По реке Енисею. Крестьянская свадьба. Этнографические очерки. Часть 2.

Поются на девичнике еще и другие песни, так: вместо ьех, с которыми мы уже познакомили читателей, поют две следующие:

6.

По горенке ходит,

На мор (1) наступает,

Каблук (2) не ломает,

К зеркальцу подходит,

В зеркальце смотрит;

Сам себе дивился,

Что хорош уродился,

Что хорош уродился,

Баско (3) нарядился…

На крыльцо выходит,

Конь у нему подходит,

На коня садился,

Конь под ним подрился,

Плеточкой машет,

Конь под ним пляшет,

Шпорой прижимает –

Конь под ним играет.

Со коня слезает,

К кольцу привязает,

К девушкам подходит,

Девушек целует.

После каждых двух стихов в этой песне поется привев:

Разум мой разум!

1: Мрамор.

2: Подбор у сапога.

3: К лицу, нарядно.

7.

Из-за гор гусей гнала,

Приговаривала:

Привыкайте, мои гуси,

Ко осоке ко траве,

Ко болотною воде!

Привыкай-ка, молодица,

Ко чужой стороне,

Ко чужой стороне,

К свекру батюшке,

К свекрови матушке!

Уж как свекру угождала –

По утру рано вставала;

Я свекрови угождала –

Обиход чисто вела:

Часто в сеничках мела;

Я милому угождала –

За воротами встречала,

За белы ручки брала,

В нову горенку вела,

За столички садила,

Поцелуй, дружок меня!

После каждый двух стихов тоже поют припев.

Эта правда, это быль,

Быль, былинушка моя!

А по окончании песни, опять попарно «здороваются» и целуются.

Но из всех песен.которые поются на девичнике, или, вообще, на какой либо деревенской «вечорке», самая оригинальная и сложная по выполнению песня – это «Уж я сяду ль добра коня, поеду». В этой песне поющие наглядно изображают отношения мужа к жене в крестьянском быту, где при капризах жены даже любимые мужья избирают довольно грубые и насильственные меры… Песня эта поется протяжно, полувеселым напевом, с повторением каждого стиха, причем несколько приглашенных парнями девиц садятся на стулья посреди горницы и изображают собой «спесивых и капризных жен, а парни – мужей, которые и ходят друг за другом вокруг сидящих девиц и поют:

Уж я сяду ль на добра коня, поеду,

Я поеду во Китай-город гуляти,

Я закупочки себе закупати:

Я куплю ли молодой жене подарок,

Самый лучший преотчетливый полушалок.

Подойду ли к молодой жене поближе,

Поклонюсь ли молодой жене пониже:

Ты прими-ка, жена, да не списивься,

Душа-сердце мое, да не гордися!

А жена-то меня молодца не любит.

Душа-сердце мое да не голубит.

И не хочет от меня принять подарков.

Самый лучший преотличный полушалок.э

Во время пения этой первой половины песни парни подают каждый отдельно своей приглашенной девице платок или шарф, изображающие, будто бы, те подарки, про которые поется в песне. Но «спесивые жены» этих подарков не принимают, а бросают их обратно своим мужьям и, как недовольные, поворачиваются от них в противоположную сторону. Взявши назад свои подарки, обиженные мужья поют далее:

Уж я сяду на добра коня, поеду.

Я поеду во Китай-город гуляти,

Я закупочки себе закупати:

Я куплю ли молодой жене подарок

Саму лучшую отличную нагайку…

Подойду ли к молодой жене поближе,

Поклонюсь ли молодой жене пониже:

Ты прими-ка, жена, да не спесивься,

Душа-сердце мое, да не горлися!

В это время, окруживши в жгуты платки или шарфы, парни стегают ими «спесивых жен», которые наконец, как бы покоряясь воле своих мужей, повертываются к ним лицом и прежний каприз заменяют ласками и поцелуями. А торжествующие мужья в это время голосят:

Посмотрите-ка, добрые люди,

Как жена-то меня молодца полбит,

Душа-сердце, приласкает, поцелует.

