Переселенцы в Иркутске.
Не имея возможности собрать полные обстоятельные данные о положении, численности, нуждах и ближайших намерениях и планах переселенцев, проходивших через Иркутск нынешним летом, редакция помещает эти по неволе отрывочные сведения о некоторых переселенцах, полагая, что они все-таки дадут читателю представление о бедственном положении этого люда, несомненно нуждающегося в серьезной помощи.
В первый раз я столкнулся нынешним летом с проходившими через Иркутск переселенцами на плашкоуте московского перевоза в то время, когда несколько повозок переезжало из Иркутска на ту сторону реки. Такое обратное передвижение переселенцев крайне меня заинтересовало и я обратился к ним за разъяснением. Оказалось, что они истратили на дорогу последние средства и, уже дойдя до Иркутска, увидели невозможность двигаться дальше. Скрепя сердцем, отделились они от более счастливых своих товарищей, уже вышедших по направлению к Амуру, а сами поехали назад наняться в соседних деревнях на какую-нибудь работу (им сказали, что по направлению к Байкалу работы не найдут) и пораздобыть средства, хотя бы на первое время пути. Оказалось, что на родине они имели земли по 20 кв. саж. на наличную душу м.п., что заработков в окрестностях никаких, а арендная цена десятины 10 и более рублей на 1 сев. Если не успеют здесь скоро найти работу и заработают мало – думают пойти на Амур только поздней осенью. Все они семейные, в каждой семье не менее 2-4 малолетков, много подростков-мальчиков и девочек; одежда – лохматье: «дорогой истрепалась очень, а что получше дорогой же пораспродали – нужда пристигла», лошади тощие – кожа да кости, взрослые имеют вид истомленный, убитый.
Несколько девочек ходили по плашкоуту, собирая подаяния во имя Христа. Я следил за ними глазами. Большинство переезжавших (а их было довольно много и как раз все в пролетках и фаэтонах) не дало ничего; какой-то толстый господин – должно быть купец, или вообще «торгующий человек» ругнулся даже: «знаем мы вас христорадников, какой вас леший тащил экую даль, будто без вас тут и нищих да проходимцев больше не найдется» Проваливай!»
Бабушка-переселенка, сидевшая на возу, услыша брань, та и всплеснула руками: «Господи, ты боже мой, матерь пречистая, дожили мы за грехи наши до этой напасти! Отродясь, христаради не сбирывали, за большой стыд почитали… только нужда заставила, по нужде пришлось экой стыд на себя принимать»
«По грехам видно нашим: в кусочки пошел, так и брань терпи: нужно – ничего не поделаешь – видно так Богу угодно! – подтвердил худенький мужичонка из воронежских и отозвал свою «дочку» их публики. – «Не ходи, деваха, Бог с ней и с милостыней – того гляди облают – непривышно наше дело… Не проси, може и так обойдется – перепетим сегодня»…
С реки при взгляде на устье Ушаковки берег представляется покрытым массой кибиток, запруженным массой народа. Я тогда же предположил, что все это должно быть переселенцы и когда приехал посмотреть – меня окружила такая масса только одних ребят, что я положительно изумился, откуда их набралось столько много. Объяснение скоро нашлось в лице взрослых поселенцев.
