Сибирь как Колония

Профессора, доктора Эдуарда Петри, в Берне. Оттиск из сообщений восточно-швейцарского географическо-коммерческого Общества 1886 г.

«Сибирь наша Перу и Мексика» — Козодавлев

«Сибирь питаясь соками России, сама мало от этого тучнеет, а отнимает силы у своей кормилицы» — Герсеванов.

Странная судьба Сибири, этой громадной и столь щедро одаренной природой северо-азиатской колонии России. Состоя уже три столетия во власти русских, область эта переиспытала много невзгод, происходивших от того, что метрополия во время сибирского завоевания была еще страной полуварварской и что население ее, по крайней мере, низшие слои его, которым и предстояло выполнение колонизационного дела, долго еще не могло достигнуть прочной оседлости. Благодаря известным историческим условиям, русский народ в Сибири впервые почувствовал себя свободным и этой свободой воспользовался он в самых широкий размерах.

В истории колоний иногда удивительно удачно отражаются характеры европейских народов. Испанец увидал себя, благодаря открытию богатых золотоносных земель в Новом Свете, в положении человека, на долю которого нежданно-негаданно выпало громадное богатство. Он, так сказал, выиграл главный выигрыш, но он был не подготовлен ни к тому, чтобы наслаждаться своими богатствами, ни к тому, чтобы извлечь из них пользу. Испанское колониальное хозяйство представляет собой непрерывное расточение величайший природных сокровищ. Не ради колонизации, а ради искания золота потянулись испанцы в Америку. В их глазах цену имела только земля, дававшая им золото; территория Североамериканских Соединенных Штатов, ныне занимающая одно из первенствующих мест в мировом хозяйстве, фигурировала на испанских картах, как «ничего нестоящая» земля, как «tierras de ningum provecho». Весьма удачно характеризует испанца презрительное восклицание Petrus’a Martyr’a, отказывавшегося от экспедиции во Флориду: «К чему нужны нам продукты, совершенно схожие с южно-европейскими?» Как характерно для поспешной алчности испанцев, что они, владея два с половиной столетия Калифорнией, этой страной золота per excellence, ничуть не подозревали высокой ценности этой страны. Американское золото и американские приключения, или, иными словами, направление народного духа, выработавшиеся у испанцев под влиянием корыстолюбия и обладания не заработанным, а награбленным золотом, надломило воинственную и феодальную силу Испании. Не смотря на свои блестящие способности, на свое несравненное умение обходиться с инородцами, не смотря на видимое покровительство судьбы, испанцы не были в состоянии основать прочную и способную к жизни колонию и создать колониальное хозяйство, соответствующее богатству их колоний.

Совершенно иного характера колониальное хозяйство англичан. Судьба не одарила их никакими сокровищами. Они должны были сами зарабатывать их. Природные условия нынешних Соединенных Штатов, столь благоприятные для земледелия, для охотничьего промысла, и, наконец, для оживленных торговых сношений, культурные средства, которыми располагали переселенцы, способность к труду и энергия, выработанные ими на родине, обдуманный в общих чертах план действий переселенцев и, в конце концов, что особенно важно, желание их найти в Америке новую Родину – все это повело к тому, что после нескольких неудачных попыток они, все таки, стали твердо на ноги в Новом Свете. Энергичный и старательный работник постепенно достиг благосостояния, а затем и богатств, больших, чем какие когда либо могли быть отысканы искателями приключений в стране золота. Этот рабочий и ныне господствует и над самой страной золота.

В русском не развился вполне ни ленивый, алчный и жаждущий наслаждения характер конкистадора, ни тип способного, энергичного и неутомимого работника. Но, без сомнения, задатки и того и другого типа были ему присущи. С одной стороны, удивительные богатства Сибири возбудили в нем хищнические инстинкты полукультурного человека: с безграничной алчностью и не менее безграничной отвагой набросились завоеватели Сибири, казаки и разный разбойничий сброд на расхищение естественных богатств и прошли, с помощью прекрасных естественных путей сообщения Сибири, в невероятно короткий период каких-нибудь 70-ти лет, всю эту громадную страну. По мотивам завоевания, по быстрому выполнению его и по безумному расхищению и расточению естественных богатств, русские напоминают испанцев. Пушной товар и затем золото – вот те «географические приманки», которые притягивали хищников в Сибирь; они то приводили алчных пришельцев в восторженное опьянение, то наоборот, грозя истощением при неразумном использовании, доводили их до горького разочарования и апатии. Русские проявили такую же торопливую алчность, как и испанцы: не смотря на то, что в этих поисках были заинтересованы и правительство, и воеводы, и масса частных лиц, золото, в виде золотого песка, было найдено лишь в 40-х годах нашего столетия, следовательно после 250-тилетнего искания. Калифорния также одно время находилась в руках России и была уступлена лишь за несколько лет перед тем, «как имя этой страны, подобно трубному гласу, привлекло искателей приключений Старого и Нового Света к берегам Сакраменто». Также безрассудно русские расточали и уничтожали необыкновенные богатства пушного зверя.

