Этнографические исследования в Забайкальской области П.А. Ровинского. Часть 2.

Этнографические исследования в Забайкальской области действительного члена отдела П.А. Ровинского. Часть 2.

В это время была уже образована Тарбагатайская волость, а вскоре затем видно, что была и Мухоршибирская. Архивы этих двух волостей я не успел перебрать. Но есть указания, что и в этих волостях вскоре поселяются семейские. Все это дает нам понятие о том, что они пришли большой массой и с самого же начала брали вверх над старожилами численностью. В то время, как семейских считалось 566 душ платящих подать, православных было 672 души.

В 1804 году в Бичуре семейских было уже 186 душ (должно быть одних мужиков), а старожилов 11. Первые представляли население сплоченное гонением, привыкшие к самозащищению, знакомое с лучшими способами обработки земли, с запасом лучших орудий, имело многочисленные семьи, например, у Кирилла Карабенкова в Окино-Ключах было 23 души, а были и больше. Тогда как старожилы были ясачные, недавно отрешившиеся от кочевой жизни, военно-посельщики, ссыльные и бобыли, большей частью люди бессемейные. И нынче мы видим, что разного рода посельщики бросают дома и бродяжат; едва ли одна треть их живет дома и занимается чем-нибудь на месте; тоже самое было и тогда.

В Бичурском архиве начиная с 1810 г., постоянно попадаются указы о сыске и приведении на место водворения посельщиков; один напр., Соколов бежал с целой партией. Для характеристики этого рода заселения приведу один документ от 1801 г. из Урлуцкого архива. Это приказ Верхнеудинского земского Комиссара 9-го класса Измайлова:

«Во всех селениях оного (Урлуцкого) волостного правления, усматриваю я», пишет Комиссар, «что присылаемые на пропитание ссыльные вместо того, чтобы они снискивали оное посильным своим трудом работой по возможности у поселян, шатаются постыдно по миру из одного селения в другое и делаются совершенно бродячими; через что иногда по испорченности нравов могут происходить дурные последствия. В предупреждение чего и чтоб собственно было благому намерению главного начальства о сих, на пропитание посылаемых, нахожу нужным: 1) чтобы волостное правление всех тех поселенцев распределило по селениям, отдав каждого из них избыточному крестьянину с тем, ч тем, чтоб у него по силам своим работал и снискивал пропитание и одежду трудами, а не постыдным образом шатаясь по миру, что строго законом воспрещается; как то: присмотром за скотом, пастьбою бараньих стад, скота и телят; 2) и по таковой раздаче хозяин должен наряжать его на такую работу, какая по силам его соответствует, здоровых на крестьянские работы, а старых на пастьбу и присмотр за скотом; будеже окажутся ленными и не хотящими работать, таковых сельским выборным, не смотря на их притворство, наказывать розгами 3) совершенно престарелых и увечных всякое селение должно пропитывать; 4) прислать ко мне список, кто кому отдан и увечных; 5) отпускать не далее 80 верст или по особенной надобности в город по билету».

Я привел этот документ чтоб показать что за элементы входили в прежнее население и как мало это дело подвинулось до ныне.

У народа остались рассказы про майора Налабардина, как он при начале заселения Урлука приучал жителей к труду и к лучшей обработке земли. У него назначены были надзиратели, которых обязанность была наблюдать, чтоб все выходили на работу. Выехавши на пашню, каждый должен был поставить балаган; затем, идя с сохой, должен был при себе иметь топор и железную лопату: как нашел на пенек, подруби, выкопай и вынеси; если у него не было этих принадлежностей, бил нещадно. Сам то и дело выезжал и наблюдал. Даже на прощенный день, любил, чтоб работали. Бывало, кто поедет по дрова, по сено или что-нибудь работает, а иной вздумает погулять. Он в чистый понедельник соберет и расспрашивает, кто как провел день. Кто работал – отделит в сторону и похвалит; а кто гулял драть. Да уж и драл же, говорят, — приьавил старик, — небось малым меньше, чем когда-то бывший исправник Б…в, и только обид уж никаких не было; не то что этот…

Не смотря на жестокость, об этом майоре народ вспоминает с благодарностью. Поучительный урок тем, кто упрекает наш народ в неблагодарности, и свидетельство, как он терпелив и снисходителен, если кроме жестокости, не видит по крайней мере несправедливости.

