Городища Иркутской губернии. Часть 2.
Что упомянутые сооружения могли иметь могильный характер, отчасти подтверждается нахождением могил как на Шибэтском мысу (одна), так и на материке в большом числе; многие из них по своим формам представляли переход к типу, описанному выше, но сооружения из каменных плит в этих случаях имели монументальный характер, так как покойник или его прах погребались, а сверху устанавливалось что либо из камня. Прежде, однако, чем перейти к описанию подобных могил на материке, я остановлюсь на результатах раскопки могилы на Шибэтском мысе, за оградой, в близи оконечности мыса; были ли на Шибэте за стеной жилища, для меня неизвестно, так как осмотр не обнаружил никаких следов их, но зато найдена могила, тогда как на Хардое, напротив, усмотрены следы жилищ, долбленные камни и, предположительно, могилы.
Вскрытая на Шибэте могила не выдавалась над землей и представляла выложенный камнями круг диаметром (куски каменных гнейсовых плит не были больше 1 фута) в 1 сажень; площадь круга была выложена такими же плитами, отчасти маскированными землей и мелкой растительностью. Сначала под растительной почвой по снятии плит начали попадаться кусочки дерева, части деревянных планочек четырехгранной формы, в дюйм ширины и толщиной в 5 милим., потом кусочки ткани с золотыми нитками, далее попались удила железные с несимметричными звеньями, длина одного звена 98 мил., а другого 72, так что по длине они относились как 11 к 8; наконец обнаружился и костяк, лежащий на глубине 1 аршина. Череп был обвернут шелковой тканью, потом сверху деревянными планочками накрест, и с трех свободных сторон обложен каменными плитками. Голова положена была на седло, обделанное железом, может быть, посеребренным. Направление костяка было с N на S, и голова приходилась на север, лицом к югу; лежала на затылке; руки были вытянуты, правая нога несколько отодвинута направо и лежала косвенно и выше остального скелета. Из изложенного видно, что труп положен был без гроба, но обернут шелковой тканью и сверху деревянными планочками; только голова защищалась от давления земли с боков и со стороны темени каменными плитками. Из украшений найдено много бус, одна серьга серебряная и сходная по форме с тунгусской серьгой, изображенной в соч. Миддендорфа «Коренные жители Сибири», стр. 717 русского издания. Между бусами оказалось семь желтых стеклянных непрозрачных, диаметром от 15 до 19 мил; 3 красных бусы кубических из какой-то мастики, длина стороны 10 мил., 4 цилиндрические бусы из той же массы, высотой от 5 до 8 мил., 2 янтарные цилиндрические или бочковидной формы высотой до 11 мил.; 1 буса стеклянная желтая, прозрачная, такая же зеленая и 2 черные непрозрачные, все четыре высотой до 5 мил., 10 мелких стеклянных бус, окрашенных по периферии снутри в кирпичный цвет пять из них сохранили еще нитку, на которой были надеты, и, повидимому, служили украшением одежды. Тут же найдены были: часть железного перстня, медное колечко с кусочком кожи и меха и медная или латунная вещица, неизвестного названия, вероятно, относящаяся к седлу.
Нахождение янтаря возбуждает важный вопрос о пути, которым он мог попасть к обитателям Ольхона. Невероятно допускать получение янтаря из европейских месторождений, нужно искать его первоначальную добычу поближе к Ольхону. И действительно, такие месторождения янтаря известны по всему сибирскому прибрежью Ледовитого и Великого океанов. В классическом сочинении нашего известного академика Миддендорфа собрано много фактов, подтверждающих распространение янтаря от устья Мезени до северных берегов Америки включительно, а также к югу от Берингова моря. Позднейшие известия указывают на нахождение янтаря на острове Сахалине. Таким образом находка янтарных бус в могиле Ольхона свидетельствует о существовании сношений туземцев Ольхона или с обитателями далекого севера Сибири или Востока, что вероятнее в виду существования у них шелковых тканей, полученных несомненно, из Китая, откуда могли получить и янтарь. Из описанной могилы взяты были все вещи, кроме деревянных частей седла и самого скелета; от этого последнего только нижняя челюсть и надколенные чашечки могли быть взяты; остальные части скелета за исключением черепа и ребер сохранились довольно удовлетворительно, но оставлены были на месте, чтобы не возбуждать подозрений бурят, так как наши работы только начались, и я нуждался в доверии бурят для получения сведений о месте расположения стен, могил и пещеры на Ольхоне, о которой я наслышался ранее. Эти то соображения и принуждали к осторожности, тем более, что могила расположена в виду соседнего улуса; работать приходилось даже без лопатки, при помощи большой стамески, для рытья, и каменных плит, для вынимания земли; рыхлость земли и близость к поверхности костяка весьма облегчили работу.