С другой стороны, в течении столетий в Сибири постепенно и незаметно образовалось способное и энергичное сельское население из среды того русского крестьянства, которое бежало в Сибирь, уклоняясь от административного и крепостнического гнета, чтобы там основать новую родину по древненародному обычаю. Эти-то элементы, сумевшие воспользоваться истинным и постоянным богатством страны, т.е. годной к обработке почвой, составляют настоящее ядро русского населения в Сибири. Нынешний сибиряк со всеми своими достоинствами и недостатками, о которых мы после поговорим, есть типичный продукт свободной колонизации, даже более того, такой колонизации, которая зачастую шла против желания правительства. Но именно, благодаря этим условиям, так называемые «сибиряки» отличались силой, энергией и способностью к работе; они добились известного благосостояния, они завоевали Сибирь для славянского народа; в то же время колонизация, веденная правительством, не смотря на все привилегии, во многих случаях была неудачна, а колонизация преступников справедливо признается за одно из самых тяжких бедствий для молодой и начинающей расцветать страны. В данном случае мы имеем новое блестящее подтверждение удачного замечания Hubbe-Schleiden'а, что «колонизацию нельзя делать по какой либо излюбленной системе, в желанном размере и в желанный срок». «Если, — как говорит автор, — британцы применили в своих колониях все три элемента экономической жизни, как культурные силы интеллигенции, так и природные силы капитала, а также труда, в размере, соответствующем их национальной силе», то русские в свои колонии фактически вложили лишь одну рабочую силу. Отсутствие верного понимания настоящих потребностей Сибири обыкновенно ощущалось в России, да, до известной степени, ощущается и поныне. Еще важнее, однако, всегда ощутимый в России недостаток в предприимчивых капиталистах. Сибирь, напротив, сама должна уступать алчным чужеземцам свои природные сокровища, предназначенные для производительных работ; расхищение этих сокровищ, совершаемое вышеописанным нерациональным и произвольным образом, сильно ослабило производительную силу страны и, вместе с тем, природные запасы, необходимые для образования капитала. Россия, как сказано, дала Сибири только одну рабочую силу, да и та окрепла лишь постепенно в течении столетий, по мере того, как русские сами становились оседлыми и переносили свои родные общинные и трудовые начала в новую страну.

В сущности Сибирь представляет не только остаточный, но даже громаднейший простор как для солидного работника, так и для смелого искателя счастья.

