Неурядица на Бийско-Китайской границе.
Исконный, традиционный торговый путь из Китая в Россию через Кяхту за последнее десятилетие утратил свое историческое значение, с тех пор как в силу новых тактов с Срединным царством доступ в Китай сал открытым по всей его сибирско-китайской границе, а монополии кяхтинской чайной торговле нанесен окончательный удар ввозом чая морским путем. Помимо последней причины, передвинувшей центр тяжести чайной торговли через Кяхту, в последнее время, как для чайной торговли в частности, так и вообще для торговых сношений Сибири с Китаем, открылся новый торговый путь, юго-западный, через монгольскую границу, в соприкосновении ее с южной окраиной Томской губернии, в котором городу Бийску предстоит видная роль. Этот последний торговый путь все больше и больше развивается, а с недавним увеличением таможенной пошлины на кяхтинский чай, вероятно, приобретает немаловажное значение в наших торговых сношениях с Китаем. Необходимо поэтому, вовремя устранить все те препятствия, какими страдает этот новый путь, важный для торговых интересов не только Сибири, но и всей России.
По мере возможности, на основании сведений добытых на месте, мы постараемся указать на несовершенства существующего уже пути, и на возможность его улучшения, имея в виду, что правительство, как слышно, намерено серьезно обратить внимание на этот путь.
В настоящее время бийское купечество, в лице нескольких его фирм, ведет постоянную торговлю с Монголией, направляя свои товары из Бийска в поселок Кош-Агач, отстоящий от китайско-русской границы в 80 верстах, а оттуда в монгольский город Кобдо, в 290 верстах от Кош-Агача. Хотя некоторые из русских купцов имеют свои фактории Кобдо, но тем не менее, главная меновая торговля как с кочующим населением Монголии, так и с купцами из Кобдо сосредотачивается в Кош-Агаче. Выбор торгового пункта в Кош-Агаче достаточно давний: поселок основан лет 80 тому назад, и почему для поселка была избрана именно эта местность – никаких сведений не имеется. В настоящее время поселок с каждым годом все больше и больше растет; уже теперь в нем имеются фактории некоторых купцов (Котельникова, Мальцева, Булгакова и других), состоящие из складочных амбаров и заимок. Между тем, Кош-Агач и его долина представляют по географическим и топографическим условиям одну из самых неудобнейших местностей для жительства. Кош-Агачская долина, лежащая среди Алтайских гор, находится от Бийска в расстоянии 724 версты. Горы, ее окружащие, местами покрыты вечными снегами, с скудной растительностью. Долина Кош-Агача, орошаемая реками Чуей и Чагал-Бурзай, длиной до 70 верст и шириной – до 50; обе эти реки имеют многочисленные притоки, весной и осенью превращаются в бурные потоки с мутной водой от глинистого русла, а летом пересыхающие и образующие гнилые болота. По долине разбросано не мало ключевых озер, с очень тонкими, невылазными берегами, над которыми при тихой погоде и в жаркую летнюю пору носятся целые тучи мошек и паутов. Вся долина, а равно и ее горы, населены кочующими калмыками, занимающимися скотоводством. Земледельческой культуры не существует. В средине описанной долины, на солончаковой почве, не имеющей растительности на 10 верст кругом, и расположен поселок Кош-Агач. Трудно вообразить себе более печальный ландшафт, какой представляет Кош-Агач, с его убогой церковью, развалившимися казармами, торговыми сараями, бревенчатыми заимками купцов и разбросанными кругом юртами кочевников. Вонючий и гнилой приток Чаган-Бургазая омывает эту площадь, в 1650 кв. саж. (50 саж. длины и 33 ширины), без всякого признака растительности, на самом солнцепеке, открытой со всех сторон для горных пронзительных ветров, поднимающих облака солончаковой, едкой пыли, так что поселок почти всегда окутан как бы серой дымкой (от пыли живущие здесь калмыки, и во время расположения, и войска, страдают сильнее глазными болезнями). Были говорят, здесь некогда, и не особенно давно, леса, еще на памяти у местных жителей, когда, например, с заимки Гилева за лесом не было видно других заимок, но теперь, благодаря хищническому и ничем не сдерживаемому истреблению их, даже и пней то от прежних лесов не отыщешь; таким образом, топливо добывается ныне за несколько десятков верст, со склонов соседних гор.