На материке, напротив острова Ольхона и южнее, снова найдены могилы, но другого типа. На поверхности над могилой поставлено несколько плит таким образом, что вершины их сходятся, а основания врыты в землю; длина плит до 4-5 фут при ширине в 1 фут; к этим большим плитам прикладываются меньшие, так что образуется почти замкнутый конус или многогранная пирамида с внутренней полостью; дно полости заметно приподнято и там на поверхности уже попадаются нижние челюсти барана и черепки глиняных горшков. Могил разрыто до 15. Первая раскопка дала следующие результаты: по снятии верхних стоячих плит (они все их гнейса) пришлось снять еще много меньших плит числом до 30 штук, от 1 до 2 фут длины; на глубине 1 фута уже показались железные удила с несимметричными звеньями, большее звено было вдвое больше меньшего (100 мил, и 55 мил.), куски глиняного горшка с рисунком, из черной глины, кости животных, далее вырыто стремя с широкой овальной подножкой (поперечники 90 и 105 мил.), кусочки сгнившего дерева. Костяк лежал сравнительно близко к поверхности – ноги на 65 сантим., голова на 80 сант.; положение скелета с Запада на Восток, и голова приходилась на Западе; руки были вытянуты вдоль тела и кисти приходились на тазовых костях, ноги также были вытянуты; возле плиты правой руки нашлась одна буса черного стекла; из оружия оказалось три железных наконечника стрелы со стрежнем втыкавшимся в дерево, части которого еще сохранялись на стержне; длина наконечников стрел 13 сантим., и железный нож с таким же стержнем, длиной 188 мил. И шириной 22 мил., похожий по форме на №360 из соч. Ворсо; при ноже заметны следы ножен из дерева. Размер скелета от высшей точки черепа до правого мыщелка 1 м, 45.
Таких могил на месте, называемом Абазаев утуг, в 4 верстах от Ольхонской степной думы, более 200; разрыто из них до 15, костяк взрослого найден только один, и еще один костяк ребенка, сбоку черепа слева найдено кольцо; положение тела с З на В, голова на Восток.
У остальных могил была измерена высота конуса и поперечник основания и оказалось: высота в 70 сантим., а диаметр от 1, 30 м до 2 м. В расположении могил как будто наблюдался какой-то порядок: вокруг более высоких конусов располагалось от 7 до 10 могил, как можно видеть на прилагаемой фотографии. По снятии верхних плит в 3-й могиле обнаружилось небольшое возвышение и сверху кости барана и черепки горшков; кости были частью обиженны; сбоку на южной стороне взяты куски почти целого горшка, на северной стороне сбоку же опять несколько разбитых горшков, но из кусков удалось собрать один целый. В той же могиле, на глубине 50 сантим., шла растительная почва, потом залегал щебень до глубины 1 метра, а внизу большие камни, составлявшие, повидимому, материк. В четвертой могиле добыт на глубине 55 сантим. целый горшок без рисунка. Дальнейшая раскопка, кроме костей, частью обожженных и черепков ничего не дала.
Все кладбище располагается по склону горы; на фотографиях изображены самые верхние могилы у южной части кладбища.
Такие же кладбища оказались у Куркутского улуса, в 1 или 2 верстах от базара, только плиты были сложены ящиком с наклонными четырьмя стенками и кости не выдавались над поверхностью почвы.
На дороге от миссионерского стана в Еланцах к деревне Тыргинской третье местонахождение могил и четвертое кладбище за задами деревни Тыргень.