Нас никоим образом нельзя обвинять в преувеличении, когда мы рисуем Сибирь вообще страной богатой и прекрасной. Сибирь обнимает пространство в 12,947,874 кв. килом. И заключает в себе, простираясь от 60° до 190° в.д. и от 45° до 77° с.ш., величайшие природные контрасты: тундры, необитаемые северные ледяные пустыни, черноземные полосы плодородных пашен и, наконец, бесконечные травяные моря южный степей. Только та часть Сибири, которая лежит в области полярного холода, под 70° с. шир, некоторым образом враждебно встречает человека. Но и здесь, в области тундр, кочевник во время короткого лета ведет веселую и довольную жизнь, которую он не променял бы ни на какую другую (Само русское население Туруханска, под влиянием слухов об уничтожении города Туруханска и переселения жителей на юг, выражало свое предпочтение переселяться скорее еще дальше на север, к устью Енисея, чем, например, в плодородный Минусинский округ); туда являются также звероловы и торговцы, так называемые «промышленники», и основывают там свои фактории. Средняя и южная Сибирь пользуется если и строго континентальным, то все же для европейца несомненно здоровым климатом. Это доказывается уже тем, что сибирские жители, собравшиеся с самых различных местностей Европейской России, акклиматизируются необыкновенно быстро. Особенно благоприятны природные условия в некоторых цветущих местностях у подножия Алтая, оазисы чуйской и илийской долин, Забайкальская область, Уссурийская область и т.д. Сибирские степи носят совсем иной характер, чем среднеазиатские или киргизские. Степи Барабинская, Ишимская и Кулундинская представляют равнины, покрытые роскошной растительностью и усеянные многочисленными березовыми рощами. Академик Миддендорф говорит с восторгом и плодородности их. Эти степи заключают значительные резервуары воды, как, например, озеро Чаны, занимающее площадь в 3,104 кв. кил., и вдобавок окруженное множеством других озер 2-й величины. Окрестности озер отличаются необычайным обилием дичи. На юге мало помалу встречаются соляные озера. Степь может стать пригодной для земледелия, только при необычайно развитой культуре, но тогда производительность ее достигнет удивительных размеров, как это доказали янки. При ничтожной же обработке, степь становится годной прежде всего и преимущественно для скотоводства. Поэтому сибиряк занимается скотоводством, которое хотя ведется отнюдь не рациональным путем, однако, не может быть названо незначительным. В одной западной половине Сибири считается 11,249,900 штук скота, в числе коих 2,703,300 лошадей, 93,500 северных оленей, 170,500 верблюдов, 1,606,000 штук рогатого скота и 5,679,300 овец. На киргизские степи приходятся все верблюды, 1,300,000 лошадей, 700,000 штук рогатого скота и 4,200,000 овец; остальное уже выпадает на долю земледельческой полосы. Если мы к этому прибавим хотя бы половину этого количества на счет скотоводства в Восточной Сибири (по другим авторам ровно столько же), то получим картину необычайно богатого скотоводства в Сибири.

Удобный для заселения земель, по данным министерства государственных имуществ, в Западной Сибири 705,196 кв. кил., или 32,4% всего количества земли; в Восточной Сибири 1,720,420 кв. кил. При всей относительной недостоверности этих цифр, они, все-таки кажутся достаточно грандиозными. По сведениям казенной палаты, между крестьянскими наделами на 1878 г. в Тобольской губернии неудобных земель было 6,304,413 кв. килом., а в томской губернии вдвое больше. Земледелие распространяется до 57,5° сев. шир. Пространство удобных для хлебопашества земель громадно. В одной Западной Сибири подлежат обработке как полагают, по меньшей мере 4,085,993 кв. килом.

По официальным данным за 1879 год считалось гектолитрами:

Хлеб представляет главный продукт для сибирского вывоза.

Лесная область Сибири, не смотря на опустошительные местные пожары, все же громадна. Лесная область Западной Сибири в 11 округах Томской и Тобольской губернии, считается в 61,152,000 кв. килом., не считая Семипалатинской и Акмолинской областей, обладающих также около 1,906,930 кв. килом. леса. Леса Восточной Сибири и Амурской области превосходят это пространство больше чем вдвое. Сибирские леса искони доставляли охотничьих зверей и пушной товар высокой ценности; убитые соболи считаются десятками тысяч (1850 – 43,600 шт.), также и горностай (1860 – 56,000 шт.); белок же приходится считать миллионами. Кроме того, в новейшее время из Сибири вывозятся птичьи чучела, даже за границу. В течении двух столетий в Сибири было найдено около 22,000 мамонтов.

Рыбы в многочисленных сибирских реках ловится миллионы килограммов, только этот продукт не находит сбыта, так как солить и сохранять ее там не умеют.

Наконец Сибирь располагает, как известно, громадными минеральными сокровищами, которые имеются на Урале, в южных степях, в Алтае, в Нерчинском округе, на Амуре и других местах. В Сибири добывается золото, серебро, железо, свинец и медь; есть там объемистые и еще не тронутые пласты каменного угля (пласты каменного угля в Кузнецке занимают площадь около 42,600 квадратных километров); добывается графит, чудная яшма, порфир, мрамор и т.д.