«Семеянные все идем ведь, семеянные. Сам знаешь, барин, одинокому, зачем идтить: ему не для кого стараться, а наш брат – семянный – всячески должен о детях заботу иметь, — для них пропитание припасти, чтобы жить потом могли. Наш брат – мужик работы не бегает ему работы сколько хошь подавай, лишь бы хлеб был, а его-то у нас нет, — потому земли всего четверть тридцатки на душу во всех полях. Над чем же они – ребята-то наши – пахать будут, как подрастут, чего они есть будут!? Нас же ведь укорят, зачем земли не припасли… Ну, а в Росее-то у нас слободной земли во век и с огнем не сыщешь!.. Так-то вот все для них стараемся, — а кабы сами одни были: муж да жена перебились бы как-нибудь; хоть и поголодали бы когда, так ведь ребячий-то голод пуще морит, чем свой. Свой голод перетерпишь – покрепче кушаком подпояшешься, а глядючи на голодных ребят и не голодный хуже голодного измаешься – будто неделю не ел! Случалось тоже без хлеба не раз сиживали. – «Беда только с ними: мрет их больно много дорогой», — замечает старичек-переселенец, указывая на детей (по поводу этого замечания мы считаем не лишним для характеристики положения переселенцев указать на один факт, сообщенный в № 56 «Сибирской газеты». Около Ачинска между переселенцами открылись болезни, смертность громадная; тамошний сельский врач потребовал от красноярской врачебной управы подкрепления).
Меня обступили ребятишки. «Голод не тетка» и потом на ряду с просившими просто «христа ради» было не мало таких, которые просто просили: «барин, нет ли хлебца поесть». – Разве не ел?
-«Тятя с мамкой в город пошли собирать, соберут так принесут – уж в потемнях воротятся – говорили – а вчера-то мало насбирали, сегодня не емши».
Больная бабенка с расстегнутым воротом, позволяющим видеть привлекательный на шее мешочек с горсточкой родной земли, сидит около воза на земле, подпершись локтем. Услыша мой разговор с несколькими мужчинами о том, что «для детей пошли», со слезами на глазах она начинает вести такую речь:
— «Не то больно, что с родной землей не придется видаться, а то горько, что дети-то наши там на чужбине нам, как чужие будут»… «Забудут они родную сторону, чужбинка для них за родину пойдет – там ведь взростут, вставать на ноги – и будет для них настоящая родная сторона: все одно как нам Рассея, так им Сибирь и не будут они понимать отцов, матерей своих и не с кем нам будет вспомнить про сердечную родимую сторонку… Не то горько, что не увидишь ее никогда, не услышишь о ней, а то вот больно горько, что родины-то у нас с детьми будут разные, все одно будто чужие с разных концов сошлись вместе жить…
Другие плачут о другом. Видя что не дойти с целой семьей, они простились кто с дочкой, кто с сыном – подростком, оставя из здесь в сроку по местам и сами «не чают, приведет ли Бог увидеться до гроба».
Большая часть мужчин ушла к генерал-губернатору справиться о перевозе через Байкал. «Спасибо ему, сердечный, обласкал, обещал, — добрый он! Только вот ответу-то от параходчиков долго нет»…
Из другой партии пришедшей раньше и уже получившей право на льготный проезд, раздаются благословения и благодарности также и на долю «пароходчиков»: «кабы всю-то плату потребовали – куда бы мы? – Ни назад идтить, ни в перед от красноярской врачебной управы подкрепления».
В партии уже собиравшейся идти в путь, зашел разговор о провизии при переезде через Байкал. – Возьмите, говорю, хлеба про запас: не один может быть день ехать придется, особенно если буря… Ох, родименький – спасибо и за то, что хоть переехать то можно! Где ж мы хлеба то возьмем? – не запасли, издержались! Как-нибудь перемаемся, дорогой-то и не по одному, а по два, бывало, дня без куска хлеба шли – остались же живы!.. Сами-то как-нибудь, а вот разве ребятки взвоют; на них больно жутко глядеть – на голодных. Ну да авось и под Байкалом добрые люди есть, с голоду помереть не дадут. Уж коли в Россее с голоду не померли, не ужели же здесь не пробьемся?...
У одной семьи по дороге украли лошадь – пока ночью спали после утомительного пути – теперь ей идти не на чем; думаем, что придется здесь всей семьей идти наниматься по срокам…
Вот впечатления, которые выносятся из встреч с переселенцами; здесь рисуется целая драма, переживаемая во время переходов этими странниками.
Опубликовано 14 августа 1888 года.