Раскопок кроме указанных более не производилось, так как я встретил систематическое противодействие со стороны бурят; они не только сами не шли работать, но угрожали тем немногим русским, которых я успевал находить, обещая не пускать их в юрту или же подговаривали требовать непомерную цену; был такой подученный рабочий, потребовавших пять рублей в сутки, хотя стоимость рабочего дня, не смотря на время покоса, стояла не выше 50 коп.; у меня работало до пяти человек по 1 р. 50 коп., но больше трех дней работать не соглашались. Одним из затруднений была высокая цена за труд; крестьяне и буряты ссылались на наступившую пору сенокоса и на роботу не шли; полагая, что осенью цена на рабочие руки упадет, я предложил г. Коперницкому заняться раскопкой могил, расположенных на задах деревни Тыргинской; так как живущий на месте г. Коперницкий мог выбрать удобное время и найти рабочих. Результаты раскопок трех могил из 10, расположенных к склону Амурской сопки, в 30 саж. от ручья Амур за выселком оседлых инородцев дер. Тыргинской, были очень бедны. Вырыты из первой могилы кости человека, разбросанные без видимого порядка и на различной высоте, начиная с глубины 10 вершков; в могиле № 2 также оказались кости разбросанные в беспорядке и уголь; в третьей могиле не найдено ничего, кроме углей и продырявленного кусочка слюды. Во всех трех могилах раскопка продолжалась до твердых камней (плиты гнейса) лежащих ребром, как и по всей горе.
Из представленных Коперницким рисунков видно, что внешний вид могил был несколько отличный от могил на Абызаевском утуге. Они подходят к типу могил, называемому маяки или могильники, встречаются часто в Минусинском краю и в Забайкальской области; они представляют в нашем случае четырехугольное пространство длиной от 2,5 до 3 метров, обставленное вертикальными или наклонными каменными плитами, из которых одни несколько выдаются более других; камни не обтесаны и изображений не найдено.
Стены каменные (на Ольхоне и возле базара, но существуют и в других местах) бурятами приписывались китайцам, а могилы харамонголам, о которых передавалось, что они жили вместе с китайцами и ушли с ними, но некоторые остались и были за это прокляты Далай-ламой и осуждены лежать в земле несколько сот лет; ныне срок истек и хара-монголы встают и уходят; этим буряты объяснили мою неудачу в приобретении костяков: «ушли, говорят, хара-монголы».
Но едва ли следует сомневаться, что могилы и стены произведения одного народа, а не принадлежат – могилы хара-монголам, а стены китайцам; так я думаю потому, что они сложены из одного материала, а также и по сходству предметов, вырытых из могил: человек, построивший стены и оставивший покойников, принадлежал к железному веку, имел овец и лошадей, вероятно и рогатый скот, имел характер мирный, так как не найдено другого оружия, кроме стрел, и находился в сношении с китайцами непосредственно или через ближайших соседей по этй или ту сторону Байкала и уже через них приобретал шелк, украшения из бус и янтарь, а равно и серебро; медь была также в употреблении; из нее приготовляли мелкие вещи и сосуды; один такой сосуд я видел у крестьянина в Косой степи; сосуд был найден повешенным на дерево вблизи р. Курмы (в 20 верстах от думы), сосуд я вымерил: форма его была полушаровидная с диаметрами устья в 21 и 23 сантим. и глубиной в 20 сантиметров, на верхнем краю симметрично остались следы ушков, а внизу обломанная ножка; вокруг верхнего края, немного отступя, виден рисунок из зигзагообразной линии между двумя параллельными чертами, опоясывающими горшок.
Неизвестный народ оставивший свои могилы на побережье Байкала, умел приготовлять горшки из глины, которую формовал при посредстве гончарного круга, так как вырытые горшки все имели правильную форму; степень обжига была различна, одни были обожжены настолько хорошо, что масса в изломе представлялась и довольно однообразной и равномерно буро-серой, другие же были изготовлены из глины с песком, оставшимся в виде зерен и имели в изломе черный цвет… На многих горшках выведен и рисунок, не особенно прихотливый и неискусно выполненный, но представляющий относительно большое разнообразие в форме на различных горшках, так что не оказалось между осколками более чем от 1,5 дюжин горшков ни одной пары с совершенно сходным рисунком.
