Карагасы. Ст. I-ая.
В нижнеудинском округе, иркутской губернии, до сих пор сохранилось небольшое племя карагасов, как кажется, коренных обитателей Сибири. По устройству головы и чертам лиц карагас несколько напоминает бурята, но формы его лица не так угловаты и несколько более правильны. Низенькая худощая фигура, закоптелое от дыма, безбородое лицо с сверкающими белыми зубами, немного приплюснутым носом, всклоченные черные жесткие волосы – вот отличительные признаки. На лице караса редко заметите какое-нибудь выражение: оно всегда спокойно, бесстрастно и апатично. Одежда карагаса длинный кожан из козьих шкур, у некоторых по краям обшитый черным плисом; такие же козьи штаны, на ногам пимы, также из козьей шкуры, шерстью вниз, на голове шапка со смушками, — вот и вся одежда карагаса; нижнее белье почти не знакомо карагасам, а если случается, что карагас купит рубаху, то он носит ее до тех пор, пока она совершенно не развалится на теле от грязи. Неприятный запах от грязи и пота, миллиарды вшей, ползающих по голове и по одежде – все это свидетельствует о крайне низкой степени развития и производит тяжелое впечатление.
Вся тайга на юг от Нижнеудинска до китайской границы есть достояние карагас; она разделена на участки. Участки распределены между родами и известный род охотится только в принадлежащем ему участке, не имя права гнаться за зверем в чужой удел, — это строго преследуется. Занимая громадное пространство, участки представляют карасу вполне достаточное место для охоты и для кочевья. Замечает он, что в известной местности есть зверь, есть белый мох для оленей, — он строит тут юрту, т.е. втыкает в землю по окружности несколько жердей, концы их сверху связывает; сверху этот конус покрывается шкурами оленей или лосей – и жилище готово. В подобной юрте зимует семейство карагаса и все ужасы суровой сибирской зимы ему не почем. Действительно заслуживает удивления терпение карагаса в перенесении холода! Страшная буря свирепствует в тайге, деревья трескаются от мороза, холодная ледяная пурга застилает свет, а карагас неутомимо преследует белку, а семейство его лежит на оленине в юрте на палатях. Чтобы приучить детей к морозу, новорожденного младенца валяют в снегу, закутывают потом олений мешок и кладут около матери; в случае же перековки, ребенка в этом же мешке привязывают к оленю с боку и отправляются в путь.
Пищей карагас служит по преимуществу мясо добываемых ими зверей; хлеба они едят мало и приготовляют его самым первобытным способом: разводит карагаска водой муку погуще, скатывает лепешки и печет на горячем пепле; с недавнего только времени стал входить у карагас в употребление кирпичный чай. Любимой кушанье – сырой жир медведя; его режут на куски и сосут. Грудным младенцам, вместо соски, суют в рот кусок этого жира, привязанный к палочке, чтобы дитя не подавилось.
Вся жизнь карагаса есть непрерывная неустанная борьба с природой. Весь круг занятий ограничивается звероловством. Карагас отаборивается только там, где водится белка; идет ли белка в глухую тайгу до смой китайской границы, туда же следом перекочевывает и карагас. Охотничье чутье никогда его не обманывает, а узенький меткий глаз и твердая рука не знают промаха. Зачуял ли он медведя, он с одной винтовкой и ножом идет померится с ним ловкостью и всегда остается победителем. Самым прибыльным промыслом считается у карагас добыча соболей, изюбрей, сохатых (лось), медведей, лисиц и белок. Благодаря своему необыкновенному чутью, меткому глазу и твердой руке, знанию местностей, где водится зверь, карагас набивает достаточно зверя, чтобы и самому быть сытым с семейством и заплатить ясак. Но тут мы встречаемся с губительным для инородца зельем, которое преподнесла ему наша пресловутая цивилизация…
Всех карагасов, по сведениям за 1884 год, насчитывается 457 человек обоего пола; из низ – 232 мужчин, а остальные – женщины. Все они разделяются на пять родов: 1) карагазский, 2) манжурский, 3) худинский, 4 ) кангацкий и 5) сильнигурский. По численности первое место между ними занимает сильнигурский (77 муж. и 45 жен.), далее худинский (31 муж. 41 жен) и карагазский (26 муж. и 22 жен.). Управляются они родовым князем, начальником над всеми родами или шуленгой, а в каждом роде есть дарги или старшины. Власть шуленги передается по наследству и утверждена Императрицей Екатериной II-й, которая пожаловала шуленге шпагу. Между карагасами существует предание о том, как их депутаты во главе с шуленгой ходили на поклон в большой город к белой царице. Рассказывают, что они так были напуганы и удивлены грозными царедворцами, придворной пышностью и величественным видом Императрицы, что ни за что не хотели приблизиться к особе Ее Величества и поднесли ей дорогие сибирские меха издали на конце длинной палки, на что императрица не прогневалась, а милостиво беседовала и отпустила с честью.
