Киренск, октябрь 1887 года.

Недавно еще, около месяца тому назад, в Киренске имел место случай. Из местного тюремного замка были отпущены, под конвоем тюремного надзирателя, на работу несколько арестантов. Один из них, проходя по набережной улице, заскакивает, пользуясь невнимательностью стража, в кабак и, перебросившись 2-3 фразами с целовальником, наносит ему припасенным ножом несколько ран, а сам убегает; но он был тут же немедленно пойман. Прибывшие власти нашли сидельца уже мертвым. Оказалось, что убитый, состоя свидетелем, был известен между местными ворами за человека своего и покровительствовал им, принимая краденные вещи яко бы, для сокрытия до времени; но вещей этих не только не возвращал промышленникам, но не считал нужным зачастую даже что-нибудь давать за них. Такое поведение патрона, конечно, ожесточило братию, к тому же этот патрон ссужал местных жиганов копейками и рублями, взимая непомерную за это мзду. И вот в лице убийцы явился мститель. Впрочем, мы, Киренчане, можем еще пока благодарить Бога за сравнительный мир и тишину в нашем городе, так как в округе, особенно в некоторых его уездах, как знаменитый Витим, убийства, самые бесцеремонные и являющиеся результатом безделья, пьянства и разнузданности страстей – явления вполне обыденные. Главными, если не исключительными, героями этих драм являются поселенцы, этот, по истине, бич сибиряков. Пройдя предварительно школу всевозможных мест заключений и этапов, народ этот является на место своего назначения с очень определенными, если не взглядами на предстоящую жизнь, то чувствами, к ближнему, чувствами, вполне отвечающими известному выражению: homo hominiIupusest. Надо, впрочем, признать, укреплению и развитию в поселенцах таких чувств не мало способствуют сами аборигены местности или, лучше сказать, те условия, в каких находятся последние, и в какие попадают первые. Наш приленский мужик беден до того, что составить понятие о его бедности на основании одних рассказов, как достоверны они не были, нельзя. Беден он по причинам естественным, но о них говорить теперь я не буду, а лишь в доказательство его бедности укажу на то, что вся ежедневная пища большинства приленского крестьянства состоит из так называемого чая, т.е. отвара корня и листьев шиповника, ольховых наростов и проч. иногда с небольшой примесью плиточного чая; из ярушника, т.е. ячменного хлеба (ржаной употребляется очень редко), и, в хорошие года, еще из варенной картошки с солью. Чай пьют они три раза в день, — утром, вместо обеда и вечером; пьют конечно, без сахара. О мясе наш мужик и думает-то редко, разве в праздники ест его, да и то не всякий, только в такие праздники как Пасха и Рождество. При таких экономических условиях, весьма понятно, что на всякий лишний рот здешний крестьянин смотрит враждебно, паче же, если рот этот явился к нему из-за тысячи верст, да еще с намерением его обработать. Вот таким именно ртом является почти поголовно поселенец. Говорю поголовно в виду того, что если между поселенцами изредка и попадаются люди с несколькими десятками или сотнями рублей, то во-первых, это слишком редко, а во-вторых и эти счастливцы опять таки для массового крестьянина-аборигена тот же чужой рот, только в ином виде. Всякий такой зажиточный поселенец прежде всего старается пустить свой капитал в оборот с расчетом, конечно заработать как можно больше, ну, и пускает, ссужая своими рублями местное население, т.е. становясь сразу по отношению к сибиряку в положение кулака. Но таких, вероятно, слишком мало между поселенцами, большинство же настолько бедно, что зачастую кроме арестантских халата, сорочки, да портов, одежды никакой с собой не приносят, и положение этих последних действительно незавидное. Необходимый кусок хлеба и кров найти по вышеприведенным причинам трудно, работу – еще труднее, а если последняя и попадается какому-нибудь счастливцу, то труд оплачивается настолько бедно, что работник-поселенец сразу же становится во враждебные отношения к своему работодателю, обыкновенно крестьянину. Вражда эта увеличивается еще и тем, что, видя нужду поселенца, крестьянин или мещанин не стесняются и дают ему плату в 2 раза дешевле существующей, причем не редко из двух работников, крестьянина и поселенца, хозяин платит первому, например, 4-5 руб. в месяц, а второму 3 руб. и даже 1,5 руб. Начавшись при таких условиях, отношения крестьянина к поселенцу могут сложиться в отношения только враждебные друг к другу; в самом же поселенце еще более крепнет и развивается признание в человеке волка и, по пословице «лучше съесть, чем быть съеденным», поселенец, при случае охулки, на руку не кладет, и в выборе средств для завоевания себе куска хлеба не стесняется.

Опубликовано 29 октября 1887 года.