Рисунок составлялся или из дугообразных линий, взаимно пересекающихся, из таких же одиночных дуг, дополненных сверху треугольными узкими вдавлениями, из вдавленных же кружков и мелких кривых линий, образованных, вероятно, костью. Форма горшка достаточно представляется рисунком. Величина горшков также, как и форма, постоянны – высота 12 сантим., диаметр устья 11 или 12 сантим.; впрочем найдены черепки от горшка, размеры которого были почти вдвое более ширины, высота же могла разниться от высоты остальных горшков; все горшки имеют дно. Назначение их могло быть двоякое: как сосудов с пищей покойника, так, может быть, и сосудов с костями, так как рядом с черепками горшков находились обожженные кости.
Что касается до похоронных обрядов, то некоторые подробности видны из описания раскопок; несомненно одно, что с покойником при погребении клали принадлежности конской сбруи, седла с стременами, оружие (стрелы и ножи), украшения; сама лошадь сжигалась где-нибудь в стороне, так костей ее не найдено. Кости барана на верху могилы, под конусом из плит, очевидно, остаток тризны по умершему, которому, в свою очередь, оставлялась пища в могиле, в горшках, помещаемых то на южной, то на северной стороне, несколько с боку. Заслуживает внимания различный способ положения тела в могиле; в трех могилах, где были вырыты костяки, положение их было совершенно отличное: 1) на Ольхоне голова лежала на север, ноги на юг; 2) на материке костяк взрослого имел голову, обращенную на запад, ноги на восток и 3) младенец головой положен на восток. Но это не должно нас удивлять, так как у монголов-буддистов относительно погребения тщательно указывается, как оно должно совершиться, куда должна быть положена голова, на восток, запад, север или юг, смотря по тому, в каком месяце последовала смерть; обряды находятся в зависимости от года и часа, в который родился умерший. Судя по тому, что на Абазаевском утуге, где было вскрыто более 10 могил, и только в двух отрыты костяки, а также и потому, что в могилах в которых костяков целых не найдено, находились горшки, и вместе с черепками горшков жженные кости, можно предположить, что существовало два способа обращения с мертвыми телами: погребение и сожжение на костре; уголь находился в могилах, но в ограниченном количестве; отсюда, я заключаю, что костер, на котором сжигалось тело устраивался где либо в стороне и потом уже пепел и сгоревшие кости собирались, клались в погребальную урну и ставились в могилу, и потом сверху покрывались плитами, а затем уже на могиле совершалась тризна.
Закончив фактическую часть моего сообщения, я постараюсь обозреть доступные исторические данные с целью попытаться – нельзя ли определить какому народу или каким народам принадлежат древние памятники Иркутской губернии. Но первым затруднением является недостаток таких исторических данных и крайняя отрывочность существующих. Такова история Миллера и Фишера для начала семнадцатого столетия, история монголов и Чингис-Хана, Рашид-Эддина.
Местные жители буряты сооружение городищ и стен на Ольхоне приписывают китайцам, а могилы хара-монголам. Утверждают между прочим, что во втором Чернорудском (Шоно- у бурят) роде осталось душ десятка полтора хара-монголов; одного из них я даже видел и он по лицу отличался от остальных бурят. Несмотря на то, буряты чтут покойных хара-монголов и приносят им жертвы, как богам или заянам (создателям); их называют хори-бурхан; под словом хори можно разуметь и чужой хоринский (в Забайкальской области). Чтить покойников буряты способны из одного страха перед мертвым, страха обнаруживаемого ими и ныне по отношению к своим покойникам; суеверный страх перед хара-монглами старательно поддерживается шаманами из корыстных целей, в расчете на новые жертвоприношения; случайные невзгоды в жизни бурята часто шаман приписывает гневу хара-монгола: — заболеет бурят – хара-монгол наказал, сорвет крышу на новой юрте сильным ветром – хара-монгол, значит, гонит бурята с места, так как юрта, следовательно, построена на могиле хара-монгола.