Таким образом, в песнях, пляске и хороводах проходит весь вечер девичника.

Свадьбу обыкновенно справляют на завтра после девичника и очень редко откладывают дня на два, на три. С самого раннего утра в доме невесты поднимается большая суетливость и начинают стекаться подруги ее и ближние и дальние родственницы – сестры, тетки, кумушки, а также и молодые замужние женщины, обладающие искусством петь свадебные песни.

Утром же приходит от жениха дружка и приносит невесте платье и некоторые принадлежности дамского туалета. По входе в дом, дружка снимает шапку; крестится на иконы, кланяется встречающим его ведет такую речь: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий наш, помилуй нас! Аминь! Я иду дружка, дружка переезжий, дружка переходящий, от молодого князя к молодой княгине с платьем. Красные девицы, расступитесь, былые занавесы распахнитесь! Я иду к молодой княгине с белилами, румянами, одевать, оболокать и в путь-дорожку снаряжать, под злат венец встать и закон Божий принять!». Окончив свою речь, дружка передает невесте привезенный им узел и, угостившись вином или пивом, отправляется прямо к жениху.

Между тем, «певуньи» до приезда жениха с «поезжанами» «величают» невесту во многих, но исключительно «жалостных» песнях, поющихся протяжно, заунывно, ровно плачущим голосом. Вот из них некоторые, более общие песни:

1.

Ты река ли, мать реченька,

Ты река ли, мать быстрая!

Уж как много в тебе реченька

Много воды, много холоду,

Самоцветных мелких камушков.

Уж как много у Машеньки

На пиру-то да на беседушке

Много князьев, много бояров,

Одного лишь гостя нету-ка

Родимого-то батюшки…

Вы подуйте-ка, ветры буйные,

С восточной со сторонушки,

Растворите-ка вы настежь все,

Все дверюшки, воротички!

Вдруг воротички пошатилися

И дверюшки отворилися: И идет-то ко мне, жалует

Дорогой-то гость, родимый батюшка,

Во устах-то он несет благословеньице,

Благословеньице несет великое,

Во руках-то Мать Божью,

Мать-Божью, Богородицу!

2.

Золотая гривенка, золотая,

Золотая гривенка, серебряная,

Полежи-ка ты на блюдечке,

Полежи-ка на серебряном!

Погостика, люба гостьюшка,

Дорога наша подруженька,

Во своей-то вольной волюшке,

Во своей-то девьей красоте!

— Да мне не век вековать у вас,

Мне не год годовать у вас,

Ни весной-то мне красоватится,

Мне последние часы, минуточки

Быть осталося у вас в гостях

Во своей-то вольной волюшке,

Во своей-девьей красоте!

3.

На дворе снег попарашивает,

Снег Марья душа собирается,

Свет Ивановна снаряжается…

Батюшка! Что не унимаеш,

Не унимаешь, не уговариваешь?

В тереме меня не будет,

В высоком не станет,

Соскучитесь, сгорюетесь!

Эти песни поются положительно сквозь слезы: они вырываются из груди, как «причитанье» по утрате дорогой девьей волюшки и последней надежде воротить ее. Все – и невеста, и подруги ее, и присутствующие при этом посторонние вдоволь наплачутся. Но вдруг, как бы неожиданно, приезжает жених со всем своим «храбрым поездом», и слезы сменяются каким-то тревожным ожиданием. Во дворе родители невесты встречают жениха и поезжан, но предварительно ворота опять запирают и не отворяют их до тех пор, пока дружка не скажет: «Есть ли у нашей молодой княгини у ворот папоротники, у дверей придверники? Ему отвечают во дворе: «Есть». «Так изволь те ворота настежь отворить и нашего молодого князя на широкий двор пропустить со всем храбрым поездом!». Тогда ворота отворяются и весь «поезд» въезжает во двор, где их потчуют вином и самодельным пивом. Затем дружка отсылает родителей невесты в дом и те запирают двери, а дружка опять выкрикивает: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий наш, помилуй нас!». За дверями ему отвечают: «Аминь!». «Спасибо на добром слове, на аминь!». После этого двери отворяются, и жених с поездом входят в дом и в светлице-горнице каждый садится на свое место.