Даже семейским доставалось от майора, хоть конечно меньше, потому что у них была уже родовая, так сказать, привычка и уменье трудится.

В то время, как Урлук уже наслаждался плодами трудов своих, джидинские семейские стали селиться на Бичуре. Не страшил их ни какой труд и борьба с природой, не встретили они сопротивления в русских посельщиках, сидевших в какой-то трущобе, в самом тесном месте Бучурской долины, среди болот, почему и названа эта часть Грязнухой. Не то ожидало их со стороны бурят-казаков. Едва семейские пришли на место поселенья, которое вперед обследовали их ходки, как буряты кинулись на них вооруженные нагайками и чем попало, и старались потоптать их конями. Русские гусситы вооружились стягами, затаражились телегами, и дали им такой отпор, что они удалились. Но после еще были схватки и прекратились только вмешательством власти. Это было между 1798 и 1801 г., потому что в одном документе 1798 года видно, что еще не было на Бичуре семейских, в 1801 году видно, что они уже там. У окинских семейских была такая же борьба.

Борьба эта продолжалась не малое время, хоть и в другом роде. Бурята крепко жались в средней части Бичуры и жали русских вверх и в тоже время не допуская их к Хилку. Таким образом у русских отняты были луга. Буряты нарочно разбирали свои юрты на покосных местах, травили сено и даже хлеб. В 1810 году местная власть принялась за дело очень крепко: бурятам велено откочевать на их собственные урочища и потом уже столкновения становятся реже. Взаимные жалобы впрочем не прекращаются: алентуйские крестьяне жалуются, что один зайсан завладел их угодьями, а Хоринские буряты заявляют, что крестьяне самовольно селятся в их землях.

Не легко однако уступила им свои права и природа. То побило молодые всходы весной; то хватила засуха, то налетела саранча и у один Бичурян съела 550 десятин разного хлеба; то погода мешала убрать хлеб, часть, именно 41 десят., стола на корню, а тут навалился снег. К этому присоединилось междоусобие: одни настаивали отворить ворота поскотины и пустить скота, а целая треть противилась, надеясь еще как-нибудь выбрать хлеб. Дело доходило до драк, а вражда поселилась на долгое время. Это событие старины вспоминают с большим прискорбием.

А тут и еще горе: умер священник; нового добывать нужно из России, а для того нужно собрать значительную сумму денег, нужно рисковать, и все это продлится много лет; следовательно на все то время браки не должны совершаться, дети будут не крещены, не будет ни исповеди, ни причастия и приведется жить без благодати, как они сами выражаются.

Кто знает, какое значение всему этому придает русский народ, а еще больше староверы, которые преданы обрядности до фанатизма, — тот согласится, что тогда было для семейских истинное бедствие. Впоследствии мы воротимся к этому; а теперь будем продолжать историю роста этого сильного населения, и с тем вместе постепенного возрастания благосостояния их собственного и целого края.

Бурят уняли, природа также стала мягче, саранчи вот уже 30 лет не слыхать, да и засуха как-то не так берет и не так часто повторяется, а главное у народа постоянно имеется запас хлеба на год. Овощами обеспечены всегда, потому что все огороды, весьма обширные, у них находятся под поливой; а труда им не жаль, не жалеют иногда и здоровья.

С благосостоянием развилось и довольство в жизни, здоровье, крепость, физическая и нравственная.