Русские о этих древностях Байкала ничего не знают, но там, где им известно нахождение городищ, эти последние приписываются мунгалам. На основании таких показаний нельзя еще делать серьезных заключений ни в положительном, ни отрицательном смысле. Обратимся к историческим данным.
По Фишеру (Сибирская история) к Иркутской губернии приурочивают следующие племена: а, русские; б, буряты; в, тунгусы; г, якуты; д. монголы; и е, китайцы.
Ни городища, ни стены не могут приписываться русским, потому что казаки укрепления делали из дерева: рубли остроги и делали засеки в лесу или окружались обозом, в случае неожиданности нападения; так Бекетов в 1631 году, встретив, при вступлении в бурятскую степь у р. Куленги (у Верхоленска), до 200 человек бурят, сделал в лесу «засеку из деревьев и хвороста»; в поход Алексея Бадарева, боярского сына, в 1644 г. против бурят из Илимска, русские сделали «из своего обоза в скорости шанцы». Правда, у Фишера, при сообщении о построении Верхоленска казачьим пятидесятником Мартыном Васильевым в 1641 г., говорится, что Васильев для построения острога выбрал высокий и крутой восточных берег реки, «ибо такие места всегда охотно были избираемы, потому что в оных от наводнений и нападений неприятельских гораздо безопаснее быть можно». Существование такого выбора еще не говорит в пользу принадлежности этих городищ русским, так как последние встречаются в местностях, почти не упоминаемых в истории походов русских против бурят.
Приписывать бурятам сооружение городищ, может показаться верным, потому что городища ныне встречаются в области занятой бурятами и в эпоху появления в пределах Иркутской губернии русских первой половины XVII столетия. Из истории Фишера узнаем, что русские теснили бурят в двух направлениях, вверх по Ангаре и вверх по Лене; в обоих направлениях русские подвигались с ничтожными силами в 30, 50 или 100 человек, постепенно все дальше и дальше, облагая ясаком побежденных бурят, но не столько силой, так как буряты были воинственны, а лаской. Движение вперед по Ангаре и Лене совершалось одновременно. Первое сведение о бурятах русские получили в 1622 году, когда буряты в числе 3000 человек появились у р. Кана в Енисейской губернии, но открытые столкновения начались с 1627 года и в этом году Максим Перфильев с 40 человеками пошел против бурят и дошел до бурятских порогов, но ясака с бурятов не взял; в следующем году сотник Петр Бекетов построил Рыбинский острог, близ р. Рыбной, против тунгусов, объехал все пороги и взял первый ясак с бурят к р. Оки. В 1629 году воевода Яков Хрипунов, отправив с устья р. Илима 30 человек на Лену для дальнейших открытий, сам пошел вверх по р. Ангаре и у р. Оки имел сражение с бурятами, которых и победил, но никаких прочных результатов от этой победы не воспоследовало. Поводом к походу Хрипунова было нахождение казаками у бурят серебра, которого, говорит Фишер, у диких народов они никогда не видали. «В примечании Фишер разъясняет, что серебро это буряты получали через торги с Мунгалами, или от китайских подданных». В 1630 году г. Максим Перфильев с 300 казаками при 2 пушечках идет к бурятам с целью устроить острог на р. Оке для подчинения бурят, но острога не строит, а довольствуется 15 соболями в подарок за 2 возвращенных пленников; острог строится только в следующем году и называется Братским; буряты были покойны пока в остроге был Перфильев, умевший с ними ладить, но с уходом Перфильева они отказали платить ясак. Фишер объясняет недовольство бурят тем, что буряты прежде сами «обладатели соседственных тунгусов, с которых и брали дань, а теперь сами сделались рабами и должны платить ясак другим». Недовольство бурят завершилось катастрофой в 1645 году: в остроге были убиты 52 казака с предводителем Дунаевым; вслед за тем последовала из Енисейска посылка отряда в 100 человек, который и усмиряет бурят и распространяет русское влияние вверх до р. Уды к 1639 году.
