Туруханский край и его судьба. Часть 2.
Отсутствие земледелия и невозможность для большинства населения существовать собственными средствами заставило правительство прийти на помощь краю. В 20-х годах, по инициативе тогдашнего енисейского губернатора Степанова, учреждаются запасные магазины, которые выдавали хлеб в ссуду с обязательством вносить при первом благоприятном случае. Но дело было поставлено совершенно неправильно, и поэтому только отчасти дошло до желательных результатов. Начальники этих магазинов, смотрители и даже простые вахтеры, стояли вне всякого контроля и пользовались вверенными им магазинами в качестве полных хозяев. Результатом всего этого было, по выражению автора записки о Туруханском крае г. Петрова, «неосторожное смещение их собственных дел с казенной операцией». И, действительно, в конце вышло, что эти господа в скором времени нажили довольно значительные капиталы, на которые теперь сами, или потомки их ведут торговые обороты, забрав в свои руки местное население. Как вели они дело, видно из того, что они не стеснялись записывать ссуды на умерших, а в последнее время оказалось, что в книгах в числе должников стоят лица, в действительности никогда не существующие. Наиболее всего записано ссуд в 1848 году, когда в крае свирепствовала оспа, унесшая почти половину жителей. Поэтому, тяжесть недоимки еще более усиливалась, перейдя на оставшихся, и теперь долги возросли до громадных цифр, переходя от отца к сыну и т.д., как бы по наследству. В Дудинском участке недоимки считается 107,779 руб. (половина на инородцах), по Тазовскому 10,172 руб., по Верхне-Имбацкому – 115,292 руб. всего 233,243 руб. На каждого жителя приходится около 25 руб.
В конце 60-х и начале 70-х годов, вследствие нескольких благоприятных лет, давших возможность населению несколько оправиться, у губернской администрации явилась мысль о непроизводительности хлебных ссуд, и вскоре после этого последовало решение главного управления Восточной Сибири, по которому магазины начали закрывать, а из некоторых прекратили выдачу хлеба. Наехавшие тотчас торговцы с большим успехом производили свои операции над населением, и это длилось до тех пор, пока можно было брать что либо у инородцев; как только прекратилась эта возможность, они исчезли, оставив население на произвол судьбы. Начиная с 1875 года, магазины постепенно закрываются. Так, для жителей низовьев Енисея и тундр, местностей отдаленных, куда возможно проникать только в продолжении 4 месяцев и куда редко заходят посторонние, оставлен всего один магазин, тогда как ранее (до 1882) их было 5; в Дудинском участке было четыре, оставлен один. А между тем ссуды в последнее время простирались в Верхне-Имбацком участке до 5-ти тысяч пудов, в Дудинском было выдано до 3-х тысяч пудов. Крестьяне Верхне-Имбацкого участка обращались с ходатайством об открытии трех закрытых магазинов, принимая на себя издержки по ремонту зданий, пополнение и охрану хлеба. Крестьяне низовские купили с торгов здания магазинов и прочили часть хлеба, перевезенного из хотангского магазина, поместить в только что официально закрытые магазины. Иначе поступили жители низовьев Енисея. Видя в перспективе голодовку, они приобрели магазин и закупают хлеб на свой счет, обратив оброчную плату за пользование рыбными угодьями и часть платы за обывательскую гоньбу на продовольственный капитал. Они имеют теперь уже до 1500 пудов хлеба в двух магазинах, которые выдают ссуды с обязательством возвращения весной. Кроме того, иногда выдаются и деньги на первое обзаведение и приобретение необходимых рыболовных снарядов. Также были попытки такого рода у подгородного общества, бол собрано 40 пудов ржи, но на этом дело и окончилось, благодаря усилиям местных торговцев. Деньги розданы по займам, и от всего дела хранится теперь долглвая книга с небольшой суммой оставшихся денег.
Таким образом упразднение хлебных запасных магазинов едва ли не следует признать мерой, имеющей какое либо основание, и мысль об этом могла принадлежать только людям, совершенно незнакомым с местными условиями. Мы видели, что упразднение магазинов принесло пользу лишь кулакам, дав им верный и постоянный способ держать в кабале население. Напротив, население старается исправить ошибку администрации, и желательно было бы, чтоб ему оказаны была поддержка, чтобы его не устраняли от дела, как это произошло первоначально, так как в противном случае не будет никакой пользы самому населению, государство же понесет напрасные затраты, которые уйдет в карманы распорядителей, «смешивающих неосторожно свои дела с казенной операцией». Один из самых надежных способов для правильной постановки дела – это дать местным жителям известную долю самостоятельности. А межу тем мы видим, что здесь нет даже крестьянского самоуправления и сельских учреждений, по положению 19 февраля 1861 года. Дело в том, что край этот считается в ведении особых полицейских чиновников, и крестьяне не вбирают из свое среды никаких должностных лиц; выбирается, правда, староста, но все дело его ограничивается сбором податей, а старшина есть, ни кто иной, как наблюдатель за хлебными магазинами. Но вследствие чрезвычайной разбросанности населения административная опека, особенно в хозяйственных делах, совершенно невозможна, тогда как сельские учреждения доставили бы ту связь, которая необходима для поддержания их же собственного экономического быта, — тем более, что начало самоуправления несомненно существует у населения; мы имеем факты: низовское общество 6-ти населений устроило артели для покупки хлеба, подгородное обнаружило те же стремления. Введение самоуправления, поэтому, и «дарование» сельских учреждений 1861 года составляет одну из самых насущных потребностей края.
