Бирюсинские золотые прииски.
Бирюсинские золотые прииски – одни из первых открывшихся в Восточной Сибири. Они расположены большей частью по обеим сторонам реки Бирюсы, отделяющей Канский округ от Нижнеудинского, а потому в официальных бумагах и называются «приисками Канского и Нижнеудинского округа». С 1839 года, т.е. с времени их открытия, по настоящее время, на них добыто золота около двух с половиной тысяч пудов. Отстоят они от жилых мест в одну сторону, от деревни Мигиньи, Ирьейской волости, Канского округа, на 300, а в другую сторону, от города Нижнеудинска, на 200 верст. Прежде от города Нижнеудинска на прииска была проложена довольно сносная дорога, по которой катились в удобных экипажах владетели приисков и их управляющие с женами и даже чадами. Но с упадком приисков, дорога эта заросла, заглохла, мосты перековеркались, образовалась едва заметная тропинка, годная лишь для пешеходов и верховых, и то только летом и осенью. Зимняя же дорога, идущая из деревни Мергиньи, проминается по снегу в тайге. Подрядчиком для этого проминания дороги, с незапамятных времен, состоит крестьянин Ирбейской волости Фома Баженов. С помощью памяти и отличного знания тайги, он проводит дорогу как по компасу. Идет она себе через пни и колоды, по лабиринту горных ручьев и речек, по непроходимым летом трясинам и зыбунам; правда, она не слишком удобная, но зато прямая и кратчайшая. По ней, начиная с декабря, тянутся обозы с припасами и материалами, необходимыми для приисков. Обозы эти состоят обыкновенно из вереницы небольших длинной формы салазков, в кои впрягается по одной лошади, а груза накладывается не более 10 пудов. И тянутся эти салазки гуськом одна за другой, потому что на промятой Фомой Баженовым дорожке они могут только опрокидываться, но отнюдь не обгонять одна другую, или идти рядом. Только в марте месяце дорожка эта делается несколько шире, и в некоторых местах даже раскатистой. В том же марте месяце двигаются по ней партии золотоискателей, отправляются конторы со служащими, везется спирт, со свидетельством от Енисейского губернатора, и оставленные припасы, большей частью самые дорогие и лакомые. Сношения с жилыми местами летом производятся посредством почты, разумеется не казенной, а частной. Золотопромышленники устраивают ее на свой счет, подряжая благонадежного человека, который доставляет корреспонденцию из Нижнеудинской почтовой конторы на прииска, а с приисков в контору, два раза в месяц. Удовольствие это обходится за лето рублей в 200, а иногда более.
Много тысяч рук проработало на Бирюсинских приисках, выворачивая из земли камни разной величины и наваливая их рядом; куда не поглядишь – везде раскинуты гигантские отвалы, то идущие прямой линией, то составляющие какие-то треугольники, или параллелограммы, — настоящие люнеты или редуты. На каждом шагу попадаются то заржавелый гвоздь, то подкова, то сломанная кирка, или кайла, то брошенная за негодностью бутарка. Старого, проржавевшего железа валяется там не одна тысяча пудов. Все это свидетельствует о величии и значении Бирюсинских приисков, но, увы, только прежних. Ныне на Бирюсинских приисках работает не более одной тысячи человек. Работа ведется золотничная, так называемая старательская, артельная. Урочных, общих и обязательных работ не существует. Найдется бойкий человек из промотавшихся прикащиков, или купцов, наберет артель человек в пять, а пожалуй и в десять, заявится на какой либо прииск, запишется в книге владетеля, как вольный старатель, соорудит шалаш и начинает рыться в земле. Владетель прииска обязывается снабдить его артель съестными припасами и подлежащими инструментами, а артель обязуется добываемое золото сдавать в контору, по условной цене за золотник. Плата за золотник золота различная. На небогатых приисках она бывает больше, чем на богатых, потому что последние притягивают больше старателей, но вообще не превышает 2 рублей за золотник. Артель, проработав месяца два, или три, на одном прииске, может перейти на другой, разумеется разделавшись за забранное в долг. Побегов, которыми в прежние времена славились общие, обязательные по контрактам работы, бунтов за дурное содержание, усмиряемый не раз воинскими командами, и преследований бежавших, оканчивавшихся зверскими насилиями то над бежавшими, то над самими преследователями (около тропы, идущей с приисков к Нижнеудинску, попадается несколько могил с полусгнившими крестами. Это могилы казаков, пускающихся в погоню за беглецами и убитых последними. Беглецов же, убиваемых казаками, не хоронили, а бросали в чаще, на съедение зверям и птицам) со стороны беглецов, теперь не бывает. Принудительные работы считаются здесь совершенно бесполезными, и каждый старатель может рассчитаться во всякое время, даже с своей артелью. Если не задолжает и если в случае задолжания за него заплатит тот, в чью артель он поступит.
