Поездка преосвященного Макария в тункинский край, с 10 по 21 февраля 1885 года.
Поездка преосвященного Макария епископа киренского, начальника иркутского отдела духовной миссии, в тункинский край, с 10 по 21 февраля 1885 года.
10-го февраля сего года, в 3 часа пополудни, его преосвященство, преосвященнейший Макарий, с небольшой свитой отправился из г. Иркутск в тункинский край для освящения храма в новоустроенном Мондинском миссионерском стане. Путь предлежал не особенно великий – до 300 верст, но не легкий.
До селения Гужир поездка преосвященнейшего, благодаря своевременным распоряжениям земской власти, совершена благополучно, и владыка на 12 число имел уже ночлег в доме гужирского миссионера. Из Гужир необходимо было следовать по р. Иркуту, так как ближайший путь и удобнейший по горе, за бесснежностью был невозможен. Краткая остановка была в тункинском казачьем селении, где владыка осмотрел школу, другой уже год существующую в доме местного священника о. Тихомирова. Ночлег был в Жымыгытском миссионерском стане. Дальнейший путь лежал по земле, за совершенным отсутствием снега, и потому только поздним вечером владыка прибыл в дом Шимковского миссионера. Утром 13 февраля, по выслушании в местном храме молебна преподобному Мартиниану, по случаю тезоименитства преосвященнейшего Мартиниана, епископа камчаткого, преосвященный с спутниками отправился в дальнейший путь до предположенного ночлега в Шулае. Пришлось ехать по сплошной наледи на Иркуте. Лошади буквально брели по колено. Пишущему сие, как еще в первый раз сопровождавшему преосвященного на этом пути, не весело ехалось. Довольно сказать, что сани то погружались в воду, то опять приподнимались, а затем снова и еще глубже спускались в воду. Так и думалось, что вот-вот вода зальет в кошевку. По инстинкту самосохранения приходилось невольно крепко держаться за экипаж. И таким-то путем нам привелось проехать 30-ть верст до Шулая. С каким после этого удовольствием мы расположились в бурятском домике, в котором, за исключением печи, свободного пространства было не более 11 квадратных сажень – поймет только тот кто сам испытывал подобный переезд. Но не многим из нас привелось ночевать и в этом убежище: большинство, за теснотой, вынуждено было искать приюта в холодной бурятской юрте и в экипажах. Преосвященному в избушке очистили передний уголок, а остальные, сколько могло войти в избенку, расположились на полу. Прибавьте к сему, что потолок нашего помещения был так низок, что человек немного выше среднего роста должен был стоять слегка согнувшись, почему и воздух через несколько времени так испортился, что многие вынуждены были выходить на двор. Неудивительно, что едва только забрезжило утро, мы уже все были на ногах, вполне готовые оставить помещение с такими удобствами, чтобы следовать в дальнейший путь.
Дорога опять лежала по наледи Иркута, но не казалась уже столь не удобной: мы уже немного привыкли к ней. Иркут становился все уже и уже. Верст за 15 далее от Шулая наледи исчезли и лед Иркута оказался провалившимся, так что не редко мы принуждены были выходить из экипажей. Лошади едва протаскивали их между камней. Иногда требовалась наша помощь. В таких случаях, путники все без исключения брались за экипаж и вывозили его из камней на себе. Несколько раз приводилось переезжать с одной стороны Иркута на другую; а так как средина реки провалилась, то сопровождавшие нас буряты набрасывали в провалы тонких деревьев, по которым, как по мосту, проезжали наши экипажи. Так проехали мы и самую трудную часть пути; больших неприятностей ни с кем не случилось, — пострадали только наши повозки и кошевы: почти все они оказались с переломанными отводами. Далее дорога шла уже по замерзшим, светлым как зеркало наледям и была в полнее удобна. Было чему подивиться! Глаз постоянно останавливался то на громадных гранитных скалах, как бы обделанных искусной рукой в разные причудливые памятники, то на гранитных стенах, так отшлифованных веками, что, думалось, такая работа природы могла бы вызвать зависть самого лучшего мастера, то, наконец, на вековых хвойных лесах, служащих как бы зеленым поясом к громадным высям. Все новые и новые прекрасные картины чередуются в бесконечном разнообразии. Наконец, на левом берегу Иркута показалась новенькая мондинская церковь. Берег Иркута в этом месте очень высок, и мы должны были взбираться на него пешком. В уютном домике миссионера о. Иакова Чистохина мы нашли радушный приют. Теперь несколько слов о мондинском стане.
Устройство мондинского стана задумано преосвященнейшим Макарием еще в 1882 году. Побудительной причиной было то, что буряты, за отдаленностью резиденции миссионера (на Оке), могли видеть миссионера только по временам, при случайных поездках, которых могло быть не более двух или трех в год. Кроме того, если в Мондах, как увидим ниже, не легко живется миссионеру, то что сказать о жизни на Оке? 300 верст самого невозможного верхового пути по страшным высям гольцов – отрезали миссионера от живого мира и на 10 месяцев лишали его возможности видеть кого-нибудь из русских. Дороговизна провоза жизненных припасов делала невозможной семейную жизнь миссионера. Наконец, после первого окинского миссионера о. Алексея Попова, который, после первого посещения Окинского стана, заболел на смерть, епархиальное начальство не могло найти ни одного семейного священника, который бы пожелал жить в Окинском стане. Вот причина устройства нового стана в Мондах.