Начнем с внешнего расчета, с увеличением народонаселения. Здесь мы можем привести данные почти за 70 лет.

Для сравнения мы приведем данные и относительно других селений не семейских

1804 г.

Во всех обществах, составивших впоследствии Куналейскую волость 1320 душ. В том числе женский пол кажется не считается

1808 г.

Такое быстрое увеличение населения в Бичуре и Елани объясняется тем, что с 1804 года стало записываться в эти новые села люди из разных мест и сословий: из мещан, помещичьих и архиерейских крестьян и ссыльных.

К сожаленью, мы не имеем показаний, сколько вновь приписалось и сколько прибыло вследствие нарождения. Некоторое понятие об этом могут дать данные для Тарбагатайской волости.

Там в 1805 году на 776 душ государственных крестьян считалось 1687 посельщиков и между прочим отмечены следующие вновь приписанные: дворовый отпущенник 1, экономический 1; дворовых селенья Хадолатайского наследников Коллежской Советницы Озеровой 37 душ; города Нерчинска умершего Обер-аудитора Сибирякова 19 душ; Обер-бергмейстера Черницына 2 души.

Интересно то, что и в Сибири были попытки завести крепостных, но дело не пошло, оборвавшись при самом начале.

На следующий 1809 год показано, сверх числа ревизских душ обоего пола, число рабочих рук и лошадей; поэтому мы их даже приведем

Следовательно на каждого рабочего приходилось 6 душ обоего пола: в Бичуре 4-5; в Окино-Ключах 4-2; Куналее 3-4; Елане 3-5.

Здесь мы видим довольно резкую разницу между семейскими и православными: у первых нерабочих рук в полтора раза больше, чем у вторых. Это объясняется тем, что у семейских преобладает женский пол перед мужским, а женские рабочие руки здесь не считаются; а меньший перевес женского пола у православных происходит от того, что в православные селения приписывалось больше разного рода поселенцев, чем к семейским. Впоследствии мы покажем еще яснее, как семейские старались устранить от себя поселенцев, чтоб сохранить свой род без примеси чужих элементов, и этим объясняется почему семейские чище других сохранили свой первобытный тип.

За то, если попадали к ним новые поселенцы, то эти последние скоро исчезали между ними. В 1810 году к ним приписались Сергей Морозов и крещенный татарин Михайло Иванов: они обратились в семейских; от 1820 года сохранился именной список 10 поселенцев, и некоторые между ними были с семьями, все эти фамилии теперь семейские.

Из ясачных селили в Куналее и в Елани, но никогда почти в Бичуре или Окино-Ключах.

Число лошадей приходящееся на рабочего человека, указывает на распределение угодий. И теперь Куналей и Бичура имеют меньше лугов, чем Елань и Окино-Ключи; в тех самых условиях относились они и тогда. Именно: в Бичуре на каждого работника приходилось 2,3 лошади, в Окино-Ключах 3,3, в Куналее едва 2, в Елане немного больше 2,4.

За тот же год есть список всех населенных мест на почтовом тракте, с показанием числа домов и душ, подлежащих дорожной повинности. Я его предлагаю в конце: любопятно будет сравнить его с нынешним.

Перебравши весь бичурский архив, мне хотелось бы пособрать хоть кое какие черты, по которым можно бы составить хоть слабый очерк истории тамошнего населения; но к сожалению ни чего не нашлось.

Кроме числовых данных относительно народонаселения, решительно ничего нет, да и эти данные сплошь да рядом не полны и противоречивы. Вот хотя бы 1810 г.; сведения о народонаселении не полны, а остальное только указы о запрещении купаться при мельничных прудах близ вишняков, об осторожном обращении с огнем, чтоб непременно хоть раз в год чистились трубы, чтоб осторожно обращались с огнестрельным оружием, о сыске бежавших с места водворения посельщиков и разных беглых с заводов, о сыске краденных вещей и скота; тут же рапорт окино-ключевского выборного, что «по приказу Верхнеудинского исправника Янковского для дома Его Превосходительства Генерал Губернатора Трескина купил 10 кур по 30 коп., 7 кругов молока мороженного по 20 коп., и с нарочным крестьянином в Кяхту отправил, а более молока и сметаны даже и в подобных селениях сыскать не мог;» велено написать имена духоборцев в Урлукском селении и из каких мест они прибыли и т.п.