Набросанный ландшафт Кош-Агача нисколько не оживляется и присутствием в его окрестностях небольшого стада лошадей, баранов и коз, принадлежащих жителям поселка. Все эти представители животного царства, уныло понурившие свои головы и жалобно ржущие и блеющие, видом своим возбуждают только грусть и сожаление: столь они худы и жалки! Действительно, жиреть тут скотине трудно, ибо живет она впроголодь, круглый год на скудном сухом корме. Калмыки, кочующие в долине, пасут свой скот далеко от поселка, в горах, ниже и выше по течению рек Чуи и Чагал-Бургазая, где имеются прекрасные пастбища. Даже вода притока Чагал-Бургазая, протекающего у поселка, совершенно невозможна к употреблению; она гнилая и вонючая, а вода самого Чагал-Бургазая, протекающего в 2 верстах от поселка, полсе дождей делается столь мутной, что образует в самоваре накипь, в какую-нибудь неделю, в палец толщины и, кроме того, еще вредна, располагая к кровавым поносам, так что жители поселка ездят за водой за 5 верст к реке Чуе. Понятно, до какой степени все эти условия делают невыносимой жизнь обитателей Кош-Агача, а потому, при предстоящем росте его, как места насиженного, необходимо прежде всего см поселок перенести на другое место, о чем, впрочем, скажу подробно ниже, а теперь укажу на необходимость упорядочить и обезопасить сам поселок по отношению как пограничных жителей, так и внутреннего его устройства, ибо настоящее время он предоставлен положительно произволу судеб.
Для упорядоченья его, как торгового пункта, так и вообще обитаемого места, необходимо водворить в Кош-Агаче, или, в случае переноса его, в новом месте, военную силу и хотя бы тень административной власти. Прежде всего, необходимо сказать, что в Кош-Агаче были уже расположены пограничные войска в течение года, с мая 1880 года по май 1881 года. Мера эта была вызвана тогда, если не ошибаемся, разбоями, набегами и вообще хищничеством китайских киргизов и сойотцев. С поселением войск, хищничество пограничных жителей Монголии было сдержано, водворился порядок, и жизнь наших калмыков обезопасилась; мало того присутствие военной силы отразилось благотворно отчасти и на всей местности, заселенной калмыками: улучшились значительно дороги, установилось до известной степени правильное почтовое сообщение с Бийском, а в общем, понятие о власти и русском имени стало укореняться в кочевом населении. Но, по истечении года, войска были почему то отозваны, и вопрос о необходимости военной силы в Кош-Агаче, как пограничном торговом пункте, сделался лишь предметом усиленных, но, бесплодных пока, ходатайств нашего консула Г. А. Шишмарева, и одного из томких губернаторов, а затем был предан забвению.
Между тем, существующее положение вещей на монгольско-сибирской границе, и именно в Кош-Агаче, в виду его торгового значения, требует неотложного поселения там военной силы. Дерзость китайских киргизов и сойотов, никем не сдерживаемая, дошла до крайних пределов. Ежегодно они, с громадными табунами в несколько тысяч голов, свободно перекочевывают на нашу территорию, занимают лучшие пастбища, выгоняя наших смиренных калмыков, подходят почти к самому Кош-Агачу, и к довершению всего, при перекочевке на родину, вытравив наши луга, преспокойно уводят попадающийся им по пути скот наших калмыков, а при встрече с хозяевами скота учиняют еще разбой и затем, самым наглым способом, уходят к себе домой.
Такое явление происходит из года в год с тех пор, как наши войска покинули Кош-Агач, предоставив наше кочевое население собственной своей защите. Нужно знать дерзость китайских киргизов и сойотцев и миролюбие наших калмыков, чтобы убедиться, в какой степени являются потерпевшей стороной русское кочевое население. Присоедините к этому равнодушие и апатичность китайских властей, полное пренебрежение или международных обычаев, отсутствие всякого желания отвечать за действия своих подданных, — и будет ясно, что такая безнаказанность все больше и больше развивает хищничество китайских кочевых народов на нашей территории. Как велики убытки русских калмыков от такого порядка вещей, определить трудно. Но есть, например, сведения, что одна только волость Чуйская (а всех калмыцких волостей семь) в два года потерпела убытка от увода скота и вообще набегов китайских инородцев на 12 т. рублей.