И много препятствий привелось побороть устроителям этого стана, преосвященнейшему Макарию и миссионеру о. Иакову Чистохину; не мало на их долю выпало скорбей, неприятностей и огорчений. То обманывали доставщики леса, то подрядчик не исполнял условий и вместо того, чтобы строить стан, на взятые им от миссии деньги пускался в разные предосудительные спекуляции; то разбегались рабочие; то, наконец, встречались затруднения в своевременной доставке необходимых для постройки материалов и пр. Нужно было иметь особенную энергию и преданность делу, чтобы не отступить перед упомянутыми препятствиями. Теперь каждый поймет, какова была радость устроителей при виде плодов своих трудов, — при виде храма и миссионерских посещений. Каждый поймет, почему преосвященнейший Макарий предпринял эту неудобную поездку для освящения стана.
В Мондах мы провели четверо суток и несколько приглядывались к жизни мондинского миссионера. Не легка и весела его жизнь. Сначала, до постройки дома, миссионер помещался в монгольской войлочной юрте, и даже лишен был возможности совершать богослужение – этого единственного здесь утешения – даже в такие великие дни, как св. Пасха (Заботливый архипастырь, преосвященнейший Макарий, в последствии дозволил миссионеру совершать до устройства храма литургию в старой часовне). Особенно тяжела эта жизнь для семьи миссионера, когда последний по обязанностям службы должен на целые месяцы оставлять семью. Только какой-нибудь монгол или бурят, да проезжий торговец изредка заглянет в дом Мондинского миссионера. Кругом ни души (Преосвященнейший Макарий, перевел недавно в Мондинский стан семейного диакона, так что теперь в Мондах уже два семейства). Еще бы ничего, если бы дело ограничивалось только одной скукой; но приходится миссионеру терпеть нечто и по важнее. Бурливый Иркут нередко отрезает путь в Тунку, и мондинцам тогда доводится терпеть лишения в съестных припасах, которые доставляются сюда из Тунки. Выезжать же в Тунку семья миссионера может только в некоторые зимние месяцы, при тез путевых неудобствах, какие описаны выше. Летом же на Монду только один верховой путь.
На второй день нашего пребывания на Мондах явились к архипастырю двое монгольских лам с поздравлением преосвященнейшего от имени своего хамбо-ламы (настоятеля пограничного мондинского дацана), а вместе, чтобы наведаться, кода будет освящение храма. Хамбо-лама, сообщили ламы, желает де сам приехать на освящение и просит на то позволения у преосвященного. Конечно, отказа не было. Освящение храма было назначено 17 февраля – в воскресенье, и потому оставалось еще два дня совершенно свободных. Уже к концу второго дня всех одолела та скука, от которой, по русской поговорке, хоть беги, а постоянные ветры еще более увеличивали ее. Дождались, наконец, всенощного бдения.
Служил миссионер Парфеньевского стана священник Иннокентий Преловский. Его Преосвященство с 4-мя иереями совершил освящение хлебов, прочем на полиелее акафист св. равноапостольному князю Владимиру, во имя которого устроен Мондиснкий стан, и помазал всех богомольцев освященным елеем. К освящению храма собрались буряты и приехало несколько семейств из тункинского выселка.
17-го февраля, в 9 часов утра, под предстоятельством его преосвященства, начато освящение храма. В освящении участвовали о. благочинный тункинских миссионерских церквей священник Иоанн Косыгин, Парфеньевский миссионер священник Иннокентий Преловский, местный миссионер свящ. Иаков Чистохин и шимковский миссионер о. Иоанн Соколов, с двумя диаконами: Владимиром Поповым и Александром Грозиным. Освящение храма и литургия, совершенная его преосвященством с теми же сослужащими, окончились в 12 часов дня. В конце литургии преосвященнейший в поучении изложил краткое учение о Боге и Его домостроительстве, а о. Иаков Чистохин тут же переводил его на бурятский язык. Молящиеся буряты, как бы в доказательство, что они понимают проповедь, после каждого перевода восклицали: «болтогой, болтогой! (аминь – да будет, верно). Слава и благодарение Господу, что он сподобил огласить и этот отдаленный уголок нашей родины архиерейским служением и поучением. Всем потрудившимся и помолившимся радушный о. миссионер предложил праздничную трапезу, во время которой опять явились те же монгольские ламы, только уже трое, и извинялись перед архипастырем, что Хамба-лама не мог за болезнью явиться на освящение. И эти овцы не двора сего были радушно приглашены разделить трапезу и радость христиан.
После обеда монголы посетили храм и восхищались его красотой. В доказательство своего благоговения к архипастырю, который подарил как им самим, так и Хамбо-ламе, книги св. писания на монгольском языке, ламы просили у его преосвященства по одному волосу на память. Данные волосы они завернули в чистую бумагу и с поклонами удалились восвояси. Так совершилось скромное мондинское торжество, участие в котором приняли и те, для обращения которых к свету Христову построен этот стан.
18 февраля в 10 часов его преосвященство со всеми спутниками отправился в обратный путь. Нужно было торопиться, чтобы проехать по замерзшим наледям Иркута, почему и ехали поспешно. В Шулае, в Туране, в Шимках, в Хабарнутах и в Парфеньевском стане владыка останавливался только для перемены лошадей и непродолжительного отдыха. Таким образом, архипастырь проследовал до Гужир почти в сутки, тогда как в передний тяжелый путь этот путь совершился в трое суток. Ночлег на 19 февраля владыка имел в доме о. благочинного священника Иоанна Косыгина в Гужирах, а на завтра отбыл в город Иркутск.
Миссионер Парфеньевского стана священник
Иннокентий Преловский.
Опубликовано 12 апреля 1886 года.