Из этого сухого материала вы можете только видеть, что нередко были случаи утопления в мельничных прудах, были частые пожары, случалось, что от неосторожного обращения с огнестрельным оружием бывали несчастья, разбегались посельщики из селений и каторжные с заводов, что были духоборцы; что в краю, где весьма важную роль играет скотоводство, не могли найти 7 кругов молока ни за какую цену даже для Генерал Губернатора. В этом же разрешалась борьба русских поселенцев с бурятами и 10 октября волею Божьей засыпало разного рода хлеба 41 десятину и крестьян третья часть чинят упорство на те поля пускать скота и отворять поскотинные ворота, о чем я упоминал уже выше. Разбежавшиеся по краю посельщики и каторжные стали делать разбои; образовалась шайка в 8 человек. И в тоже время велено внушать крестьянам, чтоб они собирали козий пух. Или в позднейшее время: «земский суд через подрядчика приготовил образцовые розги, из коих одну для приготовления по ней таковых же к употреблению при наказаниях при сем препровождает, предписывает волостному правлению прислать причитающиеся за посылаемую розгу деньги 5 копеек серебром.»

К этому можно присоединить справочные цены, которые может быть неточны, но конечно не без интересно сравнить более старые с новыми; но и тех за старые годы нет; есть только за 1809 г.: — ярица 90 коп. пуд, пшеница 1 руб., овес 90 коп., копна сена 90 коп., воз сена 1 руб.

Все подобного рода сведения дают только намеки и самые темные указания народной жизни; поэтому мы оставляем их и ограничимся одним нынешним прогрессом, выразившимся в численном наращении населения.

Переходим в 1820 году

Всех душ обоего пола мы не показываем, потому что там спутано.

1825 г.

Для Бичуры имеем следующее: старообрядцев 381 ревизск. Душа в 150 домах; старожилов 34, различных посельщиков 57; всех 614 м. 584 ж. старообрядцев: мужского 530, женск. 539; родилось муж. 25, жен. 20; умерло муж. 15, женского 23; Между умершими старообрядцев: 1 женщ. 55 лет, между 6 и 14 годами 5, остальные 17 моложе 5 лет. Самые старые были 1 мужчина 81 год., 1 тоже мужч. 77, 6-ть мужч. От 72-75, 3 жен. 70 лет.

В Окино-Ключах: ревизских душ старообрядцев 144, остальных 28; всего муж. 205, ж. 187, в 54-х домах.

В Куналее: 410 и 450 по 126 домам. В Елани 236 – 215 в 77 домах.

Не полнота, а иногда, кажется, ошибки в цифрах не позволяют нам делать точные выводы; одно только несомненно, что у семейских население увеличивалось естественным путем посредством нарождения, тогда как к православным приписывалось много новых поселенцев и ссыльных, а если последние попадались между семейскими, то совершенно с ними сливались.

Что между православными были поселенцы бессемейные, которые не только не оставляли после себя поколения, но еще и сами разбегались или перекочевывали в другие места, видно из преобладания мужского пола над женским и из того, что оно иногда не прогрессирует, или, если принять, что эти данные не совсем верны, то прогрессирует весьма мало. Так православных в Бичуре в 1825 году было 84 души мужского и 45 женского; через 5 лет 104 и 50, а еще через 5 лет 41 и 35, а всего с поселенцами 97. Последняя цифра впрочем сомнительна.

Кстати о поселенцах.

