Письмо с Алтая.
Уже в продолжении многих лет горнозаводской Алтайский округ служит главным бассейном, в которые не перестает вливаться поток русской вольно-народной колонизации, уходящей от малоземелья, нужды, отыскивая лучшие места. За те двадцать с небольшим лет – время, когда Алтайский округ сделался открытым для переселенцев – население его слишком увеличилось. Новые деревни вырастают ежегодно чуть не десятками, распахивается не знавшая сохи и плуга девственная земля и формируются новые клетки государственного организма. Здесь, на Алтае, для исследователя народной жизни представляется хороший случай наблюдать формирование жизненного строя, жизни, только что входящей в колею. Напр., только близи деревни Петропавловской за последние 20-25 лет образовались деревни: Соловьиха, Березовка, Черемшанка, Михайловка, Таловка и проч. Хотя колонизация за десятки лет своего существования успела выслать десятки тысяч колонистов, однако, в Алтайском горнозаводском округе остается еще масса свободных и пригодных для заселения земель. Но вследствие отсутствия полных и точных сведений относительно количества и свойства свободных земель и при сибирском способе ведения хозяйства, колонизация Алтая имеет свои темные пятна. Странно слышать, что при обилии земли в Алтае многие деревни ощущают недостаток в пахотных и сенокосных угодьях. Однако, этот факт. Многие деревни жалуются на недостаток земли, тогда как в других находится до 100 и более десятин на душу. Иногда приходится встречать рядом стоящими деревни, достаточно или даже с излишком наделенные и деревни малоземельные. Следствием подобного явления бывают аграрные неурядицы, принимающие временами, через чур острый характер, сопровождаясь драками и даже убийствами. Например, земельные отношения казаков станицы Антоньевской, на реке Ануе, и крестьян деревни Михайловки слишком обострились. Антоньевцы подозревают михайловцев даже в поджоге станицы во время бывшего весной пожара. Столкновения происходят как одиночные, так и целыми обществами. Точно также сильно обострены отношения крестьян дер. Петропавловской и Озерной. Столкновения едва не дошло до убийства. Земля является яблоком раздора и фиксирует на этих явлениях свою власть. Вторым по значению экономическим фактором в здешних местах является скотоводство. В горах, «в камню» — по местному выражению, оно имеет даже равное земледелию, если не преимущественное, значение. Такие деревни, как Сибирячиха, Солонечная, Топольная, Черемшанка развели обширное скотоводство и зимой большинство обитателей переезжает из деревень в заимки, где запасается летом сено и куда перегоняет скот. Так как сена требуется много, а пути «в камню» затруднительны, то крестьяне считают более выгодным и целесообразным переезжать со скотом на заимку, чем привозить сено в деревню, да к тому же скот и сам может добывать себе часть пищи из под неглубокого снега. Зимой центр жизненной тяжести, таким образом, переносится из деревень в долины, приютившие заимки и пасеки. Иметь заимку необходимо для каждого более или менее зажиточного хозяина, а население поименованных деревень, состоящее из староверов, переселенных сюда при Екатирине II под именем «поляков», пользуется завидным достатком и благосостоянием. Можно себе представить, как было ныне напугано здешнее население чумой, угрожавшей распространиться и «в камню». Зараза была занесена с Иртыша в селение Никольское купцом скототорговцем, откуда проникла в Ключи, Сибирячиху и др. деревни, поглотив много жертв. Но теперь эпизоотия прекратилась, хотя крестьяне опасаются ее возникновения. Поэтому в деревнях Петропавловской, Топольной и некоторых других до сих пор не сняты еще карантины или «карантиры», как говорят крестьяне. Народ, кажется, еще крепко верит в силу этих «карантиров» и ни один проезжающий не пропускается в деревню, не покурившись хоть в продолжении одной-двух минут. Окурился – и довольно. Крестьяне после этого уверены, что зараза отлетела и пропустить можно, лишь бы у приехавшего не был ос собой сена, соломы, конопли и т.п. На этих «карантирах» можно наблюдать комичные сцены и слышать курьезные разговоры, вроде следующего. Приезжает вечером к дер. Топольной мужик. Костер у карантина почти погас, а караульный, в надежде, что за поздним временем, уже никто не приедет, улегся спать и не думал поддерживать огонь. Карантинный засуетился и начал раздувать костер.
— Эка ты, брат, дыму-то нет! – сожалел он.
— Да ты помаши лопаткой! – серьезно посоветовал приехавший.
— И то, брат, помахать! – согласился караульный и, схватив лопатку, разрыл пепел и принялся размахивать ей. Дым и пепел коснулись лишь ног лошадей.
— Ну, теперь ступай с Богом. Готов!
Подобные карантины, нечего и говорить, не могут служить препятствием к завозу заразы, и если эпизоотия локализировалась и прекратила свой уничтожающий поход, то лишь благодаря тому, что скот находится по заимкам, отдельно, — Ныне в предгорьях Алтая и «в камню» — в Сибирячихе, Солонечной, Топольной, Петропавловской, Михайловке и проч. деревнях очень холроший урожай хлеба, родившегося в прошлом году плохо и стоящего в цене. Урожай трав ныне также не оставляет ничего желать. А здешнему населению, как я уже сказал выше, приходится запасать много сена, так что время сенокосное справедливо может считаться второй страдой, временем, в которое приходится работать и долго, и напряженно, пользуясь хорошей погодой. Нынешнее лето обещает также и хороший сбор меда, продукта, занимающего не последнее место в экономической деятельности здешнего населения. Мед, цена которого в урожайные годы спускается до 3-4 рублей, помимо собственного потребления, сбывается приезжающим торговцам или развозится на ярмарки, как-то Смоленскую, Антоньевскую, ведущие значительные торговые обороты, величина которых вполне зависит от экономических годовых итогов населения.
А. Копфер.
Опубликовано 10 сентября 1889 года.