В это время между женихом и невестой совершается «обручанье» т.е. обмен колец (в большинстве случаев серебряных и редко золотых), которые тысяцкий переменно надевает на указательный палец то жениху, то невесте; причем «певуны» голосят:

1.

Ты Двина-ли, Двина река,

Почему ты река протекла –

По меду ли, по сахару,

По крупящитому калачу?

Уж как Машенька по сеням шла,

Дочь Ивановна по новеньким,

Она будила, побуживала

Своего обручника:

— Уж ты встань. Пробудись сударь,

Я пришла к тебе не столы столовать,

Ни беседы беседовати:

Я пришла к тебе в кости, карты играть!

Они бились о велик заклад –

О своих золотых перстнях…

Уж как Машенька выиграла,

Свет Ивановна выиграла…

Это поется для невесты, а когда поют для жениха, то конец песни изменяют так:

Они бились о велик заклад –

О своих буйных головах…

Уж как Ванюша выиграл,

Свет Иванович выиграл!

2.

Шла панья из терема,

Ронила свою шаль атласную,

Манила к себе друга милого:

— Подь сюда ко мне, пан миленький,

Подыми мою шаль атласную;

Принадень на мои плечики,

Подойди, подойди близешенько,

Поцелуй, поцелуй милешенько!

И жених с невестой в это время целуются. А потом поют для жениха:

Ехал пан из улицы,

Ронил пан свою шляпу черную,

Черную, черную, пуховую, —

Манил пан к себе панью милую:

— Подь сюда ко мне, панья милая,

Подыми мою шляпу черную,

Черную, черную, пуховую,

Принадень, принадень на мою головушку,

Подойди, подойди, блищешенько,

Поцелуй, поцелуй милешенько!

И обрученные опять целуются. Затем дружка встает и говорит: «Господи Иисусе, Сыне Божий наш, помилуй нас! Батюшка и маиушка! Как вы своего чада милого поили, кормили, обували, одевали и на ум поучали, так извольте нашему князю молодому руками сдать. Наш князь молодой будет обувать, одевать и чирви починять, чтобы стельки не таскались и коровы не гонялись; но если будет молодая княгиня мужу люба и хороша, то поневоле купит сапоги!» И, помолчав немного, дружка прибавляет: «А теперь, родимый батюшка и родимая матушка, извольте благословить нашего молодого князя и молодую княгиню божьим милосердием, своим благословением под злат венец встать и закон Божий принять!» Родители невесты отвечают6 «Господь Бог благословит их!»

После этого все замолкают, садятся на свои места и на минуту хранят глубокое молчание. Затем тихо встают, обращают свои глаза в передний угол и молятся на иконы; жених же с невестой получают благословение от родителей невесты и, в сопровождении всего «поезда» едут в церковь венчаться.

Весь поезд на пути к церкви едет в следующем порядке: впереди всех – дружка и полдружье с иконами, за ними – жених с невестой, далее свахи со стороны жениха и невесты, за свахами едет тысяцкий и, наконец, два боярина – большой и малый.

Лишь только «поезд» выедет со двора, кошевник с кошевницей начинают укладывать свой экипаж «приданное» невесты, которое везут в дом жениха, где их во дворе встречают с водкой в руках и дарами на подносе; а затем приглашают в дом и, в ожидании «новобрачных», потчуют чаем.

Наконец, приезжают от венца и «новобрачные» со всем поездом, причем дружка, посланный вперед в дом, извещает родителей жениха и благополучном принятии Божьего закона и приезде от венца. Новобрачных встречают во дворе, у входа в доме родителей жениха, с иконами и хлебом с солью, обрасывают каким либо хлебным растением – овсом или пшеницей. После чего, новая чета проходит в дом, садится в передний угол, принимает от всего званного «поезда» и приглашенных гостей поздравления и потом уже начинается «столованье» или деревенское свадебное пиршество.