Пробовали наши калмыки жаловаться ближайшим китайским властям (ближайшее китайское поселение лежит от Кош-Агача в 90 верстах) на разбои их подданных и причиненные убытки – но это был по истине «глас вопиющего в пустыне»; принесли они жалобу в 1884 году и нашему консулу Шишмареву, при проезде его по Алтаю, возобновляли они эту жалобу вновь в 1885 году; жалуются по днесь, — но каких либо результатов на свои жалобы и доселе ниоткуда не добились, а разбойничьи набеги киргизов и сойотцев практикуются по прежнему.
С другой стороны, как скоро совершается какое либо похищение нашими подданными на китайской территории, китайские власти, в силу международного обычая, известного под именем «принятия следа», т.е. выслеживания у себя вора и возвращения похищенного, или удовлетворения похищенного предмета другим, соответственной ценности, — немедленно заявляют о праве «принятия следа», и не было случая, чтобы русские подданные не удовлетворили требованиям китайских властей. Не только наше кочевой население терпит от дерзости китайских подданных, но даже и русские купцы, при движении их караванов, останавливаются ими и уплачивают различные контрибуции, не говоря о том, что все торговые сделки и обязательства производятся непосредственно на риск самих торговцев, безвсякой правительственной гарантии в их исполнении и обязательности. Нужно удивляться, как при такой беспомощности существуют торговое движение и торговая деятельность на этом пути, что, впрочем, еще раз доказывает живучесть и выгодность его.
Из приведенных мною данных достаточно выясняется настоятельная необходимость водворения в Кош-Агаче, или в месте его перенесения, военного отряда, могущего не только охранять нашу территорию и живущих на ней русских подданных от набегов китайского населения, обезопасить движение торговых караванов, но и оказать культурное влияние на наших кочующих калмыков, устройством путей сообщения и движения почты между Бийском и границей. Желательно также, чтобы в таком пограничном пункте, каким является теперь Кош-Агач, было назначено постоянное пребывание гражданской власти, в виде хотя бы полицейского заседателя; положим, отдельный алтайский заседатель дл калмыков должен бы жить в Кош-Агаче, но почему то его резиденция теперь находится в 390 верстах от Кош-Агача, в селении Алтайском, и появление его в первом обуславливается каким-нибудь выходящим из ряда случаем.
Перехожу к необходимости перенесения поселка Кош-Агач в другое место, более удобное в топографическом и гигиеническом отношении, где бы возможно было жить безопасно для здоровья, и торговому населению, и войскам.
В долине Кош-Агача есть несколько местностей удобных для перенесения поселка. Первое место между ними занимает местность, известная под именем Кизил-Шин, в 20 верстах от Кош-Агача, в 55 верстах от пограничного столба Эты-тай и в верстах 20 от того пункта границы, через который наши караваны переходят пограничную черту, следуя в Китай. Местность эта имеет свое маленькое историческое прошлое: китайцы, до перехода этой территории в наше владение предполагали в Кизил-Шине устроить город, для меновой торговли с русскими, но с переходом в русское владение выстроен был ими для этой цели Кобдо, удаленный однако, на 210 верст от пограничной черты. Кобдо и по сие время служит складочным пунктом для товаров, привозимых из глубины Китая.
Кизил-Шин – одно из пекраснейших мест во всей долине; орошаемый реками Чуей и Сайлют-Ген, Кизил-Шин утопает в лесах, а окружающие его горы покрыты вековечными рощами лиственницы. Так как р. Чуя берет здесь невдалеке свое начало, вытекая из горных ледников, то вода в ней всегда чиста и прозрачна; кроме того, весной и осенью она не разливается, так как масса ее притоков впадают ниже Кизил-Шина, и он, таким образом, обезопасен от наводнений. Лесом эта местность вполне обеспечена на многие годы, конечно, если будут приняты надлежащие меры к его охранению и пользованию им; при отсутствии надзора, понятно, в какой-нибудь десяток лет он будет снесен наголо, как это было в Кош-Агаче.