Громадное природной преимущество Сибири заключается в необыкновенно удобных водяных путях сообщения. Сибирь располагает 4-мя первоклассными речными системами. Три из них направляют свой путь с юга на север и могут снабжать бесплодный север богатыми произведениями юга; четвертая богатая река Амур, ведет к Востоку и связывает Сибирь с Великим океаном. Эти громадные реки составляют со своими широко разветвляющимися притоками сеть, делающую возможным водяное сообщение между западом и востоком. В целом протяжение этих четырех речных бассейнов, заключающее около 10 миллионов квадратных кил., т.е. более 0,6 Азиаткой России, доказывает нам, что, при благоприятных обстоятельствах, водяное сообщение было бы возможно для большей части Сибири. Ничтожная возвышенность волоков давно уже вызывала мысль о соединении незначительных промежутков между речными системами посредством каналов или железных дорог. Соединение между камско-волской и обской системой уже осуществлено постройкой тюменской железной дороги. Соединение Оби и Енисея посредством канала (Обь – Кеть – Озерная – Ломоватая – Язевая – озеро Большое – канал – Большой Кас – малый Кас – Енисей, итого 820 верст) будет приведено в исполнение вскоре, может быть, в 1886 году. Моря, наконец, оказываются вовсе не так непроходимы, как прежде предполагали. Во всяком случае, Сибирь располагает в своей Приморской области целым ряом надежных и открытых в течении многих месяцев гаваней (Именно порты: Владивосток, Ольга, Владимир, Баракута, Кастрибухта, Пасьет; последний не замерзает никогда или лишь на очень короткое время). Значение этих гаваней увеличивается тем, что они открывают Сибири доступ к «Средицемному морю будущего» — Великому океану. Благодаря доступу к этому океану, благодаря непосредственному соседству с богатыми и многообещающими в будущем странами азиатского востока, Китаем, Кореей и Японией, положение Сибири является особенно знаменательным, и сама Сибирь должна быть страной будущего. Обладание Сибирью для России, в виду предстоящих событий на востоке, имеет великое политическое и торговое значение.

Хотя открытый северо-восточный проход поездкой Норденшёльда на Веге в 1878 году, при настоящих обстоятельствах, может считаться малопригодным для правильного сообщения между Западной Сибирью и Европой, но мы убеждены, что было бы возможно установить это сообщение с помощью более точного изучения в физическом отношении входящих в расчет морей и берегов, устройства наблюдательных станций и улучшенного кораблестроения. Между тем, речные системы и легко проходимые уральские проходы представляют достаточно возможности соединить Сибирь с Европой через посредство Печерской области (Мы говорим о Сибиряковской дороге через северный Урал, через посредство которой осуществляется соединение между системами Оби (со стороны Сибири) и Печоры (со стороны Европы))

Эти самой природой намеченные пути сообщения в совокупности с естественными богатствами: годной к земледелию почвы, леса, каменного угля и руд, представляют человеку прекраснейшую возможность в этой суровой, но вместе с тем и благословенной стране развернуть полную культурную жизнь.

Но как ничтожно кажется в сравнении с необыкновенной мощью, производительностью и щедростью природы само сибирское население!

И, все-таки, население это, не смотря на свою малочисленность сумело нанести колоссу достаточно тяжелых ран.

Русские, не смотря на 300-летнее владение Сибирью, не доставили ей более 4,800,000 населения; в противоположность им, инородцы, не смотря на 300-летнее истребление их, представляют еще население 4,515,736 д.

Не безнаказанно, однако, русские приблизились к сибирской природе, не безнаказанно вторглись они к коренным владетелям сибирских богатств. Сибирь и ее туземцы положили своеобразный отпечаток на славян, завладевших востоком. Нынешний сибиряк представляет особый, несомненно уклоняющийся от славянского тип, главные особенности которого бросаются тотчас в глаза едущему в Сибирь и, по мере приближения к востоку, становятся все характернее. «Чувствительную разницу замечаете вы», — пишет известный знаток славянских племен, путешественник Ровинский, — «когда из середины России перенесетесь через Уральский хребет и очутитесь где-нибудь на равнинах Иртыша и Оби или на холмистых берегах Томи: другой говор, другой обычай, иной характер во всем, которого вы сразу не определите, но, тем не менее, чувтсвуете. Затем едете до Красноярска и далее по Енисейской губернии – и новых особенностей уже не встречаете, и, только вступив в Иркутскую губернию и еще более приближаясь к г. Иркутску, встречаете новый тип. Преобладание черных волос перед русыми, черные или карие с томным выражением глаза, значительно выдающиеся скулы, широкий нос – все эти признаки очень ясно указывают на примесь монгольской расы»