Карагасы, как и все инородцы, избавлены от воинской повинности и только обложены податью или ясаком, который и взимается с них соболями. По определению иркутской казенной палаты, подать с каждой ревизской души берется по 4 руб. 29 коп.; кроме того, нижнеудинской окружной полицией выдается им на продовольствие ржаная мука, порох и свинец, за которые также плата взимается соболями. Ежегодно 8-го декабря все карагасы съезжаются на «суглан». Суглан бывает верстах в 60 от города Нижнеудинска, на сопках, в отрогах Саянских гор; туда же из Нижнеудинска выезжает исправник, священник и разные торговцы.
Прежде всего приводится в известность количество добытых карагасами шкур и мехов: так, в 1884 году на суглане было представлено карагасами 757 соболей, 3178 белок, 258 оленей, 116 сохатых, 159 изюбрей, 68 медведей и 21 коза. Затем приступают к сбору ясака. Публичной оценкой всех соболей разделяют их на три сорта: высший сорт соболя оценен был в 84 году 12 руб. (в 83 г. – 17 руб. в 82, 81 – 25 руб.); среднего достоинства от 7 до 10 руб. и низшего достоинства от 3-х до 5 руб. Соболями первого сорта взносится ясак; эти соболя следуют в кабинет Его Величества (в 84 году было отправлено 115 соболей). Соболи второго сорта идут в уплату за муку, порох и свинец, а остальные меха и шкуры продаются желающим с публичного торга. На суглане же, куда карагасы выезжают только один раз в год, священник совершает крещение, венчание и др. обряды. Понятно, что хотя все карагасы и крещены, но лишенные религиозного поучения, остались вполне язычниками. С суглана все карагасы выезжают в Нижнеудинск.
Количество ясака собираемого с карагасов ничтожно сравнительно с количеством добываемых ими зверей. Кроме того, карагасы на суглан представляют разве только третью часть добытых ими в течении года шкур и мехов; остальные две трети расходуются ими еще до суглана. Казалось бы, что при таких условиях они в состоянии не только с полна заплатить ясак и за выдаваемое продовольствие, но и запастись необходимыми жизненными потребностями на целый год. В действительности же происходит обратное: за карагасами в настоящее время числится недоимки более 600 рублей. Мало того, часто они бедствуют в тайге, за недостатком муки, пороха и свинца. И все это производит водка и русский торгаш. Не смотря на то, что торговля водкой по кочевьям карагасов строго воспрещена и виновные в этом должны подвергаться штрафу и отобранию водки, однако сметливый русский торговец ловко избегает всех этих препятствий, пробирается в тайгу и с малым трудом наживает большие деньги. Он неустанно следует за карагасами по тайге с бочонком водки, время от времени разбавляя ее водой. Вот собирается торговец к карагасам; берет в городе у купца в долг водки, берет дешевенькие опояски, шарфы, дабовые шаровары, муку; навьючивает все это на лошадей и едет в солонцы (Инородческая управа в 30-ти верстах от города Нижнеудинска), где узнает место кочевья карагасов.