Золота на Бирюсинских приисках, в последние годы, добывается от 25 до 35 пудов в лето. При тысяче человек старателей, приходится на каждого слишком по фунту. Если содержание за операцию (в течение 6 месяцев) положить в 90 рублей (по 15 рублей в месяц), то каждому от добычи золота придется около 100 рублей с вычетом на одежду и обувь, которая сильно изнашивается, особенно бродни. Но это так в общей сложности, приблизительно. В сущности же весьма трудно высчитать барыши каждого, потому, что многие уходят с приисков ранее шестимесячного срока. Иные же не только ничего не получают на руки, но еще и остаются должными владельцам приисков. И выходит, что и при старательских, вольных работах, как и во всяком другом деле на нашей бедной планете, все зависит от случая, счастья, как кому повезет. Бывает, что одна артель попала на хорошее местечко (места представляются выбору артели), быстро оправдались расходы на содержание, остается только загребать барыши и класть их в карман. Но другая артель, на том же прииске, как ни трудилась, ничего не приобрела и вдобавок залезла в долг по уши. Тогда (это обыкновенно бывает в первых числах августа), владетель прииска, или его управляющий, присоединяет несчастную артель к счастливой для общих работ, не смотря на протесты последней, доходящие иногда до гонного исправника. Артель упирает на то, что она сама разыскала золото, следовательно, это было ее счастье, которым только она и должна пользоваться.
— А прииск-то чей? – спрашивает владелец прииска, с невозмутимым спокойствием и важностью Юпитера.
— Конечно ваш. Мы только вольные старатели.
— Мне из-за вашего счастья разве убытки терпеть, что ли?
— Да и нам тоже не слишком авантажно принимать лишних людей, когда надеемся управиться сами.
— А коли не авантажно, так убирайтесь с прииска вон! Моя здесь полная власть.
Против такой крутой логики ничего не поделаешь.
На бирюсинские прииски отправляются крестьяне и ссыльнопоселенцы преимущественно Ирбейской волости, а также Нижнеудинские мещане. Все это народ тихий, смирный и работящий. Тишина на приисках редко чем либо особенным нарушается. Однако человеческие страсти всегда и везде берут свое. И там, в ущельях гор, в этой пустыне, разыгрываются иногда житейские драмы и совершаются убийства мужчин и женщин. В первом случае значительную роль играет спирт, привозимый иногда тайно, в последнем – любовь и ревность. Но это такие редкие случаи, что их можно пересчитать по пальцам. Рабочие их называют «баловством». И действительно, там, где каждый усердно занят делом, работает для себя и старается по возможности больше заработать, там все силы и способности обращаются к одной практической цели, и праздной фантазии и баловству остается мало места. Присмотр за приисками и административный контроль поручен горному исправнику и 10 казакам. Резиденция первого находится летом на приисках, а зимой в селе Ирбейском. Казаки же каждый год присылаются из Иркутского казачьего конного полка. Житье горного исправника вообще такое, что, кажется, и умирать не надобно бы. В старину существовали места, куда воеводы, в воздание за различные услуги государству, посылались на кормление, в буквальном смысле этого слова. В Сибири такими злачными местами могут считаться должности горных исправников. Уж на что кажется беднее и ничтожнее Бирюсинских приисков, где вымывается золота в год, каких-нибудь 30 или 35 пудов, а и то недавно один из исправников, проживший на них лет пять и вышедший в отставку, закупил в Томске чуть не целый квартал домов. Кроме платы в год по два рубля за каждого рабочего, исправники получают даром муку, мясо, масло, чай, сахар, кофе, водку, вина, начиная с дрянь-мадеры и кончая шампанским, по положению, с каждого прииска. И все это делается в изобилии, так что иногда и девать некуда. Помню я, как один из Бирюсинских же исправников, уволенный в отставку вследствие жалоб золотопромышленников, накопил до 100 пудов одного сахара и, отправляясь с приисков, утопил этот сахар в реке Агуле. Плуты конюхи, сопровождавшие его багаж, по подговору золотопромышленников, при переправе в брод через реку, устроили так ловко, что пока вьючные лошади добрались до другого берега, весь сахар растаял, аки вешний снег. Хохоту на приисках по поводу этого сахара было много.