В 1835 году в Куналейской волости на лицо оставалось: 283 м. и 36 ж.; да неспособных 87 – 8.

С 1823 по 36 г. прибыл 261 челов. Между прочим вот как распределяют это число по годам: в 1823 г. приб. 7; в 24 – 1; в 25 – 2; в 26 – 76; в 27 – 7; в 28 – 8; в 29 – 4; в 30 – 5; в 31 – 29; в 32 – 2; в 33 – 109; в 34 – 10; в 35 – 1.

В числе 76 от 26 года и 109 ч. 33-го года больше всего татарских имен.

Отсюда приступим прямо к новейшему времени и берем 1860 год.

Сравнив эти данные с первыми более точными за 1808 г., увидим, что в 52 года население этих мест увеличилось в следующей пропорции: в Бичуре в 4,5; в Окино-Ключах в 3,4; в Куналее в 2,7; в Елане почти в 2.

Видимо, что Бичура прогрессировала более всех. В самой Бичуре остается решить, кто более прогрессировал: семейские или несемейские. Сравнив эти цифры с цифрами за 1830 год, следовательно за 30 лет, мы найдем, что население старообрядцев в этот период почти удвоилось, а у православных увеличилось едва в полтора раза.

Для такого короткого периода разница очень резкая.

На последнем десятилетии мы хотели было остановиться побольше, так как имеются уже постоянные сведения, доставляемые из волости в полицейское управление и в статистический комитет. Эти сведения у меня в руках; но они представляют такой непроницаемо мутный источник, что могут давать только приблизительное понятие о действительности, а служить научным материалом отнюдь не могут. Вот вам примеры: в 1861 г. показано в Куналее населения 627 м. и 620 ж., В Окино-Ключах 387 м. и 371 ж.; а через год 600 и 602 в Куналее, а в Окино-Ключах 376 и 397. В Куналее почему то убавилось и даже бы в бродячем населении, а то в крестьянах, именно с 540 и 572 упало на 516 и 541; хотя эпидемии не было и в 1861 г. родилось 24 м. и 22 ж., а умерло 29 м и 8 ж. В Окино-Ключах резко изменилось отношение полов.

В 1869 г. в Куналее население с 1247 д. обоего пола упадает на 987, и является такая же естественная пропорции в отношении полов: 535 м. и 399 ж., и это опять таки между государственными крестьянами.

Все это нелепо до очевидности; но объяснения не найдете никакого. Все эти так называемые статистические сведения, никуда не угодный материал. Конечно, если вы возьмете большой период лет за 50, то такие крупные факты, как рост населения вообще и преимущественно одной группы перед другой, конечно выступят сами собой, потому что они слишком крупные. Мы ими настолько и воспользовались. Для новейшего времени этого мало, тут хотелось бы определить особенные отметки различных групп, благосостояние края, выражающееся имуществом, количеством посевов и урожаев, развитием той или другой отрасли земледелия. Этого решительно не возможно узнать. Как можно верить этим сведениям, когда вы видите, что одна цифра однажды почему-то принятая, постоянно проставляется в таблицах целый десяток лет?

Чего ожидать, когда уже в числе душ большие неверности.

В Бичуре на 1869 год показано всех крестьян 2688, тогда как одних семейских более 3000,

Если б в Бичуре были все православные, то были бы метрические книги; но этого нет, и потому нам приходится отказаться от дальнейших выводов; остается только резюмировать те крупные факты, которые мы уже представили выше.