Можно указать также и на другое место для переселения Кош-Агача; это- ущелье Табошек, расположенное в 10 верстах от первого по течению р. Чуи. Здесь также есть хороший лес и пастбища. Оно лежит как раз на пересечении двух дорог: одной, караванной, направляющей в г. Кобдо, и другой, скотопрогонной, по которой калмыки гонят свой скот на продажу в Иркутск.
Укажу еще Бадуновскую заимку, лежащую в таком же расстоянии от Кош-Агача, как и Шабашок, вверх по р. Чуе. Местность лесистая, с прекрасными пастбищами, здоровая. Единственным, однако, неудобством здесь является сильный разлив р. Чуи, от тающих снегов, в мае, июне и июле; в это время сообщение с противоположным берегом прекращается на несколько недель, а между тем в это время года снаряжаются и отправляются караваны в Кобдо; сама караванная дорога и пастбища расположены на противоположном берегу, почему могут быть задержки в отправлении караванов.
Вообще мы лишь наметили места с целью указать возможность перенесения Кош-Агача, как торгового и административного пункта. Разумеется правительство при решении вопроса о переносе Кош-Агача обстоятельно исследует удобные для этого местности, взвесит все шансы, и тогда только приступит к перенесению. Вопрос же относительно того, перейдет ли население из насиженного Кош-Агачского поселка в новый поселок, — разрешается положительно. Сколько нам известно, купцы только ждут призыва к переселению и охотно перенесут свои амбары и заимки на новое место; для войск необходимо будет построить новые казармы даже если бы не пришлось переносить Кош-Агач, так как существующие в нем казармы представляют никуда негодные развалины; даже кош-агачскую церковь будет легко перенести, так как она бревенчатая и домов для причта не имеется; кочевники же с юртами последуют туда, куда переселятся купцы. Конечно, если перенос совершится позднее, лет через десять, то тогда с ежегодно развивающимся значением Кош-Агача, как торгового пункта, вопрос о перенесении затруднится, но в настоящее время перенесение не встретит никаких затруднений.
Предметами торговли в Кош-Агаче служат: из китайских товаров: чай, шелковые материи, фарвор, серебро, меха, бараньи и яманьи (козьи) кожи, лошади и скот; из русских – мануфактурные и железные товары, табак, спички, маральи рога и проч. Кроме того, здесь же сосредотачивается меновая торговля и с нашими калмыками. Выгодность торговых сношений доказывается как ежегодно увеличивающимися караванами, отправляемыми в Кобдо, так и цветущим состоянием торгующих здесь фирм бийских купцов. Конечно, вся торговля еще находится в первобытном состоянии; правильная регистрация ее пока не возможна, ибо она вне всякого правительственного контроля и окружена торговой тайной. Укажу на единичные случаи ценности меновых операций. Так, например, за две папуши русского табака, пачку серных спичек и десяток иголок выменивается полдюжины лучших китайских овчин; за кусок обыкновенной бязи – конь; папуша махорки, стоящая в Бийске 5 коп., продается в Кобдо за 20 коп., а 1000 простых спичек – от 25 до 30 коп.; маральи же рога ценятся чуть не на все золота. По этим примерам можно иметь приблизительное понятие, какой процент дает здесь меновая торговля. Караванное движение в Кобдо совершается здесь на верблюдах.
В заключение, как доказательство развития в будущем описанного здесь пути, приведу последнюю корреспонденцию из Урги (главного города Монголии), напечатанную в «Правит. Ветнике». Вот, что сообщается, между прочим, в этой корреспонденции:
«Лето настоящего года может считаться благоприятным почти для всей Монголии: подножный корм везде прекрасный; эпизоотия, свирепствовавшая в продолжении нескольких месяцев, прекратилась. Чайное движение с самой весны следовало безостановочно; провозная плата невысока. Все количество чая зимнего приготовления получено уже в Урге, так что отправка из Калгана прекращена до осени. Один из торговых домов, ведущий дела в Китае, предложил открыть движение чая из Калгана и Кукухото (Оба эти города лежат в центральном Китае; Калган от Пекина в 150, а Кукухото, несколько западнее первого, на одном из притоков р. Желтой) прямым путем на Кобдо, Кош-Агач и Бийск; первый караван предположено отправить предстоящей осенью».
Опубликовано 16 декабря 1887 года.