Эти черты монгольского характера в славянском типе выражается тем яснее, чем незначительнее является число славянского населения сравнительно с инородцами. Славяне при расселении своем по Сибири обыкновенно держались самых доступных областей. Население гуще вблизи от метрополии, а деле следует лишь по течениям рек. Непосредственно по ту сторону Урала и вплоть до впадающей в Енисей Верхней Тунгуски распространяется русское население непрерывным широким потоком. Эта компактная масса занимает пространство между Верхотурьем и Троицком, Тобольском и Петропавловском. Между Тарой и Омском поток этот как бы суживается; он снова немного расширяется между Томском и Бией; в енисейской же губернии уже резко прерывается у границ рек, впадающих в Енисей около Нижнеудинска. Эта область представляет собой пустыню. Только вдоль больших рек тянется отсюда узкими полосками русское население.

Вообще на севере, юге и востоке инородцы превосходят русских; на юге Западной Сибири находятся наконец громадная инородческая область Туркестан, откуда сибирское инородческое население, при распространяющихся завоеваниях русских, все-таки, получает новое подкрепление.

Влияние инородцев тем резче обнаруживается в сибиряках что сам русский там, где он не входит ни в какое прямое смешивание с инородцем, необыкновенно легко приспособляется к обычаям и к общему характеру инородцев, к их говору, их мифологическим понятиям, и т.д. Русский является превосходным колонизатором, так как он легко умеет применяться к измененным природным и культурным обстоятельствам, и в то же время дурным, так как он также легко утрачивает свои особенности родовые, национальные и приобретенные культурой.

Подобно тому как англичанин в Североамериканских Соединенных Штатах преобразился в янки, славянин в Сибири, с одной стороны, под влиянием измененных природных условий, а вместе и измененного образа жизни, с другой – под влиянием смешивания с инородцами и упомянутой способности к приспособлению к монгольскому характеру, подвергся замечательному превращению в «сибиряка».

«Сибиряк» отличается рядом как хороших, так и дурных свойств. Он представляет собой типическое создание сибирской колониальной истории. Более всего характеризует его мужественная энергия, также как и физическая и духовная свежесть. Благодаря смешению с инородцами и борьбе с девственной природой Сибири, славянин цивилизатор, сам вернулся к природе. Он приобрел предприимчивость, решительность, находчивость; он выработал «способности Робинзона», как метко заметил Ядринцев. Он человек самопомощи и именно от этого, не смотря на его явное добродушие и хлебосольство, непременно индивидуалистичен и практичен. Даже более, в продолжении трех столетий систематично практикуемое хищническое хозяйство, так как только таким можно назвать колониальное хозяйство славян в Сибири, вызвало в сильной степени в «сибиряке» стремление к наживе и превратило его в беспощадного эксплуататора; с другой стороны, деспотическая власть воевод и генерал-губернаторов, страшная подкупность чиновничества, недостаток гласности, а вместе с тем и совершенная бесправность сибиряка перед административным произволом, наложили на него отпечаток скрутности и лукавства.

Было бы несправедливо отрицать у сибиряков присутствие каких либо высших и лучших чувств, как делали некоторые пессимистические сибирские патриоты (именно известный историк Щапов). Вышеприведенные черты характера скорее имеют внешний характер, вызваны и обусловлены печальной судьбой Сибири. О том, что сибиряк при лучших обстоятельствах будет в состоянии отделаться, по крайней мере, от крайних проявлений их, или совершенно подавит эти свойства, ясно говорят как упомянутая свежесть и энергия сибиряка, так и несомненное культурное движение, которое проявила Сибирь в последнее десятилетеие.

