Онские и Чунские селения (Енисейской губернии). Часть 1.
Кто никогда не бывал по Верхней Тунгуске или Енисею, там, где берега их выступили во всех своей дикой красоте, тому трудно представить себе, приблизительно, природу мест, по которым протекают рр. Она и Чуна. Реки эти вышли из нижнеудинского округа в енисейской губернии, с юго-восточной стороны енисейского и каннского округа; они слились в первом из этих округов под 58° с.ш. в одно русло, приняв здесь название р. Тасеевой, впавшей в Верхнюю Тунгуску или Ангару. В нижнеудинском округе они именуются: первая Бирюсой, а последняя Удой. Переименование здесь первой в Ону в сущности ни что иное, как местоимение Она. Площадь, образуемая этими реками, вся изрезана крутыми горами покрытыми густым, темным лесом. На берегах этих рек находится до тридцати деревень, то скученных, то разбросанных на громадное расстояние. Сами же селения отделены от окружных населений большими волоками, имеющими протяжения от 80 до 120 верст, на которых никаких жилых мест не существует.
Онские и Чунские селения образовались из заимок и выселков, названных в данное время местными крестьянами, вследствие привлечения их сюда уловом пушного зверя. И до настоящего времени эти места считаются единственными в губернии, где добывается больше всего и лучшего качества пушнины, за исключением туруханского отделения. Сюда ныне стали приселять осужденных на ссылку в отдаленные края Сибири и за дурное поведение. Впрочем, ссылка эта установилась в недавних годах, и ранее подобные случаи были очень редки. Так что Чунские и Онские селения вполне можно считать возникшими из старожилов-звероловов. Первые тянутся по берегу верст на четыреста, а последние менее чем на половину и одинаково неприступны для езды во всякое время, кроме зимы. В каждом из этих населений есть свой центр, около которого сосредоточены местные отношения; так, на Чуне с. Петропавловское, а на Оне с. Шилаевское. Сообщение между этими селениями до заморозков производится или в лодке, или верхом горными тропинками. Реки эти в течении своем быстры, как вообще горные потоки и притом довольно глубоки. По ним можно сплавлять какие угодно грузы. В них водится также и рыба, но крупной красной рыбы нет, — все больше налимы, язи, хариусы и т.п. Онские селения в административном отношении причислены к каннскому округу, устьянской волости, а Чунские к енисейскому, рыбинской волости. К ним со стороны волостей самые громадные волока, так, например, онский до 90 верст пространства, а чунский, хотя не много менее, за то вдесятеро затруднительнее первого, вследствие гористой и лесистой местности. Точно также громадные переезды на Чуне между деревнями – есть до 60 и 80 верст, это удаляясь вверх реки, в самую глушь чунской глуши. Деревушки как онские, рак равно и чунские сами по себе очень не большие, редко более 20 дворов, например, самое большое на Оне с. Шилаевское состоит из 26 дворов, и на Чуне с. Петропавловское из 24 дворов, остальные затем от 10 и менее дворов. Находящиеся на перепутье через онский и чунский, со стороны мурских селений, волока – зимовья вырыты в земле в виде ям, в которых входная дыра служит и дымовым отверстием; землянки эти не обитаемы; но когда ожидается начальство, в зимнее конечно время, то к ним выгоняются, по наряду, обывательские лошади, примерно, за день или два до проезда и, особо на половины между зимовьями, которые дожидаются под открытым небом. Проезд на Онские и Чунские селения бывает удобен лишь зимой, когда повсюду станут реки; в остальное время, начиная с весны вплоть до рекостава селения эти решительно отрезаны от остального мира своими естественными преградами. В крайности летом можно проехать к ним и выехать оттуда двумя путями, — это на онские селения с почтового тракта от пограничной с иркутской губернией дер. Конторкой до первого селения в экипаже, а отсюда поместиться на плоту и по воде можно проплыть все селения, а с крайнего из них, отправится уже верхом на коне через девяностоверстный волок, если нужно ехать в волость. На Чуне же иначе. Не смотря на то, что река эта в слиянии своем с Оной образует р. Тасееву, вливающуюся в Ангару, но подняться по ней до чунский селений чрезвычайно затруднительно, по совершенной пустынности и почти необитаемости Чуны между устьем ее и чунскими селениями; так что достигнуть этих селений в летнее время можно только верхом, поднявшись сначала в лодке вверх по Ангаре до села Пинчугского, а от последнего переехав Карабульский хребет, спуститься к Чуне в д. Малееву и затем в лодке можно проплыть до самого крайнего селения, находящегося на р. Оне – Фидянского. Но такого рода путешествие совершить решиться разве какой-нибудь истый жрец науки, но никак уж не едущий по казенной надобности. По этой надобности, если уж судьбе угодно бывает наложить сей жребий на злополучного, он обыкновенно избирает хотя окольный, но более удобный путь, — это пройдя в лодке по Ангаре до устья Муры и проехав (в экипаже) все мурские селения, отправиться верхом Чунско-турским хребтом, в 120 верст ширины, в село Петропавловское, а там куда надобность укажет, плыть в лодке. Из этого центрального места удобнее объехать чунские селения. Все-таки