Движение по Лене начинается Василием Бугоровым, который из Илима переходил на р. Кут и по ней в Лену, к ним пристают на дороге часть казаков, отправленных Хрипоновым. В 1631 году Петр Бекетов, идя вверх по р. Лене, встретил толпу бурят более чем в 200 человек близ р. Куленги; после стычки, захватил бурятских лошадей, бежал до р. Тутура.
В 1641 г. строится Верхоленский острог Мартыном Васильевым, а в 1647 году переносится на устье Куленги.
В 1654 году строится Балаганский острог, и в 1658 году от жестокостей Ив. Похабова буряты Булагаты, с Иркута, Белой и Китоя бегут к мунгалам, которые в 1659 году сами приходят, чтобы увести остальных бурят. Остаются следовательно верхоленские и ольхонские буряты.
Во всех столкновениях бурят с казаками, по Фишеру, буряты выходят против русских на лошадях на открытие места и сами нападают, а не укрываются за валами и рвами, или русские нападают на улусы; буряты были вооружены при нападении на Верхоленский острог, и в других случаях, луками, стрелами, дротиками и саблями и многие были в панцирях. Возможно, что все вооружение выделывалось на месте, так как буряты-булагаты умели пользоваться железными рудами.
На Ольхоне в начале XVII ст. жили буряты, на которых сделано было нападение в 1643 г. казацким пятидесятником Курбатом Ивановым; буряты были побеждены, хотя их на острове считалось до 1000 человек, а у Курбата Иванова не более 75 человек; очевидно, что происходила только одна стычка, а непродолжительная борьба, так как после своей победы Курбат Иванов поворотил в Верхоленск, отправив часть отряда к Верхней Ангаре против тунгусов.
Нельзя поэтому предположить, чтобы сооружения делались бурятами и против русских, в виду непродолжительности борьбы, а с другой, потому, что нет указаний, чтобы буряты укрывались за окопами и стенами; наконец сами буряты в пределах Иркутской губернии недавние пришельцы. Буряты считаются недавними обитателями Иркутской губернии, пришедшими после тунгусов; оттеснив старинных жителей, на остальных они наложили дань, что подтверждено казаками; вместе с тунгусами были оттеснены и якуты; во времена Фишера еще многие буряты Иркутской губернии сохранили войлочные юрты, вместе с деревянными. Хотя по суровости климата войлочные и были менее удобны, чем деревянные; в этом обстоятельстве Фишер видел, что буряты пришли с юга из более теплой страны.
Кроме бурят и русских, вокруг Байкала, в соседстве с исследованной местностью, где оставлены валы, стены и могилы, жили тунгусы, мунгалы и якуты.
Об якутах Фишер на основании преданий якутов и тунгусов говорит, что они жили южнее в соседстве с мунгалами и бурятами, но последними были оттеснены и спустились на плотах вниз по Лене; тут встретили тунгусов, с которыми выдержали столкновение и поселились у Олекмы. Слово Байкал – по-якутски – богатое море. Фишер говорит, что якуты, как народ живущий скотоводством только войной мог быть принужден поселиться на Лене, берега которой не представляют много травянистых степей за исключением пространства между Олекмой и Якутском; это то пространство и избрано якутами для поселений.
Якутам можно приписать начертания красной краской у р. Куртуна, так как далее к северу у Якутска на скалах Лены, по устным сообщениям также встречаются подобные начертания.
О тунгусах существуют указания, что к востоку, от Байкала у Баргузина жили степные тунгусы, занимающиеся скотоводством и по образу жизни сходные с монголами и бурятами, почему и покорить их было не так легко, как тунгусов бродячих, звероловов; посланный Курбатом Ивановым унтер-офицер Скороходов с 36 человеками был побит степными тунгусами и вынужден был отсиживаться в зимовье от святок до пасхи. На принадлежность упомянутых сооружений на материке и Ольхоне тунгусам, отчасти может указывать серебряная серьга, совершенно тождественная с изображенной Миддендорфом тунгусской серьгой на стр. 717 сочинения «Коренные жители Сибири».