В Сибири распространенно убеждение в крайней необходимости расширения европейского образования. Пока еще учебная часть ее очень неудовлетворительна, почему еще больше заслуживают уважения стремление интеллигентных сибиряков способствовать расширению народного образования основанием новых школ, стипендиями, обществами для содействия нуждающимся учащимся, публичными библиотеками и т.д. Блестящим образом заявила себя известная готовность к пожертвованиям сибиряков, при основании открывающегося нынешней осенью университета в Томске: купец Цибульский дал на университет 140,000 руб., Сибиряков 150,000., гор. Томск 30,000 р. и т. д. Купец Пономарев завещал гор. Иркутску капитал, как говорят в 800,000 р. на основание высшей технической школы. Кроме того, мы замечаем, что эти стремления сибиряков находят благоприятную почву. Посещение школы вообще отрадное; число студентов-сибиряков теперь уже значительно, не смотря на то, что молодым людям приходится иногда проехать несколько тысяч километров, чтобы из своей родины попасть в какой-нибудь университетский город Европейской России. С открытием Сибирского университета, число сибиряков достигающих высшего образования, разумеется, возрастет. Не надо также забывать, что Сибирь уже и теперь доставила ряд выдающихся ученых (Между многими известными именами мы выделяем следующих: известный химик Менделееев, этнограф Ядринцев, исследователи и путешественники Потанин и Поляков, историки Щапов и Вагин и т.д.)

Но не только одно народное образование одушевляет сибиряка. Его практический ум ведет его прежде всего к практической жизни: вспомним имя Сибирякова, который неотступно работает по открытию северо-восточного пути в Сибирь, а ныне предпринял устройствоправильного пароходства по Ангаре. С восстановлением Обь-Енисейского канала связывается имя жертвователя Фунтосова. Вспомним, наконец, действительно достойную удивления борьбу, которую ведут сибирские писатели, не смотря на все опасности цензуры, в местной прессе и в ценном их петербургском органе «Восточном обозрении», чтобы освободить Сибирь от старых, ржавых оков, три столетия тяготеющих над этой страной, чтобы добиться для Сибири, по крайней мере, тех льгот, которыми пользуется европейская Россия: земство, гласный суд присяжный, относительная свобода печати, отмена уголовной ссылки.

Такой прогресс сибиряков, со временем, вызовет также большие преобразования в стране и в экономическом отношении. Хозяйственная жизнь Сибири, положим, достаточно поколеблена! Многократно уже доказывалось, что вывоз сырых продуктов из Сибири представляет явление весьма вредное и готовящее самые гибельные последствия преуспевания страны.

Доход от пушнины, как известно, уменьшается с каждым годом. Еще в 1850 г. привозилось на Ирбитскую ярмарку до 108,000 шт. горностаев и до 43,000 соболей, в 1860 г. только 56,000 горностаев и 16,200 соболей. В 1880 г. еще меньше: 24,000 горностаев и 5,150 соболей. Даже добыча золота, в особенности добываемого на правительственных россыпях, подверглась значительному уменьшению: например, на Алтайских горах добыча в два года сократилась на 300%, на частных приисках в 1846 г. добыто было золота более 22,441 килог. 970 гр., в 1850 же году уже только 14,712 килогр., 900 гр. Лесные пожары истребили также бесконечные богатства. Земледелие ведется здесь, как и в в каждой молодой стране, хищнически и в особенности ради интересов многочисленных винокуров. Сибирское скотоводство во всех отношениях нерационально. Сибирская промышленность не вышла из пределов некоторых незначительных начинаний.

По отношению к торговле, Сибирь стоит в полной зависимости от Европейской России; характеристично для показания производительной силы страны то, что количество сибирских продуктов, которые обмениваются на русские мануфактурные товары, по сравнению с последними, представляется весьма ничтожным. Прославленные естественные пути сообщения, как замечает Латкин, «непозволительно плохи». Почтовый тракт между Томском и Иркутском тщательно всеми избегается: проезжие предпочитают ехать в обход. Для торговли такое состояние дорог убийственно: пуд керосина, стоивший летом 1885 г. в Томске не более двух рублей, в Иркутске продавался за 5-6 рублей. О сибирском пароходстве также говорят много неблагоприятного.

Даже этих немногих данных достаточно, чтобы доказать необходимость переворота в хозяйственном отношении в Сибири. В скором наступлении такого переворота ручается нам практический ум сибиряка, подвижная жизнь, развивающаяся ныне в Сибири, и соединенные усилия сибиряков, русских и остальных европейцев открыть доступ в Сибирь морем, реками и сухим путем. Положим, интересы всех элементов, добивающихся доступа в Сибирь, никак нельзя считать солидарными, хотя цель их стремлений в общем одна и та же. Русский и европеец сходится в том, что в их глазах Сибирь является страной, могущей доставлять дешевой сырье и открыть сбыт для их мануфактурных товаров; расходятся же они, во-первых, в том, что интересы России не допускают, чтобы собственная колония ее была открыта для чужой промышленности, и, во-вторых, в том, что колония эта служит для воспринятия русской эмиграции, тогда как о подобном значении Сибири для иностранцев пока и речи быть не может; в-третьих, открые доступа в Сибирь имеет громаднейшее политическое значение для России.