Переходим теперь ко второму элементу населения, к инородческим племенам. По большей части, все они кочуют и лишь немногие ведут оседлую жизнь; к такому исключению принадлежать якуты около Туруханска. Главным средством к существованию служат рыболовство для кочующих по берегам рек Енисея и Таза остяков и самоедов, а в тундрах звериный промысел. Наиболее многочисленное и более богатое племя – это тунгусы, остальные же ведут жалкую жизнь дикарей, некоторые же племена близки к совершенному вымиранию, и остатки их кое-как перебиваются. Все инородцы Туруханского края переживают в настоящее время родовую форму быта, управляются выборными родовыми старостами, которые разбирают все дела, возникающими между родичами. Некоторые признаки общественной организации заметны у якутов, у них выбираются, кроме старшин, еще старосты, выдающие дела внутри рода, и связь вообще между родами у них более сильна, тогда как у других, за исключением, пожалуй, тунгусов, сношений между отдельными родами никаких нет. Принужденные в борьбе с более сильной народностью уступить ей и оттертые от главных источников богатств края, инородцы страдают от эксплуатации русских торговцев. К этому присоединяются еще и другие невзгоды: свирепствовавшая в 1848 году эпидемия оспы уничтожила почти половину их, в настоящее время между ними в сильной степени развит сифилис, особенно страдают инородцы Тазовского участка. В 1884 году у часовни было устроено несколько юрт для помещения больных, но вследствие того, что необходимые лекарства не были доставлены вовремя, лечение пришлось отложить до следующего года. Последовавший затем осмотр обнаружил такое распространение этой язвы, что администрация края по инициативе г. отдельного пристава Петрова нашла необходимым поместить несколько человек больных в Туруханске и принять издержки на первоначальное лечение и содержание их на свой счет. Особенно сильно повлияло на их быт прекращение выдачи хлеба. Вследствие этого некоторые, чтобы избежать голодной смерти, должны были съесть своих оленей, и очутились таким образом без средств к передвижению, следовательно лишились возможности заниматься промыслами, требующими перехода с места на место, следовательно лишились и последнего куска хлеба, и теплой одежды. В каком положении они находятся теперь, послушаем автора цитированной нами «записки»: «Теперь большинство инородцев Тазовской Тымско-Караконской остяцкой управы сидят только у речек в ямах или убогих чумах совершенно голые и голодные, питаясь одной только скудной рыбой. Под влиянием такой убогой жизни в этой орде чаще и чаще стали повторяться случаи съедения друг друга, так что даже инородцы других орд опасаются приближаться к стойбищам Тазовских остяков, боясь поплатиться своей жизнью». К этому добавлять нечего.
Юрацкий род находится в несколько лучшем положении, он владеет еще остатками оленей, дающими ему возможность двигаться с места на место, а ловля рыбы, которую юраки сбывают на пароходы, дает им некоторые средства к существованию. Дудинские инородцы исключительно занимаются звериным промыслом, ведя торг с приезжающими к ним торговцами. Какого рода этот торг и как он ведется, об этом автор цитированной «записки» сообщает интересные сведения, которые мы и приводим.