В это время пьют водку, наливку и чай, а несколько женщин-певуний «величают» новобрачных и весь поезд в свадебных песнях, за что их потчуют вином и пивом, налитым в стаканы, в которые воспетые поезжане кладут деньги.

Сначала величают новобрачных:

Где-то сидит новобрачный князь,

Тут и свечи Богу ненадобно:

Светит над ним Мать Божья,

Мать-Божья, Богородица,

С ангелами и архангелами

И Всей Силой Небесной!

Потом величают тысяцкого:

Тысяцкий – воевода!

Ты пойдешь в орду воевати,

Свое имя везде прословляти,

И богатство – добро собирати,

Не бери ты, сударь, бобрами,

А бери, сударь, головами,

Что душами красными-девицами!

После тысяцкого величают бояр – большого и малого – причем большому боярину (женатому) поют:

Большому-то боярину живется:

Скотина по силке ведется,

Жена ему сына родила

И другого посулила!

А малому боярину (холостому) поют так:

Уж как малого боярина

Девушки любили:

За белы его рученьки брали,

В нову горевку уводили,

За столы его садили,

Целовали его, миловали,

Ко сердечку прижимали,

Животочком называли!

Дружке и полдружке поют следующее:

У нас друженька хорошенький,

У нас друженька пригоженький,

Брошу дружку на ручку –

Он гоголек,

Брошу дружку на грядку –

Он соболек,

Прижму дружку к сердечку –

Он животок!

Свахам поют следующее:

Княжая-то сваха богата:

Она с гривны на гривны вступала,

Полтиной ворота отворяла,

А рублем их запирала.

Она нищих, убогих не забывала

И нас, певиц, наделяла,

Нас-то, певиц, не много:

Всего сорок певиц со певицей,

Всего сорок певиц со певицей.

Если на свадебном пиру во время «столования» бывают посторонние семейные гости, то им поют:

По сеням, сеничкам,

По частым переходичкам,

Тут и ходила, и гуляла

Молодца жена, боярыня;

Она будила, побуживала

Своего друга милого:

— Уж ты встань, пробудись, сударь,

Выйди, выйди на прекрасное крыльцо,

Посмотри на свой широкий двор,

Оторвался твой добрый конь,

Он вскочил, вскочил во зелен сад,

Он встоптал, встоптал грушу зеленую.

Что со калиной, со малиной.

С черной ягодой смородиной! –

— Не шути, моя умница,

Наживем с тобой мы зелен сад.

Что с калиной со малиной,

С черной ягодой смтородиною!

Этой песней преимущественно величают гостей, приехавших с невестиной стороны.

Когда «величание» кончится и все напьются чая, тогда новобрачную, при помощи двух свах и дружки, «окручают». Это совершается таким образом: дружка встает и обращаясь исключительно к свахам, говорит: «Госпожи свашенки! Извольте теперь у нашей молодой княгини русы волосы расчесать, на двое развести и две косы заплести, а сверх «кикиболку» надеть! И тогда две свахи расчесывают у новобрачной волосы, а потом заплетают их в две косы; но при этом окружающие замечают, которая из двух кос будет заплетена скорее: если правая, то у «молодых» первенец сын, если же левая то – дочь. Поэтому обе свахи плетут косы новобрачной с замечательной быстротой и наперерыв стараются превзойти друг друга в этом искусстве. Когда «молодухе» заплетут косы и завяжут их на голове, тогда на плечи ей надевают новый купленный женихом платок на голову повязывают косынкой или кикибойкой.