Для Сибири вопрос, прежде всего, состоит не только в том, чтобы сбыть свое сырье по возможно высшей цене, в обмен на завезенные мануфактурные товары, но и воспользоваться в то же время энергией, вызванной открытием доступа в страну в деле поднятия общего жизненного уровня на родине. Задача сибиряка таким образом является не только гораздо шире, но и плодотворнее, чем задачи других заинтересованных сторон. Мы даже думаем, что эти другие заинтересованные стороны, метрополия и Европа, только тогда достигнет вполне своей цели, когда производительные силы страны пробудятся сильнее, чем от простого облегчения сношений и усилений вывоза. Конечно, и такая железная дорога, которая будет назначена только для вывоза, привлечем известные производительные силы в страну, если только выработка предметов вывоза окажется делом доходным. Нельзя также упустить из вида того, что открытие доступа в Сибирь в таком смысле, а следовательно возрастающая опасность окончательного разграбления природных богатств страны, должны до крайности обострить выяснившийся уже разлад между хищнической Сибирью прошлого, как продукта колонизационной истории, и способной к труду молодой Сибирью, как продуктом иже колонизационной работы. Решительная борьба между этими сторонами, которая, без сомнения рано или поздно должна прекратиться, в конце концов может иметь для Сибири только благоприятные последствия. Победа будет безусловно на стороне молодой Сибири, единственно способной создать будущее. Ясно также, что правительство некоторыми давно желанными уступками сибирскому обществу может ускорить исход борьбы. С этой точки зрения мы можем даже приветствовать попытки к усилению вывоза из Сибири, не смотря на то, что они на первый взгляд кажутся роковыми.

Однако даже в этом случае эти элементы оказались бы численно недостаточными для того, чтобы удовлетворить требованиям вечно голодной Европы. Сибирь нельзя в настоящее время считать страной годной для воспринятия европейской эмиграции; Европейская Россия дает своих переселенцев не в силу избытка населения, а в силу неудовлетворенности тех условий, в которых они находятся на родине. В конце концов производительные силы Сибири требуют прежде всего покоя и рационального направления и не будут в состоянии вынести напряжения, соответствующего потребностям всемирного рынка.

С открытием доступа в Сибирь сделано будет еще немногое. Между Сибирь и Североамериканскими Соединенными Штатами существует громадная разница, которую всегда упускают из вида, когда проводят излюбленные параллели между обоими странами. В Соединенных Штатах достаточно открытия доступа в какую либо область, чтобы привлечь туда охочий до работы капитал и труд. Железные дороги в Штатах являются пионерами колонизационной и культурной работы; они как бы волшебством создают в пустыне деятельное и многочисленное население.

В Сибири совсем наоборот; здесь пугаются при одной мысли, что предстоит провести тихоокеанскую железную дорогу. Подобная дорога представляется здесь смелой фантазией, которая даже и в таком безобидном виде вызывает жесточайшие нападки. Если бы даже и осуществилась подобная дорога по чьему либо велению, то она далеко не могла бы оказать на страну того громадного оживляющего влияния, какое оказывают подобные пути сообщения в странах свободных. Сибирь также мало сумела бы пользоваться этим путем, как и своими естественными путями сообщения; она не может, подобно Америке, начинать с железных дорог, когда она еще обходится почти без первобытных путей сообщения.

Сибирь, нуждается в лучших путях сообщения, прежде всего в устройстве своего великого водного пути в облегчении сношений с внешним миром. Но этот успех не будет полным, пока эта столь богатая и в тоже время столь бедная стране не будет освобождена от лежащего на ней гнета. Экономическое развитие немыслимо там, где все жизненные проявления скованы, где энергия народной силы придавлена. Мы отнюдь не хотим дать место каким-нибудь гипотезам относительно дальнейшей будущности Сибири, но мы вполне убеждены в том, что Сибирь, даже при относительно небольшой свободе, будет в состоянии выйти из той тьмы, в которой она находится, и доказать, что имеет право на значительную роль в мировом хозяйстве.

Опубликовано в 1886 году.