Вся область по Селенге и ее притокам в конце прошлого столетия представляла пустыню: только в низовьях ее, да в окрестностях Верхнеудинского округа население скучивалось в группах, которые можно было назвать селениями; остальное пространство было или совершенно пусто, или занято кочевниками, и только кое-где появлялись заимки и хутора. В это время приходят семейские в значительном числе: с их приходом тотчас Чикой становится тесен; в конце прошлого столетия, кроме показанных уже нами мест поселения по Хилку и окрестностям расселяются по Тарбагатайской и Мухоршибирской волостям. Мне от статожилов известно, что в тоже время основано селение Николаевское, и немного позже Харауз под Петровским заводом. Такого быстрого заселения такого огромного пространства и обращения его из пустыни в пашни и луга мы не находим никогда в Забайкалье, да, кажется, не найдем и в целой Восточной Сибири. Быстрый рост этого населения совершался естественным путем нарождения. Семейские не охотно принимали к себе чужих, особенно в начале, занимали места большими массами или совершенно порожние и занятые горстью слабого населения ясачных и поселенцев: поэтому они с первого раза являлись господствующим элементом, хотя и не были старожилами. Дух крепко сплоченной общины и умение дали им ту силу, с которой они продолжают жить и продолжают заселение и обработку новых земель до настоящего времени.

Уверенный в совей правоте, в своей силе и превосходстве, семейский везде являлся смелым, энергичным и господствующим: селится ли он на Ингоде между православными русскими и малороссиянами, он их давит; забился ли в глушь между Ингодой и Чикоем, где глушит их природа и теснят буряты, живущие в огромном большинстве и поддерживаемые своими начальниками, он выносит много обид, но все-таки в конце концов одерживает верх. Из Бичуры семейские, разработавши всю принадлежащую им землю, снимают участки за 70 и более верст у православных и бурят. Они делали уже разведки по Хилку выше Тарбагатая, где теперь только жалкие кочевья, и нет никакого сомнения, что эта пустыня быстро заселится и возделается ими, если только допустит их правительство, а для правительства конечно заключается в этом интерес: тогда бы ему нечего было заботиться о проложении новых прямых трактов из этих мест через Ингоду к Чите, на что до сих пор потрачено уже много труда и забот.

При такой силе семейские, принимая в себя чужие элементы, ассимилировали их в себе; тогда как слабо православное население, принимая к себе разного рода посельщиков, с одной стороны пополнялось ими, а с другой задерживалось в развитии собственных сил. Эти посельщики большей частью люди бессемейные, не привыкшие к труду или отвыкшие от него, часто устарелые и увечные, разрушенные физически и нравственно, могли служить только бременем, а не помощниками. Они по неволе делались паразитами бедного православного населения, которое от того значительно страдало и уже конечно не могло выдержать ни малейшей борьбы с семейскими, а должно было во всем уступать. Там, где православное население успело окрепнуть, оно уже менее страдает от разного сброда, навязываемого ему, и, научившись от части у семейских, с успехом борется с своими учителями, напр. в Мухор-Шибири, где большая половина православных; и эта половина богаче семейских. Но в начале было им плохо: администрация воздвигала иногда гонения на семейских и ничего не могла сделать, как только поселяла вражду между ними и православными; православным в тоже время не давала никакой помощи и только их бременила.

Огромное культурное значение семейских в Забайкалье сознается всеми; но роль их еще не кончена: много еще пустынь есть в Забайкалье, которые нуждаются в них; нужно только воспользоваться ими, т.е. иначе говоря, нужно им дать больше свободы; они не треуют даже покровительства.

Кроме того, они, как мы заметили, имели благодетельное влияние на остальное население. Прискорбно только встречать в них отпор просвещенью; а это может быть побеждено только тогда, когда они вполне уровняются в правах с православными, когда на них перестанут смотреть как на бурят, и действовать на них через духовных миссионеров, которые часто увлекаются в своей религиозной ревности до того, что относятся к ним хуже, чем к бурятам. Замечательно, что больше успеха между ними имеют те миссионеры, которые не делают ни малейшего различия между ними и православными, относятся к ним с полнейшим уважением и по видимому вовсе не заботятся об их обращении.

Опубликовано в сентябре 1872 года.

Этнографические исследования в Забайкальской области П.А. Ровинского. Часть 1.