Причем свахи поют:

Как доселена кикиболки

По под лавочью валялася,

Никому не пригождалася,

Она Маше пригодилася,

Свет Ивановне примерилася,

На головку надевалася,

Во время исполнения этого обряда новобрачную отделяют и загораживают от посторонних глаз шалью, один конец которой держит «молодой», а другую – дружка. Когда же «новобрачную» «окрутят», то подают ей в руки небольшое зеркало, в которое она смотрится вместе с своим «суженным», а свахи в это время из поочередно спрашивают: «кого они в зеркале видят?». «Молодуха» на это свахам отвечает, что видит своего «суженного», называя его по имени и отчеству, а «молодой» отвечает, что видит в зеркале свою «суженную», и тоже называет ее по имени и отчеству. После чего «молодые» здороваются, целуются и, наконец, уходят «на покой» в отдельно приготовленную комнату, где сваха – постельница «укладывает» из спать. Но там новобрачные остаются не долго, не более получаса, а затем дружка подходит к запертой двери брачного «покоя» и спрашивает «молодого»: «Ну, что, брат, каково твое здоровье?» — «Молодой» обыкновенно отвечает: «Слава Богу!».

Мы не приводим здесь подлинной речи, которую держит затем дружка гостям, так как и эта речь и следующие обыкновенно в ответ на нее потехи гостей выходят за пределы скромности; жертвой это нескромности всегда является «молодуха», более или менее сконфуженная, смотря по тому насколько она обманет или оправдает своим здоровьем надежды кичливых и задорных свах. На время всей этой потехи «молодые» уводятся в укромное место, в «подклеть». Из «подклета» «молодых» ведут в баню, которую по обычаю тоже топят всего тремя голиками, хоть зимой, хоть летом, и где «молодые» должны мыться холодной водой. Дверь же, ведущая в баню, свахи и дружка подпирают колом и не отворяют до тех пор, пока молодые супруги не ответят на предложенные им вопросы и не предложат всему «поезду» выкуп-подарки, хотя и не называя, какие именно.

Из бани «молодые» приходят в дом, где «молодуху» одевают в другое платье, выводят ее «на показ» всему «поезду», садят в передний угол и уж тогда-то и начинается «большое столоване», с приглашением посторонних гостей и всех близко знакомых.

«Большой стол» открывают «молодые»: они первоначально чем-нибудь дарят друг друга, а затем начинают угощать вином и самодельным пивом – «княжим медом» весь званный поезд и приглашенных гостей; причем «молодой» держит поднос с напитками, рюмками и стаканами, а «молодуха» наливает и потчует. В это же время она делает также подарки свекру и свекрови, к которым дружка, обращаясь говорит: «Наша молодая княгиня в тереме сидела, тонко пряла, звонко ткала, дары припасала, кисти попущала и серебром посыпала. Извольте, батюшка и матушка, дары принимать и отдаривать: или тпру или му! (т.е. коня или корову). «Большое столование» — это обыкновенно самая шумная и веселая пора во всей крестьянской свадьбе и продолжается вплоть до ночи. Здесь в веселии принимают участие все до единого, и каждый старается чем-нибудь заявить себя, не брезгуя никакими средствами и приемами…

Наконец, гости расходятся по домам, а новобрачные ложатся спать.

Утром гости вновь собираются в дом «молодых», и тогда начинается «похмельный стол», после которого всякий кто «гулял на свадьбе» зовет «молодых» и весь «поезд» к себе в дом откушать хлеба и соли.

И когда, таким образом, все обоюдно «перегуляются» и зело насытят себя вожделенной сивухой, тогда ездят на лошадях с песнями, криком и визгом по улицам селения и безобразничают, елико возможно, «кто во что горазд». Этим и заканчивается каждая крестьянская свадьба.

Выведенная в предлагаемом очерке обрядная сторона крестьянской свадьбы сама по себе еще не дает полного понятия о причинах, ее вызывающих, если не упомянуть о тех нередких случаях, которые имеют место в свадебной затее и которые представляют последствия суеверия, въевшегося в плоть и кровь неразвитой народной массы.