Так как бурятские могилы и другие древности приписываются монголам, то это обстоятельство побуждает обратить внимание и на соседнее владения монголов в XVII ст. Монголы имели влияние на бурят, что обнаруживалось в уводе или бурят-булагатов в 1659 году и в показании агининских бурят (р. Анга впадает в Лену справа выше Верхоленска), что они платят дань монголам, живущим по ту сторону Байкала. По ту сторону Байкала монголы показаны живущими к югу от Байкала, где они в сообществе с бурятами дали отпор в 1645 году стольнику Василию Колесникову, помешав ему пристать к берегу; далее монголами оказываются живущими близ р. Селенги, там, где владычествовал в 1645 году князь Турукай-табун, власть которого простиралась и на южную сторону оз. Байкал; князь Турукай дал пяти казакам, отправленным Колесниковым с устья Баргузина, где тогда же построил острог, немного золота и две серебряные чаши, сказав, что эти предметы он получает от китайцев; южнее простирались владения монгольского князь Цецен-хана, к которому в Ургу ездил Иван Похабов проведать о серебряных рудах. Цецен-хан указывал на Китай, как на страну, из которой он получает серебро и золото. К югу же от Байкала жил еще другой монгольский князь Култу-цин; его владения лежали к югу от Селенги, между этой рекой и Байкалом, а может быть и по другую ее сторону и, следовательно, к югу от земли князя Турукая. Князь Култу-цин не нуждался уже в красном сукне, оловянных блюдах, медных котлах, топорах и ножах, так как все эти вещи дешевле мог достать из Китая, но нуждался напротив в мехах – соболя, бобра, выдры и другой мягкой рухляди.
С большим основанием, чем тунгусам, должны быть приписаны монголам могилы и стены; но время, в которое они жили по северо-западному берегу озера следует отнести к эпохе, предшествовавшей приходу бурят.
Решительное слово, во всяком случае, будет принадлежать дальнейшим археологическим и антропологическим исследованиям; в антропологическом отношении добытый материал очень беден, так как приобретен только один череп. В виду малого числа измеренных черепов из Сибири, известных в литературе по антропологии, я позволил себе в приложении поместить числовые данные по измерению вырытого черепа. Здесь приведу те выводы, которые вытекают из произведенных измерений и внешнего осмотра.
Череп с сильно развитой glabella и надбровными дугами; несимметричен в задней части; зубы значительно стерты, но зубов мудрости еще не прорезалось, хотя череп принадлежит субъекту взрослому, развитому и перешедшему средний возраст, судя по стиранию зубов и зарастанию зубных ячеек на левой здоровой стороне; на правой же стороне верхней челюсти замечается прободение, почти заросшее, осталась неправильная щель, отчего зубы правой стороны, болевшей и мало-работавшей, сохранились лучше. Срастание швов наблюдается в задней части теменного и по бокам лобного. Затылок несимметричен, с более правильно развитой левой стороны.
Измерения показали, что череп сильно развит в ширину, большеголовый, по черепному указателю = 88,04, резкий брахицефал, не высокий, относительно напр. курганных тобольских черепов из Тарского округа, описанных проф. Богдановым, широко-скуластый, высоко-орбитный, с средней шириной носа; несомненно монгольский, приближающийся к черепам монголо-бурятским, доставленным из Вост. Сиб. Отдела, по описанию проф. Богданова; от бурятских черепов отличается развитием горизонтальной окружности и большей широко-скуластостью.
Очень вероятно, что строители стен из гнейсовых плит, оставившие следы своих жилищ и могилы на Ольхоне и строители стен на материке, а равно и племя сложившее многочисленные могилы по прибрежью Байкала, в падях и по отрогам Приморского хребта, принадлежали к одному племени несомненно монгольского типа; Существуют некоторые указания. Что строители валов относятся к этому же или близкому народу; указания эти заключаются в нахождении, как в бассейне р. Куды, где развиты городища, так и в прибайкальской стране, — так называемых долбленных камней или китайских ступок, по местной номенклатуре. Но был ли этот народ якуты или чистые монголы по имеющимся данным заключить весьма затруднительно. Желательно, чтобы ближайшее будущее пролило свет на прошлое страны.
Н. Агапитов.
Опубликовано в декабре 1881 года.