в селении можно достать, хотя какой-нибудь провизии, но по остальным деревням этой глуши можно умереть с голода, в особенности летом, когда жители онских и чунских селений питаются тухлой солониной, звериной и рыбной. Изолированность онских и чунских селений, благодаря отдаленности своей от окружного населения, как нельзя лучше способствует, обитающим в них звероловам, вести жизнь самобытную, патриархальную, установившуюся по обычаям. Лесная жизнь, лесная глушь и постоянное отчуждение их от сообщества сторонних людей положили на них, на эту в своем роде «чудь», какой-то особенный отпечаток. В силу такого положения, у них все общественные и частные дела решаются своими «старичками», которые являются в этих случаях судьями, и на приговор которых никогда апелляций не приносится. Попробуй-ка недовольный их приговором обжаловать его по начальству, тогда лучше отживай свои дни; мало того, что «старички» примут все меры отстоять свое решение; но этому злополучному житья не будет на селе; ни на сходку, ни в дом, никуда ему нельзя будет показаться, везде его встретят укором. «Старички», сильно стоят за свой авторитет и с помощью своих семей и отношений поддерживают свое общественное влияние. Если нужно произвести какое-нибудь дознание или проверить хлебные запасы, или расспросить о чем-нибудь, где требуется мнение сведущих людей, всегда впереди старички. Ответы их уклончивы, сведения они сообщают неохотно; каждое слово, как на допросе, выпуском, — уж не разговорятся, а если, ненароком, кто-нибудь из молодых бухнет напрямик, на того все «устаурятся». Правда и то сказать, что там и дел таких, особенных не бывает. Самое важное из преступлений, какими отличаются онские и чунские мужички, да и вообще жители отдаленных мест енисейского округа, за исключением разве заморайцев – (это можно сказать праведный народ: по крайней мере по моему, почти трехлетнему наблюдения, не замечено ни тени той наклонности какими обыкновенно хлябает нам, простой народ – пьянство, драки, мелкие кражи, передержинство бродяг и т.п.) я разумею пристанодержательство бродяг. В доброе старое время они шибко платились за эти свои грехи, и все не каются. Были случаи, что штрафы десятками лет числились на всех селениях Оны, по нескольку сот рублей. Что-то похоже было на «дикую виру». Даже манифесты не в силах были очистить недоимки, пока наконец не последовало изменение закона об оштрафованиях за безписьменность и задержание виновных в этом. Никакие преследования не могли искоренить эту въевшуюся там наклонность. Во избежание ответственности онцы и чунцы, как заслышать о приезде начальства, то всех этих авантюристов спроваживали или на гумно свое в тайге, либо по Оне на плотах спускали вниз, тем и отделывались до поры до времени, разве сам бродяга явится какой по начальству и заявит о своем проживании, чтобы досадить за что-нибудь своему хозяину. За то податной недоимки на онских и чунских селениях никогда не бывает, их на этот случай выручает звероловство. Пашни там очень скудны, среди громадных вековых лесов трудно возделывать землю, которая по большей части на низких местах жидка и тундриста. Пашни приготовляют на так называемых «гарях», далеко от жильев. Впрочем, с удалением пушного зверя в глубь тайги с увеличением, год от года, населения и здесь стали охотнее приниматься за пашни, тем более, что увеличился в последнее время повсюду запрос на хлеб и поднялась цена на него. Онские селения отличаются от чунских какой-то неприглядностью своей, они слишком мрачны. По сторонам горы, покрытые сплошь до воды лесом и в них спрятались деревни которые тогда только увидишь, когда въедешь в них или вплоть подплывешь. На Оне горы и на них сплошной лес, местами выдаются чередующиеся каменистые вершины; река принимает блестяще-темный цвет; поверхность ее плоска, волны нет, только по кругам вьющимся по ней, обнаруживается течение ее и быстрота, это панорама онских обиталищ. Чунские же селения, напротив, через чур дики, но живописнее: река по льду которой вас несут быстрые кони (там ужасно кони скоро возят) прорылась между громадных иглообразных теснин, в расселинах которых торчит хвой; вышли в долину и по обеим сторонам образовались лужайки; здесь конус на конусе, подымаясь все выше и выше окружают реку и долину, теряясь в бесконечном пространстве лесов; серый и бурый цвет отвесов еще более придает дикости этим местам, особенно где уступы скал поросли мхом. У этих-то скалистых берегов, по большей части лепятся чунские деревушки. Спускаешься, например, в с. Петропавловское, — оно потонуло на дне огромной впадины; нас окружил мрак, но на дворе еще светло, только, что солнце село; оно здесь едва ли когда показывается зимой, так как тесна и такими высокими горами окружена эта местность. Жизни никакой – все наслаждается тихим покоем: лес, горы, люди. Трудно подобрать сравнение, чтобы изобразить то отношение, в которое поставлен здесь человек к природе: на стороне первой грандиозность, величие, беспредельность – у последнего мелочь, избушки, будничные заботы, как пропитать себя. И тут в глуши, в горах, в лесу борьба за жизнь, за существование, за само положение.
П.Б.
Опубликовано 6 января 1880 года.