Торговцы ведущие меховой торг с инородцами крайней северной тундры, — это все потомки вахтеров и смотрителей хлебных запасных магазинов. Каждый из них имеет стадо оленей, штук в 100-200. С наступлением осени, приблизительно во 2-1 половине сентября, начинаются у них приготовления, снаряжается обоз, устраиваются особые походные чумы и нагружаются товары, состоящие из предметов, в которых наиболее нуждаются инородцы. Главным образом берут хлеб, ржаные сухари, табак, цветное толстое сукно, которое охотно покупается инородцами на украшения, холст, бисер, стеклянные бусы, пороз и т.п. Составленный так обоз в начале октября выступает в путь, медленно подвигаясь в северо-востоку, в тундры. В сутки проходят всего около 10-15 верст, так как короткие дни, продолжающиеся около 3-4 часов, не дозволяют двигаться с большей скоростью. По дороге хозяин, который, по большей части, отправляется сам с обозом, заезжает в каждое встречающееся на пути стойбище, или зимовье, где у него есть должники, а так как они есть во всяком поселке, тио он обыкновенно объезжает их по ночам, когда обоз стоит. Прежде бывало так, что нагрянувший торговец отбирал все, что находил ценного у инородцев, но теперь они наученные, горьким опытом, начали прятаться, заслышав о приезде незваных гостей. Поэтому торговцы стараются застать их врасплох. Прежде всего, торговец спрашивает6 «Как улов?». На это всегда слышится стереотипный ответ: «наготове худо», т.е. совсем нет ничего. Затем приезжий вынимает долговую книгу, отыскивает в ней своего собеседника и спрашивает: «как же долг-то?». На это дается ответ: «Бог знает». После этого, смотря по обстоятельствам, торговец пускает в ход ругательства, или приносит бутылку водки, против которой инородец устоять не может, и дело оканчивается тем, что захмелевший дикарь приносит спрятанные шкуры, и все это переходит в руки торговца. Затем он пускается в путь далее, повторяя ту же историю на каждом становище. Кроме пушного товара, отсюда вывозится еще мамонтовая кость.
Торговля исключительно меновая, и в этом кроется один из главных источников злоупотреблений со стороны торговцев, так как, за неимением денег, нет никакой установленной нормы стоимости промениваемого товара, и существуют лишь произвольные цены, налагаемые торговцами. Колебание цен на пушнину никогда не принимается в расчет при промене. За единицу принимается обыкновенно шкура рослого песца, и идет она в 1 руб. 50 коп., тогда как обыкновенная цена ее 2 руб. 50 коп. За пуд хлеба назначается таким образом 1,5 или 2 шкуры, за кирпич чая – 2 шкуры, за фунт пороха или табака – 1 шкура; за 0,25 аршина толстого сукна берут шкуру, за простой березовый шест (необходимый при езде) длиной около 3 сажень инородцы платят, таким образом до 2 руб. Если ценить шкуру песца в 2 руб. 50 коп., что нельзя назвать высокой ценой, то окажется следующее: пуд ржаного хлеба обходится инородцу в 3 руб. 75 коп., кирпич чая стоящий в розничной продаже 1 руб. 20 коп. – 1 руб. 40 коп., в 5 руб. фунт пороха – в 2 руб. 50 коп. Подобная торговля дает прибыли от 50 до 300 %. Понятно. Что при такой торговле, или, если назвать ее настоящим именем, при таком систематическом обирательстве бедных дикарей, никакие богатства инородческие устоять не могут; такое систематическое вымогательство может в конец только разорить население, и действительно большинство инородцев, некогда славившихся своим богатством, теперь бедны и некоторые должны продавать уже последнее. А следует заметить, что инородцы, обитающие в тундрах, принадлежат к более сильным и сравнительно состоятельным во всех отношениях племенам. За то другой элемент населения – торговцы быстро наживают крупные капиталы, расширяют свои обороты (один завел даже пароходы), занимаются рыболовством, неся разорение стране с другого конца. Автор «записки» требует надзора за действиями торговцев в их отношениях к инородцам. Конечно, можно до некоторой степени ввести в их границы, например, при эксплуатации рыболовных угодий, и заставить исполнять указы рыбопромышленности, но едва ли можно регламентировать такие свободные отношения, где гарантией добросовестного отношения к делу, и к людям служит единственно нравственное достоинство человека…
В заключение придется сказать еще несколько слов о ссыльных в Туруханском крае. Присланные сюда на поселение, по большей части, представляют собой людей, совершенно испорченных или же больных и стариков. Как те, так и другие поскорее стараются вырваться из края, не будучи обеспечены ни чем. Суровая природа и тяжелые условия жизни, конечно, совершенно не под силу вновь прибывающим. Даже при желании работать, они не могут делать этого, так как работы не достает даже для местного населения. Поселенные в станках, состоящих всего из 2-3 изб, они вносят деморализацию в жизнь этих поселений и при первом удобной случае стараются скрыться хотя бы путем преступления. Поэтому в интересах края желательно было бы совершенное прекращение ссылки, или же ограничить ее людьми способными к труду, способные примениться к местным условиям, под непременным, притом, условием, чтобы давать ссуду на первоначальное обзаведение и приобретение снарядов, необходимых для промыслов, — тем более, что прежде сюда ссылали исключительно семейных (из коих и образовалось русское население) и находили возможным выдавать им ссуды в 50-75 рублей.
Опубликовано 5 февраля 1887 года.