузы, тогда как в Верхнем Суэтуке таковых вовсе не имеется. Впрочем, нельзя не упомянуть и о том, что латыши более финнов знакомы с огородничеством. В огородах Верхнего Суэтука можно найти только картофель и капусту, и то не во всех; в Нижней же Буланке садят репу, свеклу, морковь, разные сорта капусты, горох, бобы, сверх того огурцы и арбузы. Наконец, несправедливо было бы не отнести успеха в процветании новой колонии особенной заботливости и сметливости латышей, чему, как доказательство, можно привести следующий пример. Речка Кебеж делает у самой колонии крутой поворот, извилину; в полноводье вода сильно напирает на то место, где расположены сады и огороды поселенцев. Берег заливало водой, и при этом портились гряды с овощами. Чтоб пособить этому горю, латыши дружно прокопали, на полверсты, отводной канал, так что русло разделилось и вода не стоит у огородов так высоко, как было до того времени.

Слух об особой латышской колонии не замедлил распространиться по Ачинскому и Красноярскому округам, и с того времени приселилось сюда еще несколько латышских семейств.

Нет сомнения, что еще многие из латышей живут рассеяно по русским деревням и не замедлят со временем прибыть в Нижнюю Буланку, чего бы они никогда не сделали, если б им привелось жить в одной колонии с нелюбимыми финнами и эстами.

Различие в языке и нравах, если б все три племени жили в одной колонии, повело бы ко многим недоразумениям, неприятностям и ссорам, в чем достаточно убедило их сожитие в продолжении одного года. Сверх того это разделение финна, латыша и эстонца уже потому желательно, даже необходимо, что каждый из них имеет, так сказать, особые нравственные слаости, особую наклонность к известного рода порокам – например: финны к пьянству, — так что можно было бы опасаться, что они переймут от других моральные недостатки. Наконец, не менее желательно было такое разделение по племенам еще потому, что тогда представилась бы возможность действовать на каждое из них нравственно, отправлением Богослужения на родном языке, за ведением для каждого отдельных школ, и проч. Наконец, уже по количеству отмежеванной для колонии земли было необходимо образовать не одну, а по крайней мере, три деревни, дабы поселянам предоставить возможность воспользоваться обширной местностью, то есть быть ближе к своим пашням и сенокосам. А так как лишь законное указание может выдворить и установить размещение ссылаемых в помянутые три пункта, и, как опыт доказал, местные начальства назначают этих людей без дальнейшего разбора куда попало, то и случается сплошь и рядом, что финн причисляется к Нижней Буланке, латыш – в Верхний Суэтук, эстонец, в свою очередь, не попадает в Верхнюю Буланку, — это обстоятельство, ведущее к бесполезной переписке и замешательству. Во избежание сего, нынешним губернским начальством, уже сделано распоряжение, чтобы на будущее время все ссыльные лютеранского исповедания, по прибытии в Ачинск или даже Минусинск, с первого раза были назначаемы: финны – в Верхний Суэтук, латыши – в Нижнюю Буланку, а эсты – в Верхнюю Буланку.

До лета 1861 года эсты жили вместе с финнами в Верхнем Суэтуке; в это же время положено основание особой эстонской колонии, в 7-8 верстах от Нижней Буланки, под названием Верхней Буланки.

Несколько семей, поселившись с финнами, принялись весьма усердно за постройку домов и возделывание полей, но, чувствуя, что они не могут долее жить вместе с финнами как с земляками, избрали для себя упомянутую местность. Желая с одной стороны, вознаградить труды и тем поощрить их к будущей деятельности, а с другой – дать этим переселенцам способы к успешному водворению на новых местах, пастор Косман распорядился купить оставляемые эстами постройки в Верхнем Суэтуке, и, по возможности, оценил их труды по обработке полей. Из сумм, собранных в разное время добровольными приношениями, один из них получил лично от него 150 рублей, другой 120, третий 90 рублей; затем менее трудившиеся получили от 25 до 50 рублей.

Со времени расселения финнов, латышей и эстонцев, по собранным сведениям, оказывается прибывших под конец 1864 г. в каждую колонию отдельно, а именно: 

Так как невозможно всем, только что пребывающим ссыльным, немедленно по прибытии, приселяться к колониям – или оттого, что, по большей части, это люди не женатые, или оттого, что у прибывающих не имеется к обзаведению собственных средств, а вспомогательные денежные суммы для нуждающихся далеко не достаточны, и наконец, так как в этой массе новых лиц встречаются и люди неисправимые, то в этом случае весьма полезно для колоний соседство ближайших золотых приисков: оно действует благодетельно на благосостоянии колоний, служа как бы отводной канавой для беспрепятственного истока тех нечистот, которые угрожали бы заразой всем колониям. Число лютеран-ссыльных, нанимающихся и работающих на приисках, простиралось ежегодно от 120 до 130 человек, а в последнее время дошло до 180-ти. Более порядочные люди нанимаются в работники по деревням и находятся в услужении в Минусинске, или же проживают в городе, занимаясь мастерствами сапожным, столярным и др.; число их доходит до 160 чел., так что в колониях постоянно живет около 450 душ муж. пола; но это небольшое население не перестает увеличиваться вновь водворяющимися из прибывающих из внутренних губерний, частью переселяющимися из здешних русских деревень. По сведениям полученным мной в конце 1684 г., число жителей простиралось во всех трех колониях: м.п. 875 ж.п. 247, итого 1,122 души, а именно: в Верхнем Суэтуке м.п. 307, ж.п. 80, в Нижней Буланке м.п. 346, ж.п. 83 и в Верхней Буланке м.п. 222, ж.п. 84; в том числе присоединившихся из здешних русских деревень только 6 чел. С августа месяца 1861 года в колонии Верхнем Суэтуке сочеталось браком 16 пар, родилось м.п. 19, ж.п. 18, умерло м.п. 9, ж.п. 5; в Нижней Буланке сочеталось браком 31, родилось м.п. 15, ж.п. 12, умерло м.п. 4, ж.п. 3; в Верхней Буланке сочеталось браком 38, родилось м.п. 18, ж.п. 15, умерло м.п. 4 и ж.п. 4 души.

Опубликовано в 1866 году.

Состояние колоний ссыльных лютеранского исповедания в шушенской волости, 1850-1865 г. Часть 2.