Известно, например, что без бывалого и более или менее опытного «дружка» не может обойтись ни одна крестьянская свадьба. Приписываемая этим «дружкам» чудодейственная сила разрешать. Отпускать, испортить или поладить справляемую свадьбу и доныне у крестьян-сибиряков почитается каким-то редким приобретением, чем-то таинственным сверхъестественным, добытым чуть ли не у «нечистой силы», с которой, как многие из простолюдинов и думают, редкий «дружка» не знается. Поэтому-то, в глазах крестьян, не всякий может быть посажен в «дружки», которым на свадьбах отдают предпочтение пред всеми остальными «поезжанами».

Из массы слышанный мною рассказов о различных свадебных приключениях выбираю только некоторые, переданные мне одним крестьянином деревни Брагиной, Новоселовской волости, Минусинского округа, Федором Кузьмичем Брагиным, назвавшим себя очевидцем того, о чем он рассказывал. Передаю дословно:

— Да! преж, подумаешь, какие люди были, — страсть! Все с дьявольщиной больше знались…

У нас в деревни были два брата. Вот их раз и пригласили на свадьбу. Старший-то из них поехал дружкой, а младший – боярином. Невесту брали из другой деревни. Вот, значит, когда собирался весь поезд в церковь ехать, стали из двора выезжать, а у дружки конь-то в ворота не идет. Уж он его и так и сяк: нет, не идет конь да и только, хоть распрягать, так в пору… Что за диво!.. Как это увидал, значит, младший-то брат, подошел к дружке, да и сказал так: «ах ты баба, баба! А едешь еще в дружки, ты и в полдружки-то не годишься… Пускай-ка меня, я поеду дружкой!». Хоть уж и стыдно было старшему брату уступать свое место младшему, однако уступил: отдал ему вожжи и бич, а сам сел на его место. И вот, когда новый дружка сел в санки (дело было зимой), хлестанул три раза наотмашь коня, да и сказал: «эй, ты дурак, что ты не идешь, ровно медведя испугался!». Сто же вы скажете? – Конь-то ведь и пошел.

Затем приехали все домой из церкви в деревню. А тот, значит, что над поездом-то посмеивался, сам пришел в тот двор, откуда брали невесту, сел у амбара, да и просидел целые сутки: хочет, значит, уйти, да и не может. Уж пробовали его и стянуть с места – ничего не могли поделать: вот будто примерз. Так уж на другой день дружка-то отпустил его, да и сказал приехавшему из этой деревни мужику: «скажи, парень, ему, что я его отпускаю, да только чтобы и впредь он так не делал, а не то ему шибко худо будет!»

Или вот рассказ того же Брагина:

— Мой старший брат женился. Совсем уж и свадьбу сыграли и «молодых» подняли, невесту в подклетицу и в баню сводили, а «молодой» залез на печь, да и не может от туда слезть. Уж и столы накрыли и даже отстоловались, а он все на печке сидит, жмется, ежится, кряхтит, а слезть не может. Так, смотря на него, из див все вышли! И уж когда отстоловались, я к нему подошел, да и спрашиваю: «ну, что, брат, как твой здоровье?.. что ты тут сидишь, слезай пора уж!». А он и говорит мне: «что, брат, делать – не могу… подсмеялся, должно быть, какой-то злодей… не могу, брат, подняться!» — И что же вы думаете: ведь только к вечеру он, бедняга, освободился-то, а то хоть караул кричи… нет, значит, мочи слезть, да и только! Так посмотрели бы на него, какой он был в это время – страсть! Весь, бедняга, в поту был… вот, как его корчило… Рубашку хошь выжми, ровно в Енисее купался… Вот оно что значит! А все из-за одного, сказывали, человека: вишь, не пригласили «дружкой» на свадьбу, а пригласили да другого, так вот за это он, значит, и «наермолил» бока молодому-то!»

Ив. Ковригин.

1891 г. Красноярск.

Опубликовано 27 марта 1891 года

По реке Енисею. Крестьянская свадьба. Этнографические очерки. Часть 1.