С. Братское. 17 мая 1878 года.
(Корреспонденция губ. статист. комитета).
В конце июля м. года, я объезжал селения третьего земского участка, нижнеудинского округа, расположенные вниз по реке Ангаре, после впадения в нее Оки. Не буду описывать те трудности, а главное опасности, которым я подвергался при проезде по порогам р. Ангары, а начну о том, о чем собственно мне хотелось сообщить. Когда мы плыли, то случайно мне пришлось разговориться с ямщиками, которые гребли лодку, что в одной из деревень, расположенных по р. Вихоревке, впадающей в Ангару, а именно Кобыляковой, есть старинные шаманские вещи. Впрочем, этого открытия я мог только добиться при особом расположении ко мне местного крестьянства и при том под некоторым влиянием доброй чарки водки, поданной мной после прохода порогов, хотя и не совсем благополучно.
Выше я сказал, что деревня Кобылякова расположена по р. Вихоревой, мне не по пути, то решив заехать туда в обратный путь, я сначала поехал дальше по Ангаре до с. Усть-Вихоревского, на 120 верст отстоящего от сел. Братского. Пробыв тут несколько часов и покончив свои дела, я отправился обратно домой, но уже не водой, а верхом, так как от туда до с. Братского, в летнее время, нет другого сообщения. В д. Кобылякову, около которой, по указаниям, должны были находиться упомянутые мной выше шаманские вещи, я приехал довольно поздно, уже начинало темнеть; но не смотря на это и на усталость верховой езды, способ путешествия к которому я не особенно привычен, я однако ж тот час же отправился к указанному мне месту, в виду того, чтобы кто-нибудь не перепрятал вещей, или не воспрепятствовал мне взять их, из боязни новой небесной кары, о которой сказу ниже (В самом деле, до какой степени суеверен наш простолюдин. В братской волости вовсе нет теперь шаманствующих язычников (бурят), все они, по занятии края русскими, постепенно были вытеснены от сюда и ушли вверх по Ангаре, Оке и Уде, оставив самое не большое число на месте предков нынешних совершенно осевших инородцев в волости. Между тем памятники шаманства в народе держатся и злой силе их верят, как видите, и христиане). Относительно первого, как оказалось, я напрасно сомневался, потому что когда я пришел к месту, то все шедшие за мной жители вздумали меня уговаривать, чтоб я не брал своими руками этих вещей, как зашаманенных (заколдованных) будто бы. Не смотря однако ж на все это, стараясь при том разъяснить и разуверить сопровождавших меня в шаманских обманах и глупых суевериях, я взял первоначально головной убор и надел его себе на голову, дабы показать публике, что от этого ни чего необыкновенного случиться со мной не может. Затем, снявши его с себя надел его на первого стоявшего возле меня молодого деревенского парня, он, видя что я его надевал и остался не вредим, также надел уже не боясь, а за ним и другие из находившейся здесь молодежи стали примерять убор на свои головы. Вскоре после того я приказал все вещи сложить в мешок и нести за мной на мою квартиру, куда спешил потому, что уже наступила вполне ночь, а главное потому, что был голоден, уставши и вообще хотелось скорее лечь спать после трудного и непривычного переезда. Не знаю доволен ли был мой хозяин, что я принес в его дом, по местному выражению, зашаманенные вещи, но, тем не менее, я из положил по ближе около себя, как бы драгоценность, тем более, что заметил некоторое неудовольствие в жителях. Последнее подозрение мое оправдалось. Утром, следующего дня, приходит ко мне один крестьянин и заявляет, что общественники остаются им весьма не довольны и при этом успели внушить ему, что мне то, как взявшему и имеющему увезти шаманские вещи, ничего не будет, а ему за то что он указал мне их место, следовательно выдал, шаманы отомстят; однако ж я успел разуверить его и дал ему честное слово, что всю ответственность за могущие быть неприятные для него последствия, я принимаю на себя, и чтоб он не беспокоился и не чему не верил. Затем, поспешив напиться чаю, и тот час же отправился дальше в путь, взяв с собой и мешок с заколдованным шаманским кладом. Заезжал также в выселок Алексеевский, отстоящий от д. Кобыляковой на 6 верст, где, как мне говорили, будто есть шаманский бубен, но по всем розыскам его не оказалось. Не знаю куда он девался, если на самом деле был, или же кто его взял, но я полагаю, что жители боялись его выдать. Но, вместо бубна, Алексеевские жители при разговоре показали мне несколько кусков, горного метала, называя его серебром. Это меня заинтересовало. После сделанного расспроса о том: где они находят и после указания, я отправился по указаниям и действительно нашел, по берегу р. Вихоревки, точно такого же свойства и вида несколько кусков, которые и взял с собой; но химическом, впоследствии анализе, через управление николаевского железоделательного завода, в иркутской лаборатории, оказалось, что железный колчедан. Жалею однако ж, что мне не было времени оставаться тут дольше, для дальнейших расследований, да и, надо сознаться: я плохой знаток по этой части, да к тому же мошка начала сильно донимать, не смотря на то, что я был защищен сеткой, а потому, оставив всякую дальнейшую попытку к розыскам, поехал домой.
Не лишним считаю присовокупить, что место, где взяты мною шаманские вещи, отстоят от д. Кобыляковой в 1-2 верстах. Они, по словам жителей, лежали в дупле одного большого, росшего дерева, которое вероятно служило когда-то священным сборищем, или местом священнодействия шаманов; надо полагать, что дерево это постепенно от палов подгорало и вследствие этого, когда совсем сгорело, то разумеется и оголились находившиеся в его дупле вещи. Местные жители говорили мне, что их первоначально отыскал какой-то поселенец, которому жить было не чем, то он и обратил их в доходную для себя статью и через это пропитывался, но когда, по странному стечению обстоятельств, в той местности случился не урожай, то несчастье это приписали шаманским вещам тронутым с места и принудили поселенца положить их обратно на свое место. Затем, года два, или три тому назад, когда были в той деревне чины съемочного отделения главного управления Восточной Сибири, которых они обыкновенно называют землемерами, им будто бы кто-то из жителей показывал их, не смея впрочем сам дотронуться до них, но гг. съемщики не обратили на эти вещи никого внимания и, таким образом, они лежали до моего приезда.
Взятые мною вещи, посылаемые губернскому статист. комитету (на имя секретаря комитета) следующие: из железа 1) головной убор, род венца с изображением рогов; 2) изображение человека в рамке; 3) тоже без рамки; 4) изображение человеческого скелета; 5) изображение лица человека на медной пластине; 6) 7) и 8) изображения человека; 9) и 10) тоже, но только у этих изображений по одной ноге; 11) изображение корня; 12) изображение верблюда с переметными сумками и 15) тоже, но без всего.
Д. Рябцев.
Опубликовано 2 июня 1878 года.