В глухой тайге полная сибирская зима. Холодный ветер с шумом проносится по лесам, заставляя даже зверей прятаться в норы, чтобы согреть свое иззябшее тело; но карагас зорко следит за ним и, раз увидев, не отстанет, пока не положит на месте. Вот убил двух-трех соболей, набил десяток другой белки и идет голодный, усталый, измученный на отдых в юрту, где встречается с торговцем. – «Здорово друг!», восклицает купец, «небось замерз?» — «Угу», мычит карагас, — «Вот обогрейся, я тебя подчую. Выпей, друг, чашку!». Карагас жадно проглатывает водку и от голода, от устали скоро хмелеет; но догадливый торговец подносит ему другую чашку – и карагас пьян. Тут-то и начинается торг. Купец, раз напоивши хозяина, уже не дает ему водки, если тот не купит у него какого-нибудь товара и за 30 копеечную опояску или шарф берет соболя или другую шкуру (Несколько лет тому назад, русские торговцы обменивали дорогие меха на муку и водку, напр. так, за стакан водки карагас давал соболя, а шкуру чернобурой лисы на количество вмещающейся в нее муки). Между тем карагасу страх как хочется выпить, а купец водки не дает. Теперь он чарку водки ценит уже в соболя или вязку белок. Обобрав одного, торговец едет дальше, а несчастный карагаз лежит пьяный в своей юрте: весь его полугодовой труд пропал даром, только на перекладине в юрте, вместо дорогих мехов, красуются пестрые опояски и шарфы. Пороха и свинца в запасе мало, муки давно уже нет, а тут декабрь за плечами: надо платить ясак, а где его взять? На выручку является другой торговец. У этого, кроме водки, есть свинец и порох. Опять таже процедура и новый торговец уезжает, ведя за собой оленей несчастного карагаса, но наделивши его порохом и свинцом.
Успеет карагас опять набить сколько-нибудь зверя и выезжает на суглан. Окружной полицей командируются около 8-го декабря казаки, чтобы воспрещать торговцам продажу вина на суглане, но конная стража не достигает своей цели: прежде чем она двинется из Нижнеудинска, торговцы со своими флягами и бочонками уже рыскают по суглану и попойка идет заведенным порядком, да и сами казаки не прочь и выпить и запастись шкурками. Не брезгуют этим промыслом и другие посетители суглана.
Суглан дорого обходится бедным карагасам: кто только не берет у них соболей, белку! Место, на котором заседает исправник, устилается междежьими, оленинами, которые после суглана превращаются в собственность исправника – это уж исстари ведется так. За крестины ребенка, за венчание – за все шкурки и шкуры… Недаром суглана все даже в Нижнеудинске ждут с нетерпением! Выше мы сказали, что после суглана все карагасы выезжают в город. Цель этого приезда заключается в том, что они берут в полиции необходимое количество муки, пороха и свинца. После суглана у карагаса есть еще деньги: он продал весь свой годовой заработок, — теперь может покутить в волю. И ВТО несчастный начинает пить до одурения, пьет до тех пор, когда нечего уж будет пропивать и кабатчки не дают уж водки. Все припасы получены, надо собираться в дорогу, а между тем выпить так хочется, благо водка в городе лучше и несравненно дешевле, нежели в тайге. И несет он кабатчику порох и свинец, все пропивает за какой-нибудь полуштоф. Кончил все, — нет ни муки, ни чая, ни пороха, ни свинца. С чем ехать в тайгу? Об муке, чае слов нет, можно обойтись, был бы порох – убьет зверя, будет мясо, — значит сыт. А уж без пороха не зачем и в тайгу ехать, хоть волком вой! Единственное спасение – идти к кабатчику и просить возвращения пороха… так и делают карагасы: валяются в ногах у кабаичика, со слезами умоляют его: — «Дай, друг, порох – дай! Суглан приедешь, — соболь возьми, много дам – дай друг!». Смягчается окаменелое лицо кабатчика, отдает он обратно и в декабре получает в десять раз больше, чем давал. Иногда порох и свинец выкупает у кабатчика знакомый карагасы торговец, но от этого инородцу не легче… Наконец, уезжают карагасы в тайгу: наделенные небольшим количеством пороха, где их ожидает жизнь впроголодь, а по истощении пороха настоящая голодовка, заставляющая иных идти в батраки к более зажиточным из их же среды, оставивши на произвол судьбы свое несчастное семейство. Последнее время положение карагасов еще ухудшилось от истощения зверя и упадка ценности соболей. При наступлении весны, когда выжигают траву, начинаются, так называемые – «палы». Палы доходят до тайги и обнимают ее огненной полосой – превращая все на своем пути в пепел, отчего, само собой разумеется, тайга мало по малу уменьшается, а зверь уходит дальше, — отсюда оскудение промысла, так как приходится следить зверя в глухой, непроницаемой тайге.
Еще не так давно карагас насчитывали до 1000 человек, в настоящее время их 232, а через каких-нибудь 10-15 лет не останется и следа этого народа, он так же незаметно сойдет с лица земли, как незаметно протекло его печальное существование…
FirmaRipes.
Опубликовано 24 ноября 1885 года.