Меня часто удивляло, за что бирюсинские золотопромышленники платят горному исправнику такую контрибуцию? Ведь исправник ничего решительно не может сделать, если все в порядке? При работах обязательных, контрактовых, власть исправника еще могла бы иметь какое либо значение, потому что там могли происходить различные столкновения рабочих с приисковым управлением, требующие вмешательства власти; но при вольных работах, что может произойти? Платят золотопромышленники по примеру прежних лет, по традиции, одним словом, за здорово живешь, хотя если бы и перестали платить, то положение их нисколько не ухудшилось бы; напротив, они избавились бы от лишних убытков.
Из добываемого на Бирюсинских приисках золота, половина почти уходит тайно с приисков и попадает в руки ловким аферистам, проживающим в селе Ирбейском, ив городе Нижнеудинске, особенно евреям. Один из этих евреев сделался даже владельцем небольшого прииска.
Все золотопромышленники возопили, уверяя исправника, что на еврейском участке золота нисколько не добывается, а записываемое в книгу золото, есть продукт других, соседних, приисков, тайно покупаемый, или вымениваемый на спирт. Но хотя горный исправник и отряжал казака постоянно для присмотра за этим прииском и его владельцем, но ничего нельзя было с ним поделать. По чисто славянской незлобивости и благодушию золотопромышленники впоследствии сами называли этого живущего их золотом еврея славным парнем и молодцом, поигрывали с ним в картишки и даже дружились. Прекратить тайный вынос золота с приисков, по моему мнению, никогда не удастся. Он будет существовать до тех пор, пока добыча драгоценного металла, как в Калифорнии, не будет предоставлена каждому, без различия и ограничения, пока шлиховое золото не сделается свободным товаром, взвешиваемым на весах в любой лавке, не перестанет считаться контрабандой. Не сделается простым меновым продуктом. Только с водворением свободной золотопромышленности увеличится и количество добываемого здесь золота.
Говоря о Бирюсинских приисках, невозможно умолчать о чудесных на них воздухе. Климат там довольно холодный. Летом, под вечер, необходимо закутываться шубу. Но зато воздух – просто прелесть! Больных там почти не бывает. Слабые и одержимые какими-нибудь внутренними недугами, кое-как дотащившись на прииска, быстро поправляются силами и здоровьем. У сойотов, китайских подданных, живущих по соседству с Бирюсинскими приисками, старики теряют счет своим годам и долговечность их приписывается ничему другому, как горному воздуху. Не мешало бы врачам исследовать свойства этого воздуха. А вот еще одна особенность на Бирюсинских приисках, по всем каменным отвалам, в изобилии попадается оригинальное растение, небольшими кустиками, в роде щетки, усеянное круглыми ягодками. Ягодки эти сначала зелены, потом желтеют и к сентябрю делаются пурпуровыми. Некоторые рабочие, выходя с приисков в сентябре, нарывают корней этого растения целые мешки и продают их торговцам в селе Ирбейском и других, по 50 копеек за фунт. Оказывается, что растение это – есть так называемая дорогая трава (сассапарель), которая продается в лавках по 2 р. 50 к. за фунт!.. Мне не случалось видеть этого растения на других приисках, за исключением Бирюсинских. Один мой знакомый уверял меня, что он нашел на Бирюсе, в горах, даже породу женьшеня (корень жизни), китайского растения, продающегося на вес дороже золота. И на это не мешало бы обратить внимание. И рядом с розыском золота производить розыски другого золота производить розыски другого рода. Но для этого нужна специальность, которой не обладают бедные золотнички Бирюсинских приисков.
А.О.
Опубликовано